Джеймс Гриппандо - Легкие деньги
– Но что доказывает это письмо? Мама просто сказала, что Фрэнк не насиловал Мэрилин, вот и все!
Грэм снова посмотрела на письмо:
– Нет, здесь есть и кое-что еще. Твоя мать и Мэрилин ходили вместе на вечер встречи выпускников через двадцать пять лет после окончания школы. Там они выпили и принялись болтать о парнях. И тогда Мэрилин призналась, что Фрэнк Даффи не насиловал ее.
– Ну и?
– Мне кажется, звучит вполне правдоподобно. Твоя мама знала только об изнасиловании. Двадцать пять лет спустя Мэрилин рассказала ей правду, и она тут же написала письмо.
– Ты действительно веришь, что мама писала это письмо?
– А почему я не должна этому верить? Эми забрала у нее листок.
– По-моему, почерк не похож. Посмотри-ка, он очень неровный.
Грэм взглянула:
– Этому есть объяснение, и не одно. Она могла написать его, вернувшись с вечера встречи выпускников. Устала до ужаса или вообще напилась…
– Или боялась, – перебила Эми.
– Боялась чего?
– Знаешь, это ведь очень смелый поступок! Мэрилин тогда была замужем за Джо Коузелкой. Довольно жуткий тип, не сомневаюсь. Не всякий поступил бы в такой ситуации честно.
– Что ты имеешь в виду, Эми?
– Я имею в виду, что она могла опасаться за свою жизнь. Грэм застонала:
– Ты опять за свое, дорогая! Но Эми была очень серьезна.
– Ты только посмотри на все обстоятельства! Мама никогда не казалась мне человеком, способным на самоубийство. Даже если не брать в расчет наш разговор перед сном – зачем маме понадобилось запирать дверь, если она знала, что я могу выбраться через чердак? Только раньше я не могла никого подозревать в убийстве. А теперь это письмо – ведь оно все объясняет, разве нет?
– Никто не убивал твою мать, Эми. Она убила себя сама.
– Не верю. Мама не стала бы бросать восьмилетнюю дочь.
– Эми, мы уже сто раз об этом говорили. У нее ведь был рак. Ей оставалось всего несколько недель…
– Так говорил один врач. А другой обещал ей еще три месяца!
– Кто тебе сказал такое?
– Мэрилин. Много лет назад.
– Она не должна была этого говорить! – отрезала Грэм.
– Это ты не имела права скрывать от меня! Чем дольше маме оставалось жить, тем меньше правды в том, что она покончила с собой!
– Милая, ты хватаешься за соломинку.
Глаза Эми пылали гневом.
– Даже если ты убеждена, что мама убила себя, это не дает тебе права скрывать от меня факты!
– Я просто не хотела, чтобы ты думала, что твоя мать – слабый человек. Как ты можешь винить меня за это?
– А вот так! Она моя мать! Я должна знать, что произошло!
– На мне лежала ответственность. Я не хотела, чтобы ты всю жизнь винила ее. Я заботилась о тебе!
– Черт побери, да перестань же! Мне двадцать восемь лет! Перестань обращаться со мной так, будто я ровесница Тейлор!
Слезы выступили на глаза Грэм.
– Прости меня, но я сделала это ради твоего блага.
– Я сама могу позаботиться о себе! – закричала Эми, поднимаясь с кровати.
– Хотя бы позволь мне все объяснить…
Эми хотела выбежать из комнаты, но, увидев виноватый взгляд Грэм, вновь села.
– Когда твоего отца убили во Вьетнаме… – Бабушка замолчала, борясь с собой. – Мне нужно было знать, что случилось с сыном.
Будто что-то надломилось в Грэм. Эми прикоснулась к ее руке, чтобы успокоить. Бабушка продолжала:
– Мне сказали, что он погиб в бою, но этого казалось так мало! Я спрашивала всех, кто знал его, других мальчиков из его взвода. Большинство не давали четких ответов. Но я не сдавалась, пока не нашла человека, который был со мной предельно честным. Да, я нашла его. Но потом поняла, что лучше бы не находила. Мне казалось, все закончится, когда я узнаю подробности. – Она смахнула слезу и посмотрела Эми в глаза. – Но от подробностей смерти становится только хуже. Они приносят с собой кошмары, милая.
Эми обняла бабушку. Грэм сжала ее и прошептала на ухо:
– Ты – ребенок, которого я потеряла, дорогая. И я люблю тебя как своего ребенка.
Эми вздрогнула. Конечно, ее слова шли из самого сердца, но, возможно, о таких глубоких, очень личных чувствах лучше не говорить. Они еще крепче обняли друг друга, и Эми уже хотела отстраниться, но не смогла пошевелиться.
Грэм не пускала ее.
– Мамочка?
Эми вырвалась из объятий бабушки, услышав голос дочери. Та стояла в дверях в фартуке Грэм.
– Что, дорогая?
– Ты идешь пить с нами чай? Эми улыбнулась:
– Мамочке все еще надо сходить в душ.
