Майкл Бернс - Чума в раю (в сокращении)
— Погоди-ка, — сказал Мясо. Он потянул на себя джойстик, одновременно нажав большим пальцем на одну из кнопок управления. Тут же появилось изображение — яркое и четкое.
Сразу же за засыпанным входом начинались гладкие параллельные стены, разделенные примерно двухметровым пространством, которые, казалось, сужались, уходя в темноту.
Джейсон рассмотрел картинку и не увидел никаких признаков какой-либо деятельности.
— Хорошо, Кэмел, продолжай движение… плавно и не спеша.
— Слышно что-нибудь? — спросил Джейсон.
— Ничего, — ответил Мясо. — Там тихо. Совсем тихо.
Еще через несколько метров Мясо заметил что-то на стенах.
— Эй, вы видели?
— Притормози, — сказал Джейсон Кэмелу.
— В чем дело? — спросил он у Мяса.
— Что-то на левой стене. — Он подвигал джойстик, чтобы изменить угол обзора, затем увеличил фокусное расстояние, чтобы получить более развернутую картину. — Похоже на фреску.
Когда изображение обрело четкость, Джейсон был поражен тем, что увидел: вся левая стена была покрыта прекрасно сохранившимися барельефами, рассказывавшими какую-то историю. В центре находилась фигура красивой женщины, державшей цилиндрический предмет, от которого исходили волнистые линии. Вокруг нее собрались мужчины и женщины, подносившие дары и еду. Была даже группа, преклонившая колена как будто в молитве. Под ее ногами был изображен повторяющийся спиральный узор, напоминавший раковину наутилуса.
— Хазо, взгляни-ка на это.
Хазо нахмурился. Секунд через десять он покачал головой:
— Не знаю… но эта розетка, вот здесь? — Он указал на браслет на запястье женщины. — Это означает, что она как бог или, как бы это получше сказать…
— Божественная? — предложил Джейсон.
— Да, божественная. Это означает божественность.
— Таким образом, она богиня. То есть это религиозная картина?
— Полагаю, да. Но не христианская. И мусульмане никогда не допустили бы таких изображений. Для них они богохульны.
Указывая на спиральные завитки, Джейсон спросил:
— Это, вероятно, означает реку?
— Мм, да. И я думаю, что вода в ней поднимается.
— А что у нее в руках?
— Возможно, какой-то контейнер. Эти линии… — Хазо наклонил голову набок, пытаясь понять их значение. — Может быть, свет?
— Или какое-то излучение.
Мясо бросил на Джейсона удивленный взгляд:
— Что-то вроде магии?
Джейсон пожал плечами.
— Ладно, давайте все задокументируем. Мясо, сделай несколько снимков, затем продолжай двигать камеру вдоль этой стены.
— Понятно, — сказал Мясо.
В течение следующих десяти минут Кэмел пропихивал кабель через трубу, двигая камеру все глубже и глубже в туннель. Изображения на левой стене становились все более и более тревожащими. С каждым «кадром» спиральные завитки увеличивались, подтвердив правильность более раннего предположения Хазо, что они изображали потоки прибывающей воды. На картинах появились тела людей и животных, уносимых наводнением.
Самым страшным, однако, было описание истории женщины. Ее приверженцы явно изменили свое к ней отношение, потому что заключительные кадры показывали, как мужчины, связав и угрожая ей копьями, уводят ее в горы. На последней картине было изображено усекновение головы женщины.
После картин стена была сверху донизу покрыта клиновидными письменами, расположенными аккуратными строками. Джейсон спросил у Хазо, что они могут означать.
На сей раз Хазо ответил быстро:
— Похоже на очень древний алфавит. Возможно, из Шумера.
— Что это — Шумер? — спросил Мясо.
— Южный регион Древнего Ирака, — сказал ему Джейсон.
— Так что же это за место? — спросил Мясо. — Один из старых бункеров Саддама?
Джейсон покачал головой.
— Мы видели много бункеров. Ничего похожего. — Он потер шею и бросил взгляд на остаток оптического кабеля. — Давайте продвинем камеру, насколько сможем. Может быть, нам попадется что-нибудь еще.
Гладкие стены прохода внезапно превратились в необработанный камень. Еще три метра, и камера приблизилась к развилке.
— Минутку… — сказал Мясо, прижав палец к динамику наушника. — Я что-то слышу.
Он ткнул пальцем в кнопку на клавиатуре, и звук пошел через динамики, встроенные в прибор. Сняв наушники, он усилил звук.
Сначала послышались отчетливые голоса, явно говорившие на каком-то арабском диалекте. Двое, возможно, трое мужчин, предположил Джейсон. Арабы еще не нашли выход.
