Ричард Кондон - Маньчжурский кандидат
Реймонд закрыл чемодан. С тревогой размышляя о том, что Джози о нем подумает, если в аэропорту ей в руки попадет какая-нибудь из этих идиотских газетенок, он донес чемодан до дверей спальни. Распахнул двери, после чего последовал раунд перетягивания чемодана с Чанджином, в результате Реймонд отволок их обоих вниз по лестнице, в квадратное, выложенное плиткой фойе.
— Да хватит же, Чанджин! — Из-за того, что этот надутый коротышка вынудил его к себе обратиться, Реймонд еще больше разозлился.
Последовал громогласный спор.
Чанджин не хотел, чтобы Реймонд добирался до дома матери по железной дороге. Яростно доказывая свою позицию, он утверждал, что состоятельному человек из приличного общества не пристало толкаться в переполненном вагоне, да еще и с большим багажом. Реймонд возразил, что не намерен мириться с подобным нарушением субординации, и если Чанджин позволит себе еще хоть раз высказаться, то может отправляться паковать свой собственный картонный чемоданишко и убираться отсюда навсегда. Он сразу понял, что сморозил глупость: Чанджин не ночевал в его доме и чемодана тут, следовательно, не держал.
Слуга во всеуслышание заявил, что взял на себя смелость взять напрокат автомобиль, а также темно-синюю шоферскую униформу для себя — на пиджак мистер Шоу может взглянуть прямо сейчас, поскольку Чанджин в нем. Он сказал, что отвезет мистера Шоу в дом его матери и что поездка будет комфортной, соответствующей достоинству и положению мистера Шоу в обществе.
Для Реймонда все это было внове — наверное, такой же новой показалась бы идея телевидения изобретателю колеса. Реймонду, хоть он сам и не умел водить, машины всегда нравились, но возможность взять автомобиль напрокат никогда не приходила ему в голову. Он замер на месте, очарованный.
— Ты взял машину напрокат?
— Да, сэр, мистер Шоу.
— И какую же?
— Кадиллак.
— Прекрасно! Замечательно! Какого цвета?
— Металлик. Сиденья синие, французские. Кожаные. Кожа натуральная. Сзади радио.
— Отлично!
— К тому же налог за аренду не вычитается.
— Да? Это как?
— Об этом написано в буклете, он в машине, мистер Шоу. — Чанджин надел темно-синюю шоферскую кепку и забрал у прекратившего сопротивление Реймонда чемодан. — В дорогу, мистер Шоу? Уже семь. Впереди два часа езды.
— Я, видишь ли, не знаю точно, где этот дом. Они ведь его сняли. И не уверен, найдется ли там место для тебя.
— Найти место для себя — это мое дело. Вам не надо об этом думать. Вы едете и читаете газету. Размышляете о международном положении.
* * *Разодетый в соответствии с представлениями костюмера о гаучо, Реймонд спустился по лестнице — витой, сверкающей, с медными поручнями, в узорах из нержавеющей стали — в вестибюль, словно бы вытесанный из мраморной горы гномами из сказок братьев Гримм. Стены были обиты бронзовыми изображениями знаков Зодиака. Потрескивал скрытый неоновый свет, направляемый таким образом, чтобы привлекать внимание зрителя к порогу, на котором сенатор и миссис Айзелин приветствовали гостей. Более пожилые гости, из тех, что пожимали супругам Айзелин руки, принадлежали к числу последователей отца Кафлина; следующие, помоложе, кучковались вокруг Джеральда Л. К. Смита; и, наконец, самые молодые, экстремисты, оценивали Джонни в чистом и ясном свете непредвзятости. Члены клана сползлись из десяти тысяч богом забытых дыр Среднего Запада и неолитического Техаса, и по всему было видно, что патриотизм — отнюдь не последнее их прибежище. Одним словом, прекрасные образчики для антрополога, и со стороны матери Реймонда было большой ошибкой пригласить в подобное общество сенатора Джордана.
Джонни и Элли (так большинство гостей называли мать Реймонда) выглядели как настоящие фермеры, если бы только настоящие фермеры носили рабочую одежду от кутюрье. Мать Реймонда вычислила, что газетные снимки Джонни в таком наряде будут с большой благосклонностью восприняты в родном штате Айзелина, где все крупные состояния были сделаны на масле; избирателям будет приятно узнать, что Большой Джон никогда не забывает, откуда он родом. Во время взаимно тошнотворного приветствия, распахнув объятия Реймонду, мать шепнула ему на ухо, что самолет Джози вылетел из Сан-Хуана с опозданием, но что теперь она уже здесь, в соседнем доме. Она недавно звонила, сказала, что придет не позднее полуночи, а также взволнованно поинтересовалась, будет ли Реймонд. На какое-то мгновение голова у него закружилась.