Грэм схватилась за завязки фартука и притянула к себе малышку.
– Иди сюда, Тейлор. Дай-ка я завяжу его как следует, пока ты не наступила на тесемки и не ушиблась.
Фартук был слишком велик Тейлор, и Грэм пришлось дважды обернуть завязки вокруг талии и завязать бант спереди. Малышка внимательно наблюдала за процессом, как могут только дети, для которых даже такая ерунда, как завязывание узла, кажется чем-то таинственным и увлекательным.
– Ты смешно завязываешь! – наконец сказала Тейлор. Эми объяснила:
– Это потому что бабушка правша. Ты левша, как и я. И как моя мама. – Эми замолкла, точно на нее снизошло озарение.
Грэм озабоченно посмотрела на внучку.
– Тейлор, иди посмотри, как там Барби. Я скоро приду.
– Ладно, – сказала девочка и выбежала из комнаты.
– Эми, что у тебя на уме? – спросила Грэм.
– Узел.
– Какой еще узел?
– Я вспомнила ту веревку, с помощью которой мама якобы заперла меня в комнате, чтобы я не нашла ее.
– И?..
– Если узел завязала она, то особым образом, как это делают левши.
– А никто и не говорил, что узел не был завязан так.
– Но никто и не сказал, что он завязан левшой!
Грэм сидела и молчала. Эми задумчиво глядела куда-то, погруженная в свои мысли. Наконец она посмотрела на бабушку:
– Я должна вернуться туда.
– Куда?
– В наш старый дом.
– Ты с ума сошла? Ты даже не знаешь, кто там теперь живет!
– Но должна же я попытаться! Разве ты не понимаешь? Я не говорю, что еду туда только затем, чтобы вспомнить, как был завязан узел. Но возможно, я вспомню другие детали, которые помогут мне воссоздать всю картину. Это единственный способ встряхнуть память.
– Эми, прошу тебя, поверь мне! Твоя мать просто нашла легкий способ покончить с мучительной болезнью.
– На свете много людей, страдающих раком, и не все кончают жизнь самоубийством!
– Ты права. Но разве то, что я рассказала о себе и твоем отце, ни о чем не говорит тебе?
– Говорит, – ответила Эми. – Говорит, что все люди совершенно разные. Некоторым действительно лучше не знать правды. А другие не смогут жить, не узнав ее. Ты воспитывала меня с восьми лет, Грэм. И неужели ты не знаешь, к каким людям отношусь я?
Грэм не одобряла решения Эми, однако ссора с внучкой осушила ее слезы.
– Хорошо, езжай. Но я поеду с тобой.
ГЛАВА 56
Мэрилин не хватало сосредоточенности – так решили все эксперты, собравшиеся у нее дома. Они предлагали множество объяснений ее неважному выступлению. Мэрилин слишком серьезна. Нет, наоборот, легкомысленна! Мэрилин плохо подготовилась. Да нет же, она просто утомлена подготовкой!
Но все они были далеки от истины. Слишком далеки.
К полудню Мэрилин работала уже восемь часов подряд. Новая группа консультантов сменила предыдущую. Но сама игра не менялась, и Мэрилин начинало это надоедать. Каждый член ролевого юридического комитета должен был задать один вопрос. Мэрилин отвечала. Эксперты критически оценивали ее слова. Любую женщину такой опрос свел бы с ума! А для Мэрилин, поглощенной своими мыслями, все было еще сложнее.
– Давайте передохнем, – попросила она.
– Перерыв! – проорал один из членов «комитета», и с грохотом опустил чашку на стол, изображая судейский молоточек. Остальные с удовольствием вышли из своих ролей: кто-то встал и теперь сладко потягивался, кто-то пошел к столу с остатками сандвичей и шоколадным печеньем. Мэрилин направилась в другую сторону.
– Ты отлично справляешься, – сказала одна из консультанток.
Мэрилин выдавила улыбку, зная, что консультантка врет.
– Спасибо. Если вы не возражаете, я пойду к себе и полежу полчасика. Надо расслабиться.
– Отличная идея! На сегодня хватит. Отдыхай.
– Спасибо, – ответила Мэрилин и пошла в спальню. Наконец можно подумать о своем! Стоило только появиться этой мысли, как вернулась и головная боль.
Мэрилин вошла в спальню и закрыла за собой дверь. На этот раз заперлась на ключ.
Спальня была ее убежищем, местом, где всегда можно уединиться. В большей степени, чем все остальные комнаты, она отражала вкусы и интересы Мэрилин: здесь не надо было казаться сильной и властной женщиной или подбирать ковры так, чтобы их не запачкали вино или соус, пролитые неловкими гостями (а их чуть не каждый день набивался полный дом). Спальня была ее личным пространством. Конечно, существовали такие люди, которых Мэрилин никогда бы не пригласила даже просто в дом, будь ее воля. Увы, ее воля мало кого интересовала. Но это утреннее сообщение было чем-то совершенно иным. В святая святых Мэрилин сложно было представить что-либо более неприятное.
