Роберт Ладлэм - Ультиматум Борна
— Бог мой, мы платим по шестьсот долларов в день…
— За нами-то никто не охотится…
— Черт, со следующей недели снова придется торчать в отделе закупок, так что надо ловить момент…
— Не бойся, Ширли, они не будут упоминать наших имен — они мне обещали …
Под палящим и неподвижным полуденным солнцем маленький грязный заговор на обширных карибских просторах как-то потерялся, и с каждым следующим глотком «Bain de Soleil» или рома смерть отступала все дальше. Несмотря на то, что прежнее настроение полностью вернуть было невозможно, сине-зеленые волны по-прежнему набегали на пляж, маня редких купальщиков войти в воду, околдовывая их тела прохладным текучим ритмом непреходящего океана. На остров Транквилити вернулось относительное спокойствие.
— Вон там! — закричал герой Франции.
– Где? — закричал в ответ Борн.
— Четыре священника. Идут шеренгой по аллее.
— Они черные.
— Цвет кожи не имеет значения.
— Он был священником. Когда я видел его в Париже, в церкви Нейл-сюр-Сьен.
Фонтейн опустил бинокль и посмотрел на Джейсона.
— В церкви Святого Причастия? — тихо спросил он.
— Я не помню… Который из них он?
— Вы видели его в одеждах священника?
— А этот сукин сын видел меня . И он знал, что я знал , что это был он. Который из них?
— Его там нет, мсье, — ответил Жан-Пьер, медленно поднося бинокль к глазам. — Это еще одна carte de visite . Карлос все предвидит; он любит геометрию. К нему не добраться по прямой линии, только через стороны и переходя с уровня на уровень.
— Звучит, как чертова восточная мудрость.
— Значит, вы все понимаете. Ему пришло в голову, что на этой вилле вас может и не быть, а если это так, он хочет, чтобы вы знали, что ему все известно.
— Как в Нейл-сюр-Сьен…
— Нет, не совсем. Сейчас у него нет полной уверенности. А в церкви Святого Причастия она у него была.
— И что мне делать?
— А как думает Хамелеон?
— Самым очевидным решением будет ничего не предпринимать, — произнес Борн, глядя на творящееся внизу. — Его это не устроит, потому что его неуверенность слишком велика. Он скажет себе: «Он слишком для этого умен. Я мог бы взорвать его ракетой вместе с виллой, значит он где-то еще».
— Думаю, вы правы.
Джейсон нагнулся и взял с подоконника ручную рацию. Он нажал кнопку и вызвал:
— Джонни?
— Да?
— Видишь тех четырех черномазых священников на дороге?
— Да.
— Пошли охранника, пусть их остановит и приведет в вестибюль. Пусть скажет, что их желает видеть владелец гостиницы.
— Эй, они не собираются заходить на виллу, они просто идут мимо и молятся за тех несчастных, кто внутри. Викарий позвонил мне из города, и я дал разрешение. Дэвид, это свои.
— Черта с два, — возразил Джейсон Борн. — Делай, как я говорю.
Хамелеон повернулся на стуле и оглядел кладовку. Он соскочил со своего места и прошел к комоду с зеркалом. Выхватил из-за пояса пистолет, разбил зеркало, поднял осколок и отнес его Фонтейну. — Через пять минут после моего ухода начинайте время от времени сигналить через окно.
— Мсье, лучше я буду делать это со стороны окна.
— Хорошая мысль, — Джейсон позволил себе мимолетную улыбку. — Я так и думал, что ничего не придется объяснять дополнительно.
— А вы что собираетесь делать?
— То же, что и он. Превращусь в туриста на острове Монтсеррат, беспечного «постояльца» «Транквилити Инн». — Борн снова потянулся за рацией; взял ее, нажал на кнопку и начал отдавать приказы. — Отправляйся вниз, в магазин мужской одежды, и принеси мне три разных рубашки, пару сандалий, две или три соломенных шляпы с большими полями и серые или черные шорты. Потом пошли кого-нибудь в магазин спортивного снаряжения за мотком лески, рассчитанной на вес в сотню фунтов, складным ножом — и парой сигнальных патронов. Жду тебя у лестницы. Поторапливайся.
— Значит, вы не прислушаетесь к моим словам, — сказал Фонтейн, опуская бинокль и глядя на Джейсона. — Monsieur Le Cameleon отправляется на работу.
— Да, он отправляется на работу, — подтвердил Борн, возвращая рацию на подоконник.
— Если вы или Шакал или оба будете убиты, могут погибнуть другие, совершенно невинные люди…
— Не из-за меня.
