Джордж Грин - Воронье
Нелл застонала от удовольствия.
Они покончили с булочками и прибрали стол. И сели играть в покер, семь партий — как обычно днем по четвергам.
У каждой из них был свой мешочек, наполненный монетами и валютой разных стран. Румынские монеты по десять бани шли по квотеру. Китайские юани с дыркой в середине ценились в пятьдесят центов. Эрзац-доллар Конфедерации стоил один дайм. Но игра шла всерьез. Если Нелл считала, что одерживает верх, или хотела запугать вас, она ставила на кон настоящие доллары — пять, или десять, или даже двадцать, — и приходилось принимать ее вызов. Если Нелл ловила на том, что вы уклоняетесь от борьбы, она мрачнела, испепеляла вас взглядом и даже могла пораньше отослать домой.
Но пока вы сопротивлялись, проиграть не могли. Если даже Тара спускала за вечер шестьдесят или сто долларов, все они возвращались к ней. Когда она получала очередной счет за учебу, она видела волшебную печать «ОПЛАЧЕНО». И когда в следующий раз приходила к Нелл, видела, что ее мешочек снова полон до краев — новыми и даже какими-то странными монетами.
Сегодня днем бабушка была на волне удачи. Тара выложила стрит, но Нелл покрыла его фулл-хаусом. Тара сделала еще одну попытку, но Нелл пустила ее ко дну. Вот такой день выпал.
Нелл откровенно веселилась.
— Бедный, несчастный ребенок, — хмыкнула она.
Когда она играла, карты так и летали у нее меж пальцев.
Кот Гораций Шакал вспрыгнул ей на колени, но она, не глядя, отмахнулась от него и заорала на Тару:
— Ставь! Твоя очередь! Ставь или убирайся!
Все четыре карты Нелл были черви. Выиграв, она показала и остальные: все черви. Семь из них.
— Сплошная кровь! — Нелл уже была под кайфом. — Напомни мне о прогулке в выпускной вечер.
— Так что у вас случилось вечером на прогулке, дорогая бабушка?
Нелл фыркнула.
— Ну, я с приятелем поехали в его машине, чтобы расслабиться. А я была так пьяна и на заднем сиденье было так темно, что я и не поняла, как у меня начались месячные.
— О господи!
— Вот это верно. Мы открыли дверцу, зажгли свет, и вокруг была такая картина, словно тут побывала семейка Мэнсона. Дикий бардак. Единственный момент в жизни, когда я потеряла дар речи.
Она сморкалась раз за разом, как ребенок, высунув кончик языка между зубами.
— А кто был вашим приятелем? Дедушка Билл? — спросила Тара.
— Не-а, я тогда даже не встречалась с Биллом. Просто какой-то местный оболтус, деревенщина. — Она потянулась к картам, все еще пребывая в своих воспоминаниях. — На самом деле ты знаешь его. Догадываешься, кто это был? Баррис Джонс.
— Этот старый коп? — уточнила Тара. — Тот, кто ходит в нашу церковь?
— Ручаюсь, он там высматривает девчушек. Ставлю пятьдесят центов.
— Ты встречалась с ним, с Деппити Дагом?
— Ну, было.
— Так что же случилось?
— О господи. Может, надоел?
— Или кровь на него так подействовала?
— Да вряд ли. Он всегда сходил по мне с ума. Так ты ходишь?
Тара сделала заявку. Карты пошли одна за другой, касса росла, и вскоре у Тары был набор из короля, королевы, валета и десятки. Раскладка выглядела красиво, хотя ничего собой не представляла, но мысли о джекпоте и истории Нелл придали ей легкомыслия, и она решила бросить вызов.
Она объявила, что играет на все: двенадцать долларов.
Она не блефовала. Блефовать против Нелл было самоубийством. Но она подумала: «Как знать, с Клио же у меня получалось. Может, способность идти на блеф — еще один дар джекпота».
— Посмотри на меня, ребенок, — приказала Нелл.
Встретить ее взгляд — это все, что тебе надо сделать. Так же как с Клио. Хотя нет, куда жестче, чем с Клио, но спокойно. У тебя получится. Только смотри не мигая и помни: с джекпотом все получится.
Но взгляд Нелл был слишком прожигающим.
Тара на мгновение отвела глаза. Она тут же снова уставилась на Нелл, но было уже слишком поздно. Нелл приняла ее ставку и подняла свою. Тара признала, что поймана на месте, и сдалась, и Нелл запустила руку в ее копилку.
— Неужели ты еще не поняла, что я ловлю тебя каждый раз?
Тара засмеялась:
— Я тут же забываю.
— А вот сейчас могу сказать, что у тебя есть какие-то хорошие новости, о которых ты мне не рассказала. Я чувствую, как они прут из тебя. Почему бы тебе не выложить их бабушке?
— Неужели это так легко увидеть во мне?
