Лоуренс Сандерс - Торговцы плотью
— Ты говоришь это не в первый раз, — грустно заметила она. — Ну… я пойду. Завтра тяжелый день. Спасибо, Питер. Неплохо повеселились, правда?
— Правда.
И вдруг она сказала:
— Не пропадай. Пока еще не пропадай.
Потом поцеловала меня в губы, круто повернулась и исчезла.
Я посидел несколько минут один в своей роскошной новой машине. Я в самом деле думал, что верну ее.
Глава 126
В начале февраля группа феминисток записалась на обед и деловую встречу в «Масленичном зале». Все прошло серьезно и спокойно. После окончания несколько участниц собрались в баре.
Войдя туда около половины одиннадцатого, я увидел, что часть из них все еще там. Там же находятся Антони Каннис и Михаэль Гелеско, оба в смокингах, оба противные.
На этот раз я вызвал в холл Гелеско.
— Послушайте, — со всей доступной мне сдержанностью начал я. — Я уже просил вашего приятеля не делать этого. Вы подрываете репутацию спокойного, достойного, надежного заведения.
— Да что мы такого сделали? — спросил Гелеско.
— Выставили себя дураками. Именно этим женщинам меньше всего на свете хочется иметь дело с парой приставучих болванов…
— Постой, Пит, — прервал он меня, — мы…
— Мое имя — Питер, — железным тоном произнес я.
— Конечно, — продолжал он, — Питер. Мы вроде бы владеем доброй долей этого заведения. А ты заявляешь, что нам нельзя являться сюда и присматривать за своей собственностью?
Таившейся в этих словах угрозы нельзя было не расслышать. Не считая себя трусом, признаю, что физическое насилие не входит в число моих излюбленных развлечений в свободное время. Марта называет меня мягким — это обидно, — я предпочитаю называть себя осмотрительным. В разумных пределах.
— Михаэль, — сказал я, — позвольте кое-что вам объяснить. Большинство наших членов — одинокие женщины, которые приходят сюда пообедать, выпить или лечь в постель, не желая бывать там, где к ним нахально пристают. Если они хотят выпить, позавтракать, пообедать и уйти домой — прекрасно. Если они хотят иметь «сцену» — пожалуйста. Они за все платят, рассчитывая, что за это с ними будут обращаться как с уважаемыми клиентами. Именно так мы пытаемся вести дело. Нам вовсе не улыбается, когда их в баре встречают чужие парни и начинают навязывать свое общество. Я говорил Антони, что когда наша клиентка захочет трахнуться, к ее услугам жеребец. Вы просто подрываете наш бизнес.
Гелеско глядел на меня.
— Заткни его себе в задницу, — самым теплым дружеским тоном сказал он, повернулся и зашагал в бар.
Глава 127
После нашего обеда у «Блотто» я не видел Артура Эндерса, и последнее, что слышал о нем, — сообщение Дженни о возможной постановке его пьесы. Меня не очень обрадовал его звонок. Переносить успехи друзей порой бывает нелегко.
Но я вошел в роль и поздравил его.
— Мне Дженни сказала, — сообщил я, надеясь, что ему неприятно будет узнать о наших встречах.
— Знаю, она говорила. Это еще окончательно не решено, Питер. Но если они одобрят, продюсер обещает летом премьеру.
— Дай Бог, — сказал я. — И не забудь для меня два стоячих места в проходе. Как Дженни?
— Господи, да прекрасно! — с теплым чувством прокричал он. — Что за женщина!
— Да, — сказал я.
— Вот чего я звоню, Питер, ты Кинга Хейеса давно видел?
— Кинга? Давно. Он больше не с нами. Уж месяца два.
— Знаю. Он мне рассказывал. А известия от него есть?
— Нет. А что? Случилось что-нибудь?
— Ну… — В его голосе слышалась озабоченность. — Тебе известно, что он жил с женщиной по имени Луэлла?
— Известно.
— Так вот, он явился к «Блотто» с неделю назад и сказал, что порвал с ней. Боже, вид у него был ужасный! Практически законченный пропойца.
— «Манишевичем» не сопьешься.
— А он перешел на джин. Я хочу сказать, он был весь грязный, небритый и не держался на ногах. Его оттуда выкинули и велели больше не появляться.
— Выкинули из «Блотто»? Господи, звучит так же невероятно, как не пустили в «Макдональдс».
— Ну, я пристроил его обратно в тот вшивый отель на Бродвее. С тех пор заходил пару раз, знаешь, думал, может, дать ему пару баксов. И не нашел. Так от него ничего нет?
— Ни слова.
— Ума не приложу, что делать, — волновался Артур. — Такой замечательный парень. Не хочется, чтоб он стал бродягой.
— Артур, ты не несешь за него ответственности.
