Уве Шомбург - Код Вавилона
Снайдер кивнул и нагло ухмыльнулся. Отныне он был звездой.
— Я просто не верю в это, — сказала Джесмин.
— Отчего ж? — Снайдер смеялся и от радости хлопал в ладоши: — Мы же знаем, что маленькая захиревшая мужская Y-хромосома имеет способность регенерироваться. А эта дополнительная Y-хромосома такая большая, она же переполнена генами… И разве это не достаточное доказательство? Посмотри на мышек!.. Эта Y-хромосома полностью регенерирована.
Часть четвертая
Искушение
И вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать
БытиеГлава 29
Фонтенбло
Воскресенье после полудня
— По крайней мере, он пунктуален, — буркнул Генри Марвин, когда подъехал «Ситроен», посланный им в аэропорт. Он победно улыбнулся и пожал руку монсеньора Тиццани чересчур крепко.
Монсеньору стало больно, однако он не поморщился, а со снисходительной улыбкой оглядел одеяние Марвина:
— Стихарь из лучшей ткани с драгоценной вышивкой. Неплохо, дорогой Марвин. Вы знаете, что вначале его носили с капюшоном для защиты от дождя, и он призван был быть символом богатства? — Тиццани указал на щитовидную затылочную часть.
— Я очень хорошо знаю историю этого предмета одежды, дорогой Тиццани. — Марвин передразнил колкую интонацию монсеньора. — Во времена Каролингов он возник из монашеской рясы…
— Тогда вам известно также, что теперь его надевают священники во время литургических действий под открытым небом. Неужели вам мало руководства всемирным орденом мирян? Вы хотите стать еще и священником? — Тиццани лукаво глянул на него: — На гербе нового папы отсутствует тиара, корона как знак всемирной власти. Бенедикт — первый папа новейшего времени, отказавшийся от него. А вы хотите большего, чем папа?
Марвин подавил поднимавшуюся в нем ярость и успокоил себя мыслью, что Тиццани компенсирует оскорблениями свой челобитный визит к папе. То, что Рим так быстро отреагировал на его звонок, было хорошим знаком. Вопреки всему их притворству, они наверняка сильно заинтересованы в его находках.
— У вас есть поддержка, дорогой Марвин. А вот я один. — Тиццани кивнул Эрику-Мишелю Лавалье и Брандау, которые выжидательно стояли позади Марвина.
Марвин принял такой выход из положения и кивнул себе за спину:
— Месье Лавалье — моя правая рука, кроме того, он эксперт по древним языкам. А почтенный Томас Брандау, как и вы, человек церкви. Он тоже читает тексты на древних языках. И поддерживает дела Преторианцев в Берлине.
— Так-так.
Монсеньор Тиццани запрокинул голову и оглядел главное здание. Стоящий на открытом месте замок с его ренессансным фасадом был построен в конце XIX века. Здание было метров семьдесят в длину, двадцать в ширину и подразделялось на пять конструктивных элементов. По бокам замок был одноэтажный, к середине следовали двухэтажные участки, которые переходили в более узкую трехэтажную среднюю часть. На крышах всех частей здания торчали десять труб.
— Ваши реставрационные работы поистине грандиозны, — негромко заметил священник Римской курии.
— Соразмерно Преторианцам, — довольно сказал Марвин и жестом пригласил гостя в дом.
— Вам известно, что думают об этом ваши противники, — пробормотал монсеньор.
— У меня нет ни одного противника, которого можно было бы воспринимать всерьез! — Марвин самодовольно улыбнулся. — Преторианцы — сплоченный орден. В Риме же случается и по-другому…
Генри Марвин решил основать европейскую резиденцию Преторианцев в Фонтенбло десять лет назад, когда ему было предложено это гигантское имение в пятидесяти километрах к юго-востоку от Парижа.
Исторический город, в королевском замке которого Наполеон Бонапарт отрекся от престола, находился достаточно близко от Парижа. При этом местечко с двадцатью тысячами жителей было на редкость спокойным и удаленным от суеты метрополии.
— Ваши противники говорят, что вы разбазариваете деньги братства мирян!
— Чепуха. Просто удачная покупка. Но задним числом можно извратить все что угодно. — Этой покупкой Марвин обеспечил одному несчастному графу роскошный закат жизни после того, как тот потерял на биржевых спекуляциях остатки своего состояния.
