Гордон Томас - Охотники за человеческими органами
— Дэвид… Ты еще слушаешь? — спросила Шанталь.
Мортон открыл глаза. Пока еще он не мог этого доказать. Как в прошлом он не мог доказать многих вещей, пока догадка не требовала действия. Он просто принимал их. Так же, как принял, что отныне все будет подчинено этому новому и страшному знанию. Он принял решение.
— Скажи Лестеру, что я хочу знать все о Глобал Транспортер. Куда и откуда они летали последние два года. Декларации на грузы. Все. То же самое о каждой компании, в которой принимает какое-то участие Симона Монтан. Я хочу знать, что они делают, с кем они связаны, все дела, к которым они имеют отношение. Я хочу, чтобы их вывернули наизнанку, а потом обратно. Начни со стороны медицины. Привлеки к этому всех, кто у нас есть, Шанталь, пусть все работают круглые сутки. Если понадобится экстренная помощь, они ее получат. С Уолтером я разберусь позже. Трать столько, сколько понадобится.
Повесив трубку, он постоял некоторое время, глядя из окна домика на снежный пейзаж. Луна исчезла. Скоро рассвет. Но все вокруг стало не яснее, а темнее.
Он повернулся к радисту.
— Я хочу, чтобы вы проверили все ваши аэропорты и выяснили, пролетал ли самолет Глобал Транспортер за последние несколько дней.
Оператор склонился над своим прибором, а в комнату вошли Мюллер и Шмайсснер. Мортон рассказал им, что случилось. Пальцы Шмайсснера машинально играли костяной пуговицей его традиционного баварского пиджака, но во всем остальном он оставался вполне спокоен. Наступила тишина, никто не произносил ни слова, вслушиваясь в тихий голос радиста.
Наконец тот поднял голову.
— Один из их грузовых самолетов пролетал через Мюнхен вчера вечером. Воздушная диспетчерская Мюнхена сообщает, что обычно компания предпочитает Франкфурт, но на этот раз самолет приземлился в Мюнхене, потому что должен был забрать еще одного второго пилота. Несмотря на непогоду, пилот настоял на скорейшем вылете.
— Самолет летел в Манагуа, — это прозвучало утверждением.
— Да, — подтвердил радист. — Мюнхенский диспетчер говорит, что это была конечная точка маршрута.
Мортон повернулся Шмайсснеру и объяснил ему, почему на сей раз тот ошибся относительно убийц Грубера. Шмайсснер не задал ни одного вопроса, даже не сделал ни единого жеста несогласия. Тоном, каким делятся приятными воспоминаниями, он объявил:
— Доктор Крамер говорил, вы умеете удивлять людей.
— Я многое узнал от вас, — мягко сказал Мортон.
Радист снова поднял голову.
— Ваш Координатор на связи.
Мортон взял трубку.
— Да, Фрэнк.
— У меня на связи Битбург. Он хочет сообщить вам, что Соня Крэйтон мертва. Сердечный приступ. У Иосифа тоже был приступ — ночью. Битбург говорит, что с ним была молодая женщина, которая вызвала «скорую». Битбург хочет сообщить вам, что он велел служащим Нобелевского фонда ни словом не упоминать о ней.
— Как Иосиф?
— Один из моих ребят только что связался с больницей. Врачи говорят, что он слаб, но положение стабильное. Битбург считает, что ввиду сложившихся обстоятельств ему следует вернуться в Женеву.
Мортон издал короткий рык. Он уже имел случай наблюдать раньше, как Уолтер делает это — моментально увеличивает расстояние между собой и всем, что может хоть как-то расстроить его.
— Прежде чем он уедет из Стокгольма, пусть удостоверится в том, что граф Линдман понял: я попросил Марту Гамсум остаться с Иосифом, и если до меня дойдет хоть одно слово, порочащее ее репутацию, я сам прослежу, чтобы король лично исправил это. И попроси врачей Иосифа передать ему от меня привет.
— Будет сделано, — бодро произнес Координатор. — И последнее. Битбург говорит, что Мадам улетела во Франкфурт. Сказала Линдману, что собирается повидаться с президентом Бундесбанка.
— Поблагодари Уолтера за это, — сказал Мортон, вешая трубку.
Снаружи первые лучи солнца начинали окрашивать снег в цвет меди. Мортон повернулся к Мюллеру и объяснил, что ему нужно сделать.
Глава 30
В своем кресле, накрытом стерильной простыней, доктор Ромер ехал по коридору, ведущему в операционные палаты. В каждой операционной кипела активная работа. На нем были маска, халат и шапочка, как и у всех фигур, сгрудившихся вокруг лежавших под наркозом пациентов. Некоторые реципиенты прибыли теми же рейсами, что и предназначавшиеся для них органы.