— Питер, — изумился он, — да ведь он наш друг. Мы просто не можем позволить ему окончательно спиться.
Я набрал в грудь воздуху.
— Кинг должен сам решать свои проблемы.
— Да Боже мой, Питер, по крайней мере мы можем помочь ему с деньгами! Дать ему знать, что мы беспокоимся. Ведь это уже кое-что, правда?
— Наверно, Артур.
— Ну, попытаюсь его поймать. Если объявится, дай знать.
— Конечно. И желаю удачи с пьесой, Артур. Как она называется?
— «Солнце на закате».
— Уверен в грандиозном успехе, — соврал я.
Я был угнетен этим разговором. И расстроила меня не столько судьба Кинга, сколько реакция Артура.
Неужели я утратил такое простое свойство, как милосердие? Мне не хотелось так думать. Я решил отныне быть добрее, отзывчивее — ко всем. Как Льюис Стоун в «Энди Харди».[34]
Вот роль, которую я мог бы сыграть.
Глава 128
Конторка Марты на первом этаже была меньше нашего с Янсом офиса, но уютней, с зеленью и несколькими слоновыми статуэтками, принесенными ею из дома. Меня позабавило, что она расставила их так, чтобы задранные хоботы указывали на дверь — к счастью.
Когда я вошел, она сидела за столом, читая передовицу в «Нью-Йорк таймс». Увидев меня, поспешно свернула и отложила газету. Напрасно: я уже читал статью, которую она прятала.
На газетных страницах излагалось заявление Уилсона Боукера о том, что он намерен баллотироваться в губернаторы на платформе законности и порядка. Его программа включает восстановление смертной казни, ужесточение приговоров, строительство новых тюрем, укрепление полиции города и штата и принятие нового закона, по которому обвиняемые в уголовных преступлениях подростки должны представать перед тем же судом наравне со взрослыми.
К статье приложена фотография мистера и миссис Уилсон Боукер. Никаких сомнений, что это та женщина, к которой я ездил на Восемьдесят вторую улицу.
— Найдется минута, детка? — спросил я Марту.
— Конечно. Садись поближе.
Я уселся у стола. Она откинулась в своем вращающемся кресле.
— Марта, у меня проблемы с «Лорел» и «Харди».[35]
Между собой мы всегда называли Канниса и Гелеско: Лорел и Харди.
— В чем дело?
— Дело не только в том, что это не тот тип людей, которых хотелось бы видеть в этом доме, — сказал я, — но эти ублюдки взяли моду здесь клеиться. В следующий раз пойдут наверх в спальню. Марта, этому надо положить конец.
— Не могу не согласиться, — сказала она. — То-то мне однажды показалось, что в баре воняет сигарой. Ты уже говорил с ними?
— Дважды, — сказал я. — Фактически они послали меня в задницу.
— И что ты намерен делать?
— Я пойду к Октавию Цезарю, объясню ситуацию и попрошу приказать им не использовать это заведение в качестве дома свиданий. Они его послушаются. Согласна?
— Абсолютно, — сразу согласилась она. — Контрольный пакет у нас, как скажем, так и будет. Хочешь, я пойду с тобой?
— А ты хочешь?
— Нет, но если скажешь, пойду.
— Думаю, сам справлюсь. Я просто хочу знать, что ты разделяешь мое мнение.
— Как всегда, — заверила она.
Я собрался встать, но она удержала меня и раскрыла утренний выпуск «Таймс». Указывая на статью, спокойно спросила:
— Ты видел это, Питер?
— Да.
— Знаешь, кто он?
— Твой друг по играм и забавам?
Она кивнула.
— Я поняла, что ты увидишь фото его жены и сумеешь сложить два и два. Давно догадался?
— Прошлым летом.
— А почему мне ничего не сказал?
— Во-первых, — начал я, — это не мое дело. Кроме того, я подумал, что, если ты будешь знать, что я знаю, легче тебе не станет. Чем меньше людей знает, тем лучше, Марта.
— Конечно. Но я рада, что ты знаешь. Мне надо иметь возможность с кем-то поговорить. Я думала, справлюсь, но нет, не могу.
— Ты предлагала ему расстаться?
— Предлагала? Да я объявила, что ухожу. Он все плачет. Говорит, если я уйду, он бросит жену и детей. Или пустит себе пулю в лоб.
— Господи Иисусе! — воскликнул я. — Думаешь, может?
— Вполне, — грустно сказала она. — Он мне нравится, Питер, и дарит такие милые вещи. Я не хочу разбивать его жизнь.
— Похоже, он тебя попросту шантажирует, играя на чувствах.
— Возможно, — согласилась она. — Но я не знаю, как развязаться. Все бросить? Вернуться в Чикаго и начать сначала?