Экземпляр (СИ) - Купор Юлия

Костя выключил верхний свет и аккуратно зажег две свечи, заботливо оставленные Блаватским. Диана следила за его манипуляциями как за неким священнодействием. Костя водрузил эти свечи на стол. Серебряные подсвечники, разумеется, тоже принес Блаватский. Скорее всего, эти подсвечники он стащил у одной из своих многочисленных петроградских любовниц. Да черт с ними, с любовницами. Костя наконец-то уселся за стол, Диана сидела напротив и смотрела на него во все глаза, в свечах плавился воск, происходила магия, настоящая магия.

— А вкусное шампанское, — заметила Диана, которая уже успела осушить целый бокал. — Сам выбирал?

— Нет. У меня теперь есть персональный консультант по алкогольным напиткам.

«И по красивой жизни», — подумал Костя. И ничем он не хуже того же самого Женьки, у которого есть персональный сомелье. Блаватский-то, с его черными глазами и усищами, Блаватский, которого словно выдернули из прокуренного кабачка начала века, Блаватский-то, пожалуй, и покруче Женькиных консультанток будет.

— Ты выздоровел, кстати? — спросила Диана, пока сам Костя разливал по бокалам остатки шампанского.

Бокалы завораживающе поблескивали. Ну его, это электричество, — в свете свечей все намного эффектнее выглядит.

— Я более чем здоров, — ответил Костя и протянул Диане бокал, наполненный до краев.

Время текло будто кисель. Настенные часы отщелкивали минуты.

Выпили шампанское, перешли на вино. Съели яйца с трюфелями, съели всю рыбу. Выпили бутылку вина. Открыли еще бутылку. В какой-то момент пиршество переместилось прямо на пол — сначала Диана вылезла из-за стола, чтобы покурить, покурила в форточку, забрала со стола бутылку и уселась прямо на ковер, благо он на кухне был мягкий и пушистый. Костя последовал ее примеру, забрал свой бокал и тоже уселся. Минуты потекли еще медленнее, вязкие, густые. Косте чертовски нравились эти минуты.

Диана, которая так и сидела с бутылкой в руке, вытянула ноги. Длинные, стройные — Костя залюбовался. Эта красота была соткана из боли, но что, в сущности, такое красота, как не боль, — Костю после второй бутылки вина потянуло на философствование. Зацикленная, обездвиженная, зафиксированная, вся на штифтах и шарнирах красота. Впрочем, Диану, в отличие от Кости, не тянуло на серьезные разговоры. Она была пьяна и весела. Не так ожесточенно, по-гусарски пьяна, как тогда, когда она приперлась в квартиру Костиных родителей, грязная, промокшая, а по-нормальному, по-человечески пьяна и весела, как и должно быть после отменного вина, которое твой помощник украл у Серебряного века. Их милую болтовню прервало веселое треньканье Костиного смартфона, оставшегося лежать на столе, Костя еще его вином умудрился облить и даже немного испугался, не произойдет ли конфликт эпох. Мало ли что может натворить вино, которому более ста лет. Диана подскочила и забрала телефон со стола.

— Кость, — в ее голосе послышалась тревога, — позвони завтра в «Сбербанк», — она так и застыла, невыразимо прекрасная и серьезная, с лицом, подсвеченным экраном смартфона.

— А что случилось?

— Тебе пришло сообщение о зачислении денег, — ответила Диана, усаживаясь рядом с Костей.

— А.

— Видимо, ошиблись суммой, — Диана протянула Косте смартфон.

Он мельком глянул на экран.

— А, все нормально. Они не ошиблись. Давай пить дальше.

Надо же, а Костя был уверен, что Векслер его обманул и никаких денег (хотя в договоре значилась энная сумма) ему не заплатит. Что ж, тем лучше. Продажа души оказалась весьма болезненным, зато очень прибыльным делом. А еще Диана была такая веселая, даже не просто веселая, а какая-то экзальтированная и взвинченная — Костя впервые видел ее такой. То она шутила о том, что «Кость, да у меня было больше девушек, чем у тебя!» и заливалась неудержимым хохотом, то внезапно серьезнела и все порывалась рассказать историю о том, как ее отчислили из института и как она заблудилась в аэропорту, то начинала говорить какие-то скабрезности — Костя шутливо зажимал ей рот ладонью, — потом опять начинала хохотать, как безумная… Какая-то феерия эмоций, ну что такое!