Имение стояло на краю обширной зоны отдыха площадью в 25000 гектаров неподалеку от Фонтенбло.
Они вошли в замок, в средней части которого размещались залы для приема, тогда как два холла налево и направо вели к комнатам.
— Как дела с признанием ордена? Продвинулись ли мы хоть на несколько шагов?
Они обедали, и Тиццани все время ждал этого вопроса.
— Братство мирян — Преторианцев Священного Писания, несомненно, получило бы больше поддержки, если бы во главе его, как в «Опус Деи», стояли рукоположенные священники. Вы простите мне мой прямой ответ?
— Римская курия, к счастью, определяет не все, — возразил Брандау.
— Немецкое епископство известно своей подчас критической и своевольной позицией, — ответил с мягкой улыбкой Тиццани. — Однако, насколько я помню, позиция Римской курии несокрушима как никогда.
Челюсти Марвина терлись друг о друга, как два могучих жернова. Тиццани был всего лишь проситель, а держал себя, как крупный феодал. Если он не привез нужного ответа, то может уходить отсюда прямо сейчас.
— В Ватикане есть шептуны, которые убеждают святого отца, что статус ордена, а тем более персональной прелатуры, для Преторианцев — ошибка. И что позиция нетерпимости нарушит компромисс и покой, найденный в отношениях между церковью и наукой.
— Если хотите знать мое мнение, это гробовой покой, — Марвин отпил глоток красного вина и с удовлетворением цокнул языком. — Мы поднимем мир из спячки.
Тиццани поморщился. Что замышляет этот безумец?
— Это требует больше времени, чем можно было ожидать. Папа настолько занят другими вещами, что до ваших выборов его согласие, пожалуй, скорее всего не последует…
— Тогда почему вы вообще здесь? — вскричал Марвин, не владея собой. — Вы опять хотите провести меня, как в Монтекассино? — Он ударил кулаком по столу так, что бокал с красным вином опрокинулся. Вино разлилось по белой камчатной скатерти, как лужа крови.
Тиццани утихомиривающе поднял ладони.
— Однако если заслуги ордена действительно настолько велики… Для того я и здесь: чтобы проверить…
* * *Стены помещения были уставлены дорогими книжными стеллажами, искусная резьба которых изображала библейские сцены в миниатюре.
Книги стояли вплотную. Их было огромное количество, но книга была все же одна.
Библия.
— Преторианцы собирают по всему миру различные издания Священного Писания. Я сам слежу за каталогизацией вместе с одним ученым архивариусом, — Марвин кивнул в сторону Лавалье и Брандау. — Вы ведь этого не знали?
Они стояли перед свободным проемом между стеллажами. Его заполняла стеклянная витрина высотой метра два. Витрина на полметра выступала в комнату, так что ее содержимое можно было видеть с трех сторон. Маленькие датчики с внутренней стороны стекла выдавали электронную охрану.
На стеклянных полках в верхней части витрины стояли подставки, похожие на нотные пюпитры. Их было десять.
На пюпитрах лежали пергаментные листки. То были рукописные страницы с выразительным шрифтом — скорее рисованным, чем писаным. Краска шрифта поблекла.
— Как вы знаете, принято считать, что самый старый полный список Библии — это Кодекс В-19 Публичной библиотеки в Санкт-Петербурге, — сказал Марвин.
— «Кодекс Петрополитанус». Старейший полный текст на древнееврейском, — тихо произнес Лавалье. — Написан масоретами, комментаторами Ветхого Завета одиннадцатого века, которые вокализировали еще более древние библейские тексты, записанные консонантным письмом. — Голос Лавалье вибрировал от научного воодушевления.
— В одном существенном пункте я должен вам возразить, Лавалье. На самом деле Кодекс из Алеппо на несколько десятилетий старше и тем самым является старейшей редакцией исходной Библии. — Генри Марвин стоял перед витриной, широко раскинув руки. Его приземистая, крепкая фигура излучала безграничную гордость.
— Но она, к сожалению, сохранилась не полностью, — Тиццани улыбнулся. — Это и подчеркивалось в ответе Лавалье, не так ли?
— Она сохранилась полностью и содержит весь древнееврейский библейский текст, который по объему, правда, заметно меньше, чем библейский текст греческой диаспоры евреев, — Марвин улыбался, уверенный в себе.
— Неважно. Для нас, христиан католической церкви, Vulgata все еще является мерилом.
