Колин Маккалоу - Неприкрытая жестокость
Бордовыми чернилами Хелен писала: «Они сделали это! В 1968 году мы более осведомлены о способности ребенка совершить убийство, но в 1945-м люди умерли бы от ужаса при одной мысли о подобном. Я думаю, что, скрыв имена личностей, имела право посоветоваться с Куртом. Он полностью согласился с моими выводами. Я на всякий случай, дабы вы не беспокоились, капитан, сделала убийцей одного ребенка. Признаюсь, рассказала это, чтобы вывести Курта из себя — он всегда такой холодный, собранный и спокойный. Извините, сэр».
Улыбаясь, Кармайн отложил тетрадь. Она неисправима! Но Хелен встречалась с Куртом месяцев восемь-девять, а никто лучше Кармайна не знал, что каждому человеку нужно кому-то довериться. Согласно ее представлениям, Курт идеально для этого подходил — он не имел отношения к ее работе и готов был принять ее сторону. Чего еще можно желать? Так думал Кармайн, а перед глазами у него стоял образ Дездемоны.
Он двинулся дальше — черные, синие, красные, зеленые записи, а еще бордового цвета, выражающие ее глубоко личный взгляд на проходящий через нее поток информации.
Временами попадались несколько непочтительные высказывания о ее отце — конечно же, бордовым цветом. Имелся один познавательный комментарий и о ее пребывающей слегка не в себе матери, которая видела трех призраков в гостиной Университета Чабба у камина. Однако не этот факт заставил Хелен внести описание в свою тетрадь-дневник, а то, что все призраки, облаченные в парики и туфли с пряжками, перестали играть в какую-то древнюю карточную игру и в ужасе уставились на Анджелу Макинтош. «Привидение! Вы ее видите?» — спросил один из призраков. Потом все трое исчезли. Комментарий, написанный Хелен сначала красным цветом, но потом переправленный на бордовый, был такой: «Мама снова всех поразила. Никто не спасся».
«Что мне теперь делать? — спрашивал себя Кармайн в три часа утра, когда все просмотрел. — Ее комментарии чрезвычайно интересны, она даже не представляет насколько. А неожиданные маленькие истории о родителях, Курте и Аманде Уорбертон просто великолепны!»
Дездемона не спала и смотрела телевизор, который стоял на комоде в их спальне; когда муж не приходил домой ночевать, ее обычно мучила бессонница. Даже зная, что он в безопасности — в другом случае ей тут же доложили бы, — она все равно не могла избавиться от страха.
— Ты сделал все, что собирался? — спросила она садясь.
— Да. Мне нужно было взглянуть на все в перспективе и с разных точек зрения. — Кармайн бросил свою одежду на спинку стула, от усталости не в состоянии убрать ее как следует.
— И ты знаешь, кто главный злодей?
— Да. Практически уверен. — Он забрался в кровать и прижался к жене. — Одна проблема — у меня нет никаких доказательств.
— Мне нравятся твои волосы, — сказала Дездемона, теребя их пальцами. — Мои такие тонкие.
— Не те гены, моя высокая английская мышка. — Он поцеловал ее в шею. — Надеюсь, ты не сильно жаждешь заняться любовью. Я не в силах.
— Да и я тоже. Я просто рада, что ты наконец увидел свет в конце тоннеля. Ты уверен, что нет никаких доказательств?
— Абсолютно.
— Ты скажешь о своих подозрениях кому-нибудь еще?
— Не сейчас. На работе столько различных осложнений, столько задетого самолюбия… — пробормотал он.
— Верно. Сейчас атмосферу в вашем подразделении нельзя назвать счастливой. — И бодро добавила: — Ты ведешь расследование, и не важно, кто еще пытается вмешаться и каким местом при этом думает. — Она тихонько засмеялась.
Он с трудом открыл глаза.
— Я так рад, Дездемона, что тебе убийца не угрожает, — невнятно произнес он.
Она снова схватила его за волосы, но на сей раз больно.
— Кармайн! Не искушай судьбу! Возьми свои слова обратно, или скрести пальцы, или… или… ну что-нибудь!
— Я скрестил пальцы, — пробормотал он и тотчас заснул.
Хорошо, что она может оставить пока телевизор включенным; так она быстрее захочет спать. Повернувшись, Дездемона посмотрела на лицо мужа, освещаемое тусклым мерцающим светом включенного экрана. Тревожные морщины разгладились, оно было спокойным. Как ужасно, что ей придется будить его уже через четыре часа. «Он безумно разозлится, если я дам ему поспать побольше, но мне все равно. Конец света не наступит, если он в восемь утра не будет сидеть за своим несчастным рабочим столом. Так и скажу завтра Делии. Что бы я без нее делала?»
— Я прорабатываю нашу стратегию, дорогой братец, — сказал Горди, размахивая толстой художественной кистью, с которой полетели брызги багрового цвета.
