Брайан Форбс - Порочные игры
Я уехал с этого места и стал искать дорогу — любую дорогу. Наконец нашел какую-то, ведущую к отдаленному отблеску в небе пустыни, означавшему человеческое жилье. Это оказался маленький магазин и бензозаправочная станция. Софи была в коматозном состоянии. Я остановился, вышел, запер машину и позвонил из общественной телефонной будки по 911, попросив соединить меня с полицией Кэрфри.
В первый раз за время этого кошмара мне улыбнулась удача: я попал прямо на Трэвиса. Когда я рассказал ему о том, что случилось, выяснилось, что я не могу сдержать слез.
— Оставайтесь там, — сказал он, как будто я мог поехать куда-нибудь еще. — Мы едем.
Я зашел в магазин и купил «четвертинку» скотча. Потом я вернулся к «бронко» и забрался под одеяло к Софи.
— Все кончено, — сказал я. — Теперь ты в безопасности.
Сказав ей эту последнюю ложь, я обхватил ее руками, но тело ее на ласку не отзывалось. С таким же успехом я мог обнимать и статую.
Эпилог
После событий той ночи я еще долго чувствовал себя как перенесший ампутацