Лоуренс Сандерс - Торговцы плотью
Глава 121
Мы с Янси Барнетом приветствовали гостей, пропущенных обезьяноподобным швейцаром. Проверяли заказ, провожали в столовую, в бар или к маленькому лифту, который поднимал их наверх, в спальни. Янс работал с полудня до семи, после чего заступал я — до двух часов ночи. Каждую неделю мы меняли свой график.
Однажды днем, в ту первую лихорадочную неделю января, я сидел в офисе на первом этаже, колдуя над графиком, когда вошел Янс и сказал, что меня хочет видеть Николь Редберн.
Я не разговаривал с ней с того самого Сочельника и действительно не желал разговаривать. Янс, должно быть, заметил мои колебания и деликатно предложил:
— Я ей скажу, что вы заняты, Питер.
— Нет, — сказал я. — Не хочу сваливать на вас грязную работу. Я приму ее.
Вид у нее был деловой — костюм на заказ и дождевик через руку. Раньше я никогда не видел ее с зачесанными назад волосами. Этот стиль придавал ее внешности резкость и твердость. Мы попытались улыбнуться друг другу.
— Хочешь чего-нибудь выпить? — предложил я. — Я закажу в баре.
— Нет, спасибо. — Молчание. — Прелестный клуб, Питер. Насколько я успела заметить.
— Спасибо. Могу показать.
— Нет. У меня всего несколько минут. — И снова молчание. — Грейс Стюарт сегодня возвращается на побережье, — сказала она. — Зовет меня с собой.
— Да?
— Приглашает работать. Говорит, у меня ум финансиста и я смогу зарабатывать за год по сотне тысяч.
— Заманчиво.
— Если не выйдет, у меня есть профессия, к которой всегда можно вернуться.
— А ты не думаешь, что нужна Грейс только для шоу?
— Нет, — сказала Никки, глядя мне прямо в глаза. — Не для шоу.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять.
— О-го-го, — заметил я. — Тебе удалось превратить зрителя в артиста.
— Нечто вроде. Может быть, это мой лучший шанс, Питер.
— Конечно. Глупо упускать.
Она резко встала.
— Мне надо бежать, Питер. Я…
— Что? — спросил я, поднявшись.
— Мне было хорошо. А тебе?
— Нам с тобой? Да. Хорошо.
— Но другого раза не будет?
— Думаю, нет, — сказал я. — То был поистине особый случай.
Наши взгляды скрестились. Вдруг лицо ее дрогнуло.
— Мы все погубили? — спросила она.
— Что ты имеешь в виду?
— А ты не знаешь?
— Нет, — грустно проговорил я, — знаю. Это все коньяк, Никки.
— Это все деньги, Питер.
— Пожалуй, — согласился я.
И мы обнялись. Не поцеловались. Просто тесно прижались друг к другу. Ни слез, ни вздохов.
— Если когда-нибудь будешь на побережье, — сказала она, — найди меня.
— Конечно, — пообещал я.
Глава 122
По утрам я всегда вставал в восемь. Спускался в халате на кухню, пил сок, кофе, иногда с тостом из пшеничного хлеба грубого помола, без масла. (Я снова сидел на диете.)
Выкуривал две сигареты, заглатывал пригоршню витаминов и планировал рабочий день. Иногда — только иногда, — перебрав накануне, я позволял себе за завтраком глоток коньяка. Просто чтоб не стучало в висках.
Обычно в девять тридцать я был в офисе, названивал ребятам, напоминая о назначенных встречах. Потом составлял график на следующую неделю, просматривая рабочие наряды, оставленные Мартой на моем столе. Сюда входили и заказы на мальчиков по вызову и сопровождающих, принятые Янси Барнетом.
Когда мне выпадало принимать гостей в первую смену, я спускался вниз к полудню, а перекусывал или обедал после того, как в семь заступал Янс. Поздно вечером часто возвращался в офис к своей писанине.
Работая во вторую смену, я рано обедал. Потом отпускал Янса и был на посту ровно до двух. Ночью я ничего не ел, но много пил. Клиентки заказывали для меня спиртное, и отказаться было трудно. Я пытался перейти на «Перрье» или белое вино, но безуспешно.
Продежурив до двух, я иногда отправлялся по Шестой авеню в ночное увеселительное заведение, съедая там поджаренный хлебец с чашкой чаю или что-то еще, столь же необременительное. Заведение это — «Дружеская компания» — обслуживало полуночников. Это был тот же «Приют неудачников», только без выпивки, и мне там нравилось. Я прислушивался к разговорам, наблюдал за эксцентричными выходками присутствующих. Потом, в половине третьего или в три, возвращался домой и ложился спать.