— А с кем ты встречался до меня? — Диана пила вино уже из бутылки, и глаза ее задорно блестели. — Я знаю, в школе у тебя была Давлетшина.

— А в универе у меня была безумная девчонка.

— Безумная? — вздох, глоток. — Что значит «безумная»?

— Как Дженис у Чендлера, — (Диана любила «Друзей».) — Она даже внешне была похожа. Звали ее Эвелина. Эва.

Костя замялся, прикидывая в уме, стоит ли рассказывать Диане эту историю, и сначала не хотел, но история была ужасно смешная, да и они с Дианой так напились, что, пожалуй, было можно.

— Однажды она забыла свой член в квартире моих родителей, — на выдохе произнес Костя, чем вызвал у Дианы бурю громкого хохота.

— Что она забыла? Костя, ты мне не говорил, что встречался с девушкой… с девушкой… — Диана поставила бутылку прямо на пол и начала пальцами утирать слезы, так ей было смешно, — с девушкой, у которой есть член. Я многого о тебе не знала, блин!

И ее снова накрыл приступ хохота — она смеялась, прижав руки к животу, будто боялась, что ее разорвет. Костя решил подождать, пока она просмеется. Спустя какое-то время она снова взяла в руки ополовиненную бутылку.

— Она приезжала ко мне в гости, — продолжил Костя. — Я тогда учился в универе и приезжал к родителям на каникулы. Эву, соответственно, позвал в гости. А она зачем-то с собой взяла резиновый член из секс-шопа. Или она тогда же его купила? Ой, Диан, ну что ты ржешь! В нулевые в доме моих родителей, там, где сейчас «Пятерочка», был секс-шоп. Ну и она зачем-то взяла с собой в ванную этот резиновый член. Представляешь себе удивление моей мамы, когда она наутро пошла чистить зубы и увидела, как из раковины на нее смотрит вот это? Она, кстати, мне ничего не сказала. Но уверен, что после этой истории начала недолюбливать Эвелину. А потом мы расстались.

В ответ Диана только всхлипнула. Она уже перестала истерично смеяться, и слава богу. Костя нежно взял ее за руку. Рука была чуть мягкая, чуть влажная и очень теплая. Это было похоже на маленькое чудо.

4

И это был совершенно безумный день — утром Костя заехал за Женькой, чтобы потом вместе отправиться по местам, отмеченным проклятьем. По плану они должны были сначала заехать на тот самый двенадцатый километр Соловьевского шоссе, где случилась авария, а потом еще и заскочить к Женьке на могилу, как бы странно это ни звучало.

Костя впервые за долгое время побывал на заводе — ему выдали бейджик с надписью «стажер», потом он прошел через турникет, дружелюбно мигнувший зеленым, точно светофор, потом поднялся на третий этаж, где заседал Евгений Николаевич Балакирев, и только потом очутился в уютном директорском кабинете с евроремонтом — Женька там подписывал какие-то документы. Удивительно, но Костя не испытал ни намека на ностальгию, точно и не было этих десяти лет, проведенных в ныне почившем отделе стратегического менеджмента.

Наконец Евгений Николаевич разобрался с документами, что-то мяукнул по интеркому невидимой секретарше (Костя все время удивлялся, зачем в век «скайпа» и безлимитного интернета вообще нужен интерком, но на заводе трепетно чтили традиции), надел элегантное серое пальто и только после этих важных приготовлений собрался выходить. Уже на улице Костя задал вопрос, который мучил его с утра:

— Жень, а ты не боишься со мной на машине ехать?

— А что ты мне сделаешь-то? — резонно переспросил Женя. — Второй раз убьешь?

— А вдруг? — меланхолично произнес Костя, распахивая перед Женькой пассажирскую дверь.

Тот вспорхнул на сиденье с неожиданной для его комплекции грацией. Все-таки в Женьке начала проявляться эта его начальственность.

— Вдруг я серийный убийца? — предположил Костя, уже поворачивая ключ зажигания. — Многосерийный.

— Ну и хрен с ним, — добродушно отозвался Женька, утопая в удобном пассажирском сиденье.