— Взволнованно? Почему взволнованно? Может, она боится моего появления?
— Не будь психом, Реймонд! Думаешь, если бы не ты, Джорданы сюда вообще бы явились?
— Не называй меня психом.
— Пойди, что ли, выпей или прими транквизатор, — и добавила резко, обращаясь к мужу: — Реймонд порой становится таким занудой!
— Она просто шутит, — постарался сгладить высказывание жены Джонни. — Отлично выглядишь, дружок. Что это у тебя за костюм, датского лыжника?
— До чего же ты догадлив! — огрызнулся Реймонд и двинулся прочь.
Походя, с мрачным видом, он отвечал на приветствия, чувствуя, как сердце колотится с такой силой, словно вот-вот выпрыгнет из груди. По-прежнему избегая контакта с гостями, он пошел вдоль ярко освещенных некоммунистическими японскими светильниками широких газонов за домом, где среди полосатых тентов веселилась толпа. Неосвещенным остался лишь один газон у дома Джордана, и именно туда и потянуло Реймонда. Это был огороженный участок земли, и смотрелся он здесь так же странно и одиноко, как частная палуба на океанском лайнере. Не отводя взгляда от дома Джордана, Реймонд замер возле стены. Однако никакого движения в доме уловить не удавалось.
Раздосадованный такой неудачей и больше обычного негодуя на весь свет, он побрел обратно к дому Айзелинов, мимо белокурых приземистых Кармен, канзасских Борджиа, расстриг Ришелье и бизнесменов в костюмах пиратов. Многие нарядились в изящные, старинные мундиры Американского Легиона. Облаченные в экзотические наряды, эти ходячие предрассудки обменивались мнениями, взятыми напрокат у мистера Сокольского, мистера Лоуренса, мистера Пеглера и того очаровательного юноши из Йеля, который так проникновенно писал о человеке и Боге. Пытаясь не перебивать друг друга, играли три оркестра. Что касается музыки, то Айзелины позаботились обо всем — не хватало разве что балалайки. Имелся оркестр для высшего общества, три оркестрика «ча-комбо» и прямо-таки астрономическое количество щеголеватых русских скрипачей. Скрипачи, пиликая, как саранча, и, как саранча же, заполоняя дом, то выходили наружу, то возвращались и не только охотно принимали чаевые, но едва ли не обыскивали гостей, чтобы их получить. Реймонд остановился у одного из четырех баров и выпил полбокала шампанского. Отверг три предложения потанцевать с тремя молодыми дамами различной комплекции. Мать разыскала его в углу большого салона, за софой пастельного цвета. Над ним угрожающе нависали два творения Сальвадора Дали, великого каталонца.
— Посмотри на себя, ты выглядишь так, будто вот-вот развалишься, — сказала она ему. — Реймонд, прошу тебя, прими транквилизатор.
— И не подумаю.
— Почему?
— Ненавижу таблетки.
— Если бы ты знал, как жалко выглядишь. Впрочем, плевать. Она вот-вот будет здесь, через полчаса, самое большее. Боже, как болят ноги. Может, ускользнем на пару минут, пока не придут Джози с отцом? Посидим в библиотеке, выпьем холодного вина.
Реймонд в упор посмотрел на мать и впервые за много, много лет улыбнулся ей. А она подумала, что сын в эту минуту определенно красив. Почему — о, почему он так похож на ее отца? Реймонд, ее Реймонд, да он ведь просто вылитый папочка, ее милый, драгоценный папочка! Схватив Реймонда за руку, Элеонор повела его прочь. Выйдя из салона и направляясь в библиотеку, они миновали коридор, затем другой. Провожая их взглядом, одна гостья, обращаясь к другой, заметила, что эта парочка, похоже, хочет ускользнуть и заняться сама-знаешь-чем. За миссис Айзелин тянулся шлейф «Мадам Джоли» (мать Реймонда душилась этими духами, потому что где-то прочла, что это любимые духи Лолобриджиды), и остановилась она, лишь чтобы прихватить в баре бутылку вина да сказать дворецкому, где их искать.
Библиотека оказалась маленькой и приятной; там и вправду были книги. Четвертая, застекленная, стена выходила на огороженный темный участок перед домом Джози. Потирая руки, Реймонд смотрел на улицу — такой высокий, такой нелепо красивый в своих начищенных до блеска туфлях, брюках-клеш и широченной белой шелковой рубахе.
— Ты точно знаешь, что они приехали из аэропорта? — спросил он, разливая лимонно-желтое вино в бокалы для щербета.
— Я ведь уже сказала, — нахмурилась мать. — Джози мне позвонила. Из этого самого дома.