Такой распорядок не угнетал меня — я умел работать, — но первый платежный чек от «Питер-Плейс инкорпорейтед» принес истинное разочарование. Из семидесяти пяти тысяч годовых за вычетом всех налогов оставалось чистыми примерно семьсот в неделю.
Сумма может показаться немалой, но вспомним, что я в течение двух лет жил на необъявленный доход и привык иметь в кармане несколько тысяч наличными.
Доставили «датсун», и надо было платить. Счета, включая страховку, гараж, обслуживание и пр., оказались чудовищными. Хорошо еще, что мне не приходилось оплачивать квартиру, а есть и пить можно было в «Питер-Плейс».
Поэтому я утратил добрую долю той жизнерадостности, которой отличался, живя в вест-сайдской конуре или в ист-сайдских апартаментах. Марта призналась, что находится в таком же положении: деньги хорошие, но вдвое хуже, чем прежде.
Мы уговаривали друг друга, что клуб наш процветает и надо обождать распределения прибыли в конце года. Тогда я возьму двухнедельный отпуск и поеду в круиз по Греции.
Я мечтал, что со мной поедет Дженни Толливер, но это были только мечты.
Глава 123
В мои расчеты касательно клуба вкралась среди прочих одна серьезная ошибка: я неверно оценивал объем производства. Мне следовало догадаться, что для учетверенного количества спален понадобится соответствующий штат жеребцов.
Я звонил Кларе Хоффхаймер чуть не каждый день. Она развернула рекламную кампанию, связалась с несколькими театральными агентами и конторами по трудоустройству. Я был уверен, что дефицит рабочей силы скоро будет ликвидирован.
Тем временем мы с Янси Барнетом помогали как могли. В конце января я лично провел «сцену» с женщиной по имени Норма. Она пришла ко мне в спальню точно по расписанию, услугами бара воспользоваться отказалась.
Огляделась:
— Как мило. Вы сами занимались интерьером?
— Внес несколько усовершенствований, — скромно сказал я.
— Здесь виден, скорее, женский вкус, — заметила она, пристально глядя на меня. — Цвета, ткани…
— Мы стараемся максимально учитывать интересы клиентов, — заверил я.
Она продолжала меня рассматривать.
— Надо вам сказать… — объявила она, — что я — психотерапевт.
— Вы похвастались или пожаловались? — улыбнулся я.
— Какое интересное замечание! Какой смысл вы вложили в него?
Я понял, что попал в беду.
Тело ее было бледным и вялым. На рыхлом животе красные рубцы от белья. Небритые ноги и подмышки. Обильная растительность.
— Вы должны понимать, — продолжала она, — что это нездоровое занятие для мужчины.
— Не думаю.
— Я диагносцировала бы эдипов комплекс,[32] — сообщила она, — либо синдром донжуана. Вы явно образованный человек. Полагаю, вы слышали о необратимых изменениях личности.
— Сказать по правде, не приходилось.
Она провела руками по моему обнаженному телу.
— У вас очень слабые ягодицы, — сказала она. — Слабее моих.
— Благодарю.
— Если только, — рассуждала она вслух, — не детская психическая травма. Вы не припомните какого-нибудь ужасного события в свою бытность ребенком?
— Кончину любимой лягушки, — сказал я.
Она повернулась к большому, во весь рост зеркалу на двери ванной, опустилась на четвереньки и уставилась на свое отражение.
— Что вы делаете? — спросил я.
— Не хочу вызывать у вас тяжелых ассоциаций, — сказала она. — Если вы в силах справиться со своим состоянием и функционировать как разумная, дееспособная взрослая особь мужского пола, не испытывая комплекса вины или раскаяния, для тревог и страхов нет причин. Садитесь верхом.
— Я тяжелый.
— Ничего. Я привыкла.
Я устроился на ее голой спине, пытаясь переместить большую часть веса на свои расставленные ноги. Было жутко неудобно. Она по-прежнему смотрела в зеркало.
— Давайте представим, что я — ваша лошадь.
Я поерзал в седле. Потрепал гриву.
— Н-н-но-о! — закричал я.
— Вперед, — сказала она.
Я понесся, как обезумевший драгун. Она начала подскакивать подо мной, поглядывая в зеркало.
— Очень важно, — сказала она, пыхтя и начиная размягчаться, — попытаться понять, почему вы выбрали такое занятие. Анализ может оказаться болезненным, но вы выйдете на определенный уровень самопознания и придете если не к счастью, то, по крайней мере, к спокойствию. Вперед! Вперед!
Я пришпорил ее. Схватил за волосы, как бы натягивая удила. С подъемом нахлестывал ее по заду. Она вскрикивала и постанывала, начиная задыхаться.
