Уве Шомбург - Код Вавилона
Вы хотели исправиться. Так говорили пастыри стад; но вместо того чтобы заботиться о стаде и чтить богов, вы и после потопа думали только о самих себе. Теперь вы должны поплатиться за это!
Вместо благодарности вы остались такими же плохими. Вы пили молоко овец, из их шерсти вы делали себе одежду и забивали лучших животных. Но о хорошем пастбище вы не позаботились. Если какое животное ослабевало, вы не помогали ему; если какое заболевало, вы его не лечили. О раненых и отбившихся от стада вы не беспокоились; заблудших вы не искали. Поскольку у моих овец были плохие пастыри, овцы разбредались и становились жертвами хищников. И воля богов ушла в забвение.
Посему слушайте, что говорит вам Нинурта от имени богов.
Я не стану больше смотреть на это. Я привлеку вас к ответу. Больше вы не можете быть моими пастырями. Я отстраняю вас; впредь вам не суждено использовать мой народ и пренебрегать волей богов. Я поставлю над моими стадами нового пастыря. Он выведет их на пастбища, будет заботиться о них и уважать волю богов.
Повсюду я искал того, кто встанет грудью. И я его нашел. Я, Нинурта, стану вашим богом, а пастырь, который последует моей воле, станет вашим царем. Я, господин, добьюсь этого.
И он избрал меня, пастыря из западных пустынь, сына человеческого, рожденного Иштар, исполнить то, что не исполнили правители.
Господин сказал мне: возьми палку и начертай на ней: правитель Киша и его народ. Потом возьми вторую палку и начертай на ней: правитель Мари и его народ. Потом возьми третью палку и начертай на ней: правитель Аккада и его народ. Потом возьми четвертую палку и начертай на ней: правитель Исина и его народ. Потом возьми эти четыре палки в руку как единый посох.
Пастырь Киша, объедини стада, чтобы возникло могучее царство, и помни: не чтить и порочить вашего бога, приносить жертвы не тем богам, убивать, красть, нарушать брак и лживо клясться — все это грехи, от которых народ должен отречься. Пастырь, укажи правителям и стадам, чтобы они чтили и славили своего бога».
— На этом текст обрывается, — устало пролепетал Лавалье.
Тиццани покачал головой. Его лицо окаменело:
— На шумерской глиняной табличке!
— Основной текст Декалога на старейших из когда-либо найденных шумерских глиняных табличек. Библия разоблачена как плагиат! — Лавалье закашлялся, поскольку он перенапряг свой голос. — Библия из Алеппо, Codex Vaticanus, Vulgata — все это сокровища христианского мира и иудаизма. Но вот это — ценность всего человечества. Какому музею следует передать эти таблички?
Издатель вскочил:
— Монсеньор Тиццани, теперь вы понимаете, что я имею в виду?
Посланник папы стоял у стола, прикрыв глаза, и пальцы его правой руки поглаживали одну из костей.
— Текст не полон, — вдруг сказал Тиццани.
— Что вы имеете в виду? — Лавалье растерянно переводил взгляд с одного на другого.
— Шесть табличек от Навуходоносора и шесть более старых — от этого царя из Киша. Всего двенадцать. — Тиццани смолк, потом пробормотал с по-прежнему закрытыми глазами: — …принес в дар в его честь семь табличек и кости пастыря. Так гласит одна из строк, которые вы зачитывали. Она все еще отчетливо звучит у меня в ушах. Здесь недостает одной из самых древних табличек! Где она, и что на ней написано?
— Минуточку, — Лавалье лихорадочно просматривал текст на своих листках.
Тиццани открыл глаза и устремил взгляд на кости:
— И чьи это кости?
Глава 30
Фонтенбло
Вечер субботы
— Они нас убьют. Или мы просто сдохнем здесь от голода. — Антонио Понти говорил вялым, монотонным голосом, вертя в пальцах обломок затвердевшего цементного раствора.
Он сидел на каменном полу клетки, прислонившись спиной к стене. Лицо его осунулось, щеки запали. С начала его заточения — а это случилось неделю назад — он голодал, получая ежедневно лишь отмеренную порцию воды.
Крис ковылял вдоль стены клетки, опираясь о нее рукой. Боль накатывала волнами. Он стискивал зубы, стонал, хрипел, вновь и вновь пытаясь сделать свое тело менее чувствительным. С каждой волной боли набегали воспоминания. Как отрывочные сцены из фильма, в голове мелькали отдельные события последних дней. Сперва Джесмин, потом Форстер и вдруг массивная фигура этого Шарфа в Мюнхене.
В тот вечер все и началось — с его несдержанности. Если бы тогда он придержал язык, то не лишился бы премии и мог бы подцепить пару новых клиентов. А так у него не оставалось выбора, и он заглотил отравленную наживку, которую Форстер преподнес как лакомый кусок.