Последние органы были баварского урожая. Их прибытие смягчило шок от известия, отправленного по факсу вашингтонским Координатором: Клингер погиб в автомобильной катастрофе. Полиция сообщила, что нанятая им машина потеряла управление, а последовавший пожар кремировал тело. Координатор предпринял все необходимые шаги, дабы убедиться, что полиция не слишком глубоко копнула в плане идентификации трупа.
Доктор Ромер развернулся, чтобы дать проехать каталке. Сестра по уходу и анестезиолог везли Пьера Саванта, могущественного главаря марсельской банды, который по приезде в клинику вел себя так агрессивно, что Крилл чуть было не отказался оперировать его. Теперь, накачанный седативными препаратами во время подготовки к пересадке почки, Савант тихонько храпел в пластиковую маску.
Доктор Ромер подождал, пока каталка въедет в операционную Крилла, а потом покатил дальше по коридору. Он остановился перед большой двустворчатой дверью, над которой горела светящаяся надпись: «Вход Только Для Сотрудников». Дверь слегка приоткрылась, а потом закрылась за ним. Инстинктивно он оглянулся на красную лампочку и монитор на стене, над дверью. Ни лампа, ни монитор не среагировали.
Свет здесь был тусклый, голоса персонала тихие, их шаги заглушались звукопоглощающим материалом пола и защитной крышей аппаратуры интенсивного ухода. Все подчинялось механическим и электронным шумам мониторов жизнеобеспечения и шипенью поднимающихся и опускающихся респираторов. Они были часовыми этого подземного царства, всегда на страже, готовые подать сигнал тревоги медсестрам, сидящим за столом в центре помещения. Стол в форме подковы загромождали экраны осциллоскопов. Каждый был связан с пациентом, лежавшим в одном из отдельных манежей, выстроившихся вдоль стен. В каждом манеже помещалась высокая кровать, облегчающая сестрам возможность визуального наблюдения. Правда, они в этом не нуждались: мониторы рассказывали все, что необходимо было знать.
Пока все медсестры продолжали изучать точки, бегущие по экранам, одна из них вскочила и поспешила к доктору Ромеру.
— Как у них дела, фройляйн Сац? — спросил он, взглянув на ее именную табличку: «Моника Сац». Она была из тех, кого недавно перевели из Трансплантационного центра «Дар Жизни».
— Никаких проблем, — бодро сказала она, глядя на него сквозь очки. — Правда, это сейчас здесь тихо. А через несколько часов станет оживленнее, чем на главном шоссе Тихоокеанского побережья.
Доктор Ромер кивнул, удивляясь, почему американцам всегда нужна точка отсчета.
— Возвращайтесь к вашим обязанностям, — официально произнес он и медленно покатил кресло вдоль манежей. Возле каждой кровати стояла обычная стойка с бутылочками и трубочками. В глазах некоторых пациентов отражался страх, когда они приходили в сознание. Но он не позволял делать ничего, что могло бы уменьшить их тревогу. Страх был частью процесса восстановления; когда он исчезнет сам по себе, пациент поймет, что выздоравливает.
Он остановился у одной из кроватей. Фунг, все еще не отошедший от наркоза после операции и упакованный в трубки и электроды, лежал неподвижно, как статуя. Рядом медсестра быстро проверяла бутылочки и трубку, тянущуюся от его рта к респиратору, большому квадратному ящику, издававшему ритмичное шипение — единственное подтверждение того, что Фунг еще жив.
Пока доктор Ромер разглядывал бутылочки, каждая из которых содержала жизнеобеспечивающий раствор, он заметил, что все жидкости вдруг легонько вздрогнули, словно кто-то невидимый одновременно тряхнул бутылочки. Он кинул быстрый взгляд на медсестру. Она была поглощена заполнением карты. Он посмотрел в сторону стола. Там тоже никто не заметил встряски. Он снова взглянул на бутылочки. Их содержимое больше не качалось. Дрожь земли была такая легкая, что он даже подумал, что ему померещилось. Однако он знал, что это не так — и испытал облегчение от того, что видел. Такая легкая дрожь означала лишь, что Природа приоткрыла предохранительный клапан.
Неожиданно красная лампа над дверью начала быстро мигать. По экрану рядом с ней поплыла мерцающая надпись: «Код номер один. Реанимационная Палата».
Моника Сац уже бежала к дверям, когда доктор Ромер остановил ее.
— Не оставляйте свой пост! И без вас есть кому справиться!
— Но это же остановка сердца. Все бегут!
— Вернитесь к вашим обязанностям.
С этими словами он быстро выехал из палаты. Он хотел посмотреть, как дежурная команда справляется с аварийной ситуацией. Он бегло прикинул, кто же пациент.