— Расскажи!
— Если правильно распределить кровь, мы станем свидетелями бойни.
Роберт отвернулся от пишущей машинки; раздражение на его лице как в зеркале отразилось на лице брата, и он визгливо рассмеялся.
— Горди, твое лицо совершенно! Мы достигли в сходстве такого мастерства, что нам даже не надо быть в одной комнате.
— Не продолжить ли нам рифмовать дальше?
— Почему нет? Мм… бойня… Рифмуется с тройня, ловить ее, купить ее, схватить ее, делить ее…
— Все, все, достаточно!
— Весь кайф испортил! Шутки в сторону, Горди, я хочу видеть твой набросок. Что-то новое, совершенно иное — новейшая концепция убийства. Почему бы нам не сделать больше?
— Аманде это понравится?
— Мне все равно, близняшка-милашка, — ответил Роберт хихикая. — Она — наша тетя, мелкая рыбешка.
— Не забудь, нам еще нужен капитан Дельмонико, чтобы выудить крупную рыбешку, Робби. Ему понравится кровь?
Роберт вскочил на ноги и в элегантном пируэте пересек черно-белый ковер; на полпути к нему присоединился Гордон, и они закончили свой танец одновременным антраша.
— Мы не утратили наших балетных навыков! — воскликнул Гордон. — Вот тебе рифма посложнее: баклажан.
— Марципан. Никогда не виден нам. Истукан. Шибко непонятен нам. Капитан. Завлекает нас в дурман.
Проказливое лицо осветила лукавая улыбка.
— Додо?
— Смешно. Нет-нет. Решено. Без бед.
— Радость моя, ты великолепен! — Гордон пошел обратно на свое рабочее место. — Мы доведем дело до конца, Робби, верно?
— Да, Горди, доведем. Я тебе обещаю.
— Я не могу, Хэнк, — с сожалением сказала Аманда Уорбертон. — Мне очень дорога твоя дружба, но я никогда не задумывалась о других отношениях. Моя любовь умерла давным-давно, а оставшиеся шрамы дают о себе знать до сих пор. — Аманда с жалостью смотрела на Хэнка, в ее глазах стояли слезы. — Пожалуйста, пойми! Это невозможно, но не из-за тебя. Я хотела бы сохранить нашу дружбу, если ты не сочтешь это оскорбительным.
Первой реакцией Хэнка на отказ было огромное облегчение от того, что он не встал на колени, делая предложение; ему хотелось так сделать, но что-то удержало — возможно, подсознательно он предчувствовал отказ. Поэтому он просто откинулся на спинку кресла, выпустил ее руки, вздохнул и доблестно попытался улыбнуться.
— Нет, я не оскорблен и буду рад остаться твоим другом. Забудем о сегодняшнем разговоре. Я никогда больше не вернусь к этой теме, даже взглядом не намекну, если только ты сама не захочешь. — Он сделал глубокий вдох и снова улыбнулся, на сей раз гораздо искреннее: — С тобой не соскучишься, Аманда. Я ни за что не отказался бы от наших ужинов, настольных игр и времени, проведенного с Марсией и твоими питомцами. Хорошо?
— Да, Хэнк, конечно! Но сегодня… ты не хочешь отменить наш ужин?
— Бог ты мой, почему? «Горшочек лобстеров», «У Сола», «Морская пена» или «У Джерри»? Выбирай! — сказал он, полностью придя в себя.
— Лучше в «Горшочек лобстеров». Ты не против, если мы потом заедем в «Басквош-молл»? Прямо перед моим уходом пришла новая партия товара от «Оррефорс», и я хотела бы его распаковать. Я оставила там свою машину и прошлась домой пешком, так что тебе нужно будет только меня подвезти до торгового центра.
— Не только. Я помогу тебе все распаковать.
На том они и договорились.
«Как причудлива бывает жизнь», — думал Хэнк, когда они усаживались за свой столик; он заказал жареную треску, она — краба в мягком панцире, и оба остановились на салате, заправленном уксусом с пряностями и прованским маслом. Их разговор на сей раз протекал чуть напряженнее, но Хэнк держался молодцом, и к моменту их ухода из ресторана Аманда полностью расслабилась, выпив на один бокал больше, чем обычно.
Он ругал себя за то, что попытался сдвинуть их отношения на новый уровень, хотя здравомыслие подсказывало: он просто выбрал неподходящий момент. Надежда действительно умирает последней. Когда они добрались до задней двери «Стеклянного мишки Тедди», Хэнк уже верил, что когда-нибудь в будущем она переменит свое решение. Женщины всегда меняют решения, особенно если поклонник проявил свои чувства и находится рядом в качестве друга. Как называют таких мужчин? Дамский угодник. «Образованность, — размышлял он, поворачивая ключ в замке, — это замечательное качество».