— Они видят свет, — перевел Хазо. — Не знают, что делать.
Следом раздалось клацанье и щелканье металла.
— Возможно, нам лучше вытащить камеру… — начал Мясо.
На экране появился какой-то предмет. Его высунули из-за угла. Он блестел и подмигивал.
— Это зеркало? — сказал Джейсон.
— Должно быть, — сказал Мясо. — Надо вытаскивать камеру.
— Хорошая идея, — сказал Джейсон. — Давай, Кэмел, — сказал он громко, — вытаскивай ее.
Но, прежде чем Кэмел смог отреагировать, на экране прибора мелькнула тень — это один из арабов выскочил из-за угла и устремился к камере. В руках он сжимал камень размером с арбуз. Его испачканное в грязи лицо свело гримасой, когда он поднял камень высоко над головой и обрушил его на камеру. Последним изображением был снимок сандалий этого человека. Последним звуком был смачный удар, ухнувший из динамиков. Затем изображение пропало, и на экране осталась только рябь.
— Ай, — сказал Мясо, поеживаясь.
Кэмел начал вытаскивать гибкий кабель, а Джем сматывал его в аккуратные петли. Минуту спустя из трубы выскочил сплющенный наконечник, дымящийся и потрескивающий.
— По крайней мере мы знаем, что они все еще там, сержант, — сказал Джем.
— Ребята, — сказал Кэмел, всматриваясь в даль. Он сплюнул на землю табачную жвачку и указал на равнину.
В трех километрах от них военный конвой поднял в небо на фоне пылающего оранжевого заката огромное облако пыли. В небе выписывал замысловатые зигзаги вертолет UH-60 «блэк-хок».
— А вот и кавалерия, — проворчал Кэмел.
Рэндл Стоукс прошел к бару, взял с полки стакан и налил на два пальца очень дорогого односолодового виски. Он поднял стакан.
— За тебя, Фрэнк.
Всегда было больно, когда хороших людей — лояльных людей — приходилось приносить в жертву ради дела. Роселли был чрезвычайно ценным активом. Он отлично координировал проект в Ираке. Он набрал команду известных археологов и антропологов из разных стран мира и доставил их в самый центр района боевых действий, чтобы сделать возможным величайшее открытие в истории человечества.
Самым главным было блестящее умение Роселли обращаться с высокопоставленными представителями конгресса, ФБР и вооруженных сил, позволившее привлечь финансирование и технологическое ноу-хау. Заинтересованным лицам было известно лишь то, что все деньги были получены из военного бюджета на анонимные цели во имя национальной безопасности.
Стоукс и Роселли были вместе с самого начала: с тех самых двенадцати недель в учебном лагере морских пехотинцев в Пэррис-Айленд. Затем они стояли плечом к плечу на церемонии вручения петличных знаков — орла, глобуса и якоря — в Школе специальных операций морской пехоты. Лучшие друзья. Братья.
Роселли был стойким парнем, который никогда не сдавался. Он даже как-то спас Стоуксу жизнь, заколов штыком иракского солдата, который попытался напасть на него с ножом.
Теперь Стоукс отплатил за это, заперев Роселли в комнате без воздуха. Он допил виски.
Стоукс напомнил себе, что ничто не может помешать успеху миссии. На кон было поставлено слишком много. Теперь появился новый передний край — новое поле битвы.
— Это к лучшему, — сказал сзади успокоительный голос.
Пораженный, Стоукс крутнулся на своем стуле.
В комнате никого не было.
Когда Он явит Себя?
— Да, это к лучшему, — согласился Стоукс. — Работа Фрэнка была чрезвычайно важна… но он не понимал величия цели, к которой мы стремимся.
— Немногие понимают это, сын Мой.
Глаза Стоукса бегали взад и вперед, пытаясь узреть явление.
— Они нашли пещеру. Ты знаешь об этом, конечно. Это подвергнет опасности нашу работу?
— Имей веру. Все идет свои чередом.
— А когда я узнаю, что все началось?
— А все уже началось. Разве ты не видишь знаков?
Случайностей не бывает, подумал Стоукс.
— Да, я вижу знаки. А Вознесение? Когда оно придет?
Ответа не было.
Глава третья
Агент «Глобальной безопасности» Томас Флаэрти свернул на своем «крайслере-конкорде» 1995 года выпуска с Хантингтон-авеню на Мьюзиум-роуд. Рекламные полотнища, развешанные вдоль неоклассического гранитного здания музея, были присыпаны снегом, но слова «Сокровища Месопотамии, 4 сентября — 21 января» разобрать было достаточно просто.