Он снова мысленно увидел зал со множеством людей в вечерних нарядах и богатый буфет у стены. В нем заворочался голод. Ему они тоже выдали лишь порцию воды. Сказали, что здесь он сможет наконец испробовать на себе, насколько очистительно действует пост на грешную душу.
— Почему они нас не допрашивают? — спросил Крис, чтобы отвлечься.
— Еще, может, допросят, — ответил Понти, скучающе наблюдая за Крисом. — Не усугубляйте.
Крис вновь и вновь сознательно растягивал мускулы, потягивался всем телом и стискивал зубы, как только колющая боль пронизывала его реберные дуги. Если он хочет бежать, ему важно знать, что он может положиться на свое тело.
— Тебе бы тоже надо что-то делать, — возразил Крис. Понти был слишком безразличен к нему. Может, ему и самому через неделю в этом подземелье все станет безразлично. — Если верно то, что ты говоришь, почему бы им сразу не сделать то, что они хотят? Почему они не прикончили тебя сразу?
— Это циничные фанатики. У них идеология. Может, они получают удовольствие, давая нам потрепыхаться, — Понти презрительно фыркнул. — До сих пор они сомневались: вдруг я им еще понадоблюсь. Но вот поймали и тебя. Теперь у них есть все.
— У меня нет охоты подыхать в этой норе. — Крис подумал о Джесмин. Он ощутил ее запах, мечтательно вспомнил ее мягкие движения. Когда это было? На какой-то момент он почувствовал ее нежные пальцы на своей руке. Ему стало нехорошо. Он услышал вдруг ее смех. В последние два дня он не раз представлял себе, каким прекрасным мог быть их общий отпуск.
На его Индеворе.
— Слышишь? — Понти поднял голову, прислушиваясь.
Лицо Джесмин растаяло. Крис различил легкий стук, бормотание вполголоса, шаги и шум.
— Если твои предположения верны, мы должны попробовать сейчас… — Крис пытался поймать взгляд Понти.
— Согласен. Но как?
— Как получится… — Крис лег рядом с Понти на пол. «Если не подведут мои кости», — подумал он, стараясь сконцентрироваться.
Вскоре у решетки остановились Марвин, Барри и бородавчатый. Барри открыл дверь.
— Фу! Ну и вонь! — Марвин отвернулся в сторону и сплюнул.
«Оружия ни у кого не видно, — подумал Крис. — Это шанс!»
Бородавчатый втащил в темницу компрессор, держа в руках шланг с металлическим наконечником. И шланг, и кабель тянулись за прибором, исчезая в коридоре.
— Побудка! — Марвин стоял в дверях темницы, расставив ноги.
Затарахтел мотор.
Струя воды ударила Крису в грудь. Ледяной кулак вышиб у него из легких весь воздух. Он стал ловить воздух ртом и с ревом вскочил на ноги.
Внезапно давление ушло, и теперь в водяном каскаде скрылось тело Понти. Его крики смешались с хохотом в дверях.
И вновь холодная вода забарабанила по телу Криса. На сей раз ледяная струя ударила по его правой ноге, и Криса опрокинуло.
Он со стоном вновь поднялся на ноги, тогда как Понти рухнул на пол. Трясясь всем телом, Крис стоял посреди камеры. Ледяное кольцо все еще стискивало его грудь, и вода стекала по ногам, собираясь в лужи.
— Достаточно! — Громкий окрик Марвина разорвал пелену помутнения в голове Криса. — Выйдите вперед!
Крис дрожал, в его ботинках хлюпала вода.
— Дальше! Ну же! Еще дальше! Стоп! — Марвин следил за их движениями. — Вот теперь вы настоящие мокрые курицы. Теперь — о правилах! Я задаю вопросы, вы на них отвечаете. Если нет, то…
Струя воды снова ударила в грудь Криса. По силе удара это было сравнимо с молотом, и он опять не устоял на ногах. Оглушенный, он с трудом поднялся на ноги.
— Что это за кости, Зарентин? И где недостающая табличка?
Что этому Марвину от него нужно? Ни Форстер, ни Рамона Зельнер ему об этом не говорили. А кости — о них он бы и сам хотел узнать побольше.
— Мне ничего не известно ни о костях, ни о недостающей табличке.
Генри Марвин поднял руку.
Бородавчатый коротким движением сменил насадку. Струя воды на сей раз ударила Крису в левую ключицу. Сила сжатой струи на маленькой дистанции была чудовищной. В полуобмороке от режущей боли Крис снова рухнул на пол.
— Прекратите, наконец! — взревел он. Острое жало ненависти снова вернуло ему сознание. — Я ничего не знаю. Ничего! — Превозмогая боль, он вскочил и двинулся на Марвина.