— Разве это важно? Разве важно для жертв или их семей, кто несет ответственность?
— Старина, не я выбирал обстоятельства, а они меня.
— Но вы можете их изменить.
— Как и он.
— У него нет совести…
– Кто бы говорил.
— Я принимаю упрек, но я потерял кое-что очень для меня ценное. Может быть, поэтому я вижу, что у вас совесть есть — у вашего второго я.
— Бойтесь этого лицемерного реформатора. — Джейсон направился к двери и украшенному перевязями военному мундиру, который висел на старой вешалке рядом с офицерской фуражкой. — Кроме всего прочего, он еще и зануда.
— А не лучше ли вам посмотреть, как будут задерживать священников? Чтобы принести вещи, которые вам нужны, Сен-Жаку понадобится какое-то время.
Борн остановился и оглянулся, холодно глядя на многословного француза. Он хотел уйти , скрыться от этого старого человека, старика , который так много говорит — и так много уже сказал! Но Фонтейн прав. Было бы глупо не посмотреть, что произойдет внизу. Неловкая, необычная реакция с чьей-нибудь стороны, быстрый, испуганный взгляд в сторону — это были незаметные, обычно неосознанные неверные движения, которые так часто указывали на скрытую струну, ведущую к детонатору взрывоопасной ловушки. Джейсон в тишине вернулся к окну, взял бинокль и поднес его к глазам.
Офицер в черно-красной форме полиции острова Монтсеррат приблизился к процессии из четырех священников; он очевидно в равной степени смущался и испытывал почтение — вежливо склонил голову и начал жестами указывать на стеклянные двери вестибюля; все четверо собрались вместе, чтобы его послушать. Взгляд Борна двигался в пределах видимого через бинокль, изучая выражение лица каждого черного монаха, быстро перебегая от одного к другому. Он тихо обратился к французу:
— Вы видите то же самое, что и я?
— Четвертый их них, который шел последним, — отозвался Фонтейн. — Он насторожился, а остальные нет. Он боится.
— Его подкупили.
— За тридцать сребреников, — ухмыльнулся француз. — Вы конечно же пойдете вниз и прикончите его.
— Конечно же, нет, — возразил Джейсон. — Он мне нужен именно там, где он сейчас. — Борн схватил с подоконника рацию. — Джонни?
— Да?.. Я в магазине. Буду через несколько минут…
— Ты знаешь этих священников?
— Только одного, который называет себя «викарием»; он регулярно приходит за подаянием. И они не совсем священники, Дэвид, они скорее «служители» религиозного ордена. Очень религиозного и очень местного.
— А викарий среди них?
— Да. Он всегда идет первым.
— Хорошо… Небольшое изменение плана. Отнеси одежду к себе в контору, потом пойди и встреть священников. Скажи им, что с ними хочет увидеться правительственный чиновник и сделать пожертвование в знак благодарности за их молитвы.
– Что?
— Потом все объясню. А теперь поторопись. Встретимся в вестибюле.
— Ты имеешь в виду мою контору, да? Не забывай, я еще принесу одежду.
— Они появятся позже — приблизительно через минуту, я уже успею вылезти из этой формы. У тебя там есть фотоаппарат?
— Три или четыре. Постояльцы их часто теряют…
— Сложи их вместе с одеждой, — перебил Джейсон. — Действуй!
Борн прикрепил было рацию к поясу, но передумал. Он отстегнул ее и отдал Фонтейну.
— Вот, держите. Я найду другую и буду на связи… Что там внизу?
— Наш насторожившийся святоша оглядывается, они уже подходят к дверям вестибюля. Похоже, теперь он всерьез напуган.
— Куда он смотрит? — спросил Борн, хватая бинокль.
— Это не поможет. Он смотрит во все стороны.
– Черт!
— Они уже у дверей.
— Я сейчас оденусь…
— Я вам помогу.
Старик француз встал со стула и пошел к вешалке. Он снял мундир и фуражку.
— Если вы собираетесь проделать то, что я думаю, старайтесь держаться поближе к стене и не оборачивайтесь. Помощник губернатора немного полнее вас, поэтому сзади мундир придется собрать в складки.
— А вы знаете, что делаете, не так ли? — заметил Борн, вытягивая руки, чтобы француз помог вдеть их в рукава мундира.
— Немецкие солдаты всегда были толще нас, особенно капралы и сержанты — ну, вы понимаете, сардельки и все такое. Так что приходилось идти на некоторые хитрости.
Неожиданно, как будто его подстрелили или с ним сделались судороги, Фонтейн вскрикнул и обежал Борна, встав перед его лицом.