— Ага. Ты сияешь улыбкой, как фонарь из тыквы. Ты влюбилась?
— Угу.
— В кого-то в школе?
— Угу.
— И что дальше?
— Хочешь догадаться?
— Нет, не хочу, — призналась Нелл. — Нет никакого смыла в угадывании. Если я угадаю правильно, ты будешь разочарована, что не смогла сама раскрыть мне свой секрет. Угадаю неправильно — обе мы будем огорчены, что моя догадка неверна. Так что давай выкладывай.
— Правда? Просто вот так?..
Тара не могла припомнить более приятный момент в жизни, и она не хотела терять его. Но Нелл стала терять терпение.
— О'кей. Но только не спрашивай меня, не разыгрываю ли я тебя. Я не разыгрываю. И не спрашивай меня, не ошибаюсь ли я. Тут нет ошибки.
— Вот как. И что, большой кусок?
— Достаточно.
— Что ж, выкладывай.
— О'кей. — Тара набрала воздуха в грудь и приготовилась рассказывать. Но тут Гораций Шакал, ее любимый кот, вспрыгнул ей на колени, свернулся клубочком и заснул. Тара почесала его за ушами, пожала печами и тихо сказала: — Мы выиграли джекпот.
— Джекпот?
— «Макс-Миллион».
— Ты шутишь?
— Нелл, ты же обещала.
— Ошибки быть не может?
— Бабушка…
— Как много? Хороший кусок?
— Да.
— Тысячи?
— Больше.
— Больше, чем тысячи?
— Немного больше. Да.
— Но не сто тысяч.
— Даже еще больше.
— Стоп, — сказала Нелл. — Ты не имеешь права врать мне.
— Я знаю.
— И ты говоришь мне правду?
— Да.
— Миллион? — тонким птичьим голосом попыталась предположить Нелл.
— Немного больше.
— О младенец Иисус!
— Ага.
— Так расскажи мне, дитя!
— Хорошо. Готова?
— Да.
— Триста восемнадцать миллионов долларов.
— Ясно. О господи!
— И я только что слышала по радио, что победитель только один. Так что делить не придется — все наше. Но поскольку мы должны получить всю сумму, она будет меньше. И еще налоги. Так что мы можем рассчитывать только на сто двадцать с чем-то миллионов.
— Сто двадцать с чем-то… миллионов.
— Угу.
— И ты в самом деле пытаешься убедить меня, что вы притащите домой сто двадцать миллионов долларов?
— Примерно.
— И Митч больше не будет таскать принтер по всему графству?
Тара помотала головой.
— И ты сможешь получить свою степень?
— Если захочу. Может, я просто куплю свой колледж.
— И я буду выступать, как королева Мария Румынская.
— Ты и так выступаешь, как она, дорогая бабушка.
Они так неудержимо расхохотались, что Нелл пролила свое вино, а кошки испуганно расползлись по углам комнаты.
Нелл взяла бутылку, чтобы долить их стаканы, но та оказалась пуста.
— Черт побери, мы должны отметить это событие. У меня есть каберне.
— Я больше не могу пить, — сказала Тара. — Мне надо ехать домой.
— Нет, ты останешься. И поднимешь бокал со старой Нелл. Я позвоню Вилли; он отвезет тебя домой.
Она открыла бутылку каберне.
Нелл могла быть властной. Могла быть раздражительной и мрачной. Вкусы у нее были самые разнообразные: она в равной мере любила и оперу по субботам, и свою поющую рыбу из магазинчика «Все за доллар». Когда она была замужем, у нее было несколько любовных историй; она слишком много пила; дом у нее был не прибран и благоухал кошачьей мочой. Она могла холодно относиться к тем, кого любила. Порой она бывала неприветлива и к Таре. Но в глазах Тары она была само совершенство, со сверхъестественной мудростью и проницательностью. И Тара наглядно убедилась в этом, когда Нелл, подняв свой стакан, предложила не тост, а задала короткий вопрос:
— Ты боишься, дорогая?
— Боюсь? Чего именно?
— Ты не боишься всех этих денег?
— Ох… А я должна, верно?
— Не знаю. Но все говорят, что внезапно свалившееся богатство может разрушить твою жизнь.
— Так ты боишься, Нелл?
— Нет, мэм.
— Значит, я тоже ничего не боюсь.
— Мы должны все отрицать.
— Я так и думаю, — засмеялась Тара.
— Я думаю, что это великолепно — быть королевой Марией Румынской! Давай выпьем за опровержение. Давай выпьем за Румынию. Давай купим Румынию! О, святые жулики!
РОМЕО проснулся в комнате мотеля. Шон, приникнув к экрану, продолжал сидеть за маленьким столом, и его спина была залита потом. Ромео заметил, что тот рассматривает изображение какой-то девушки. О порнографии тут не было и речи; девушка даже не была обнаженной. Но он смотрел на нее так, словно она голая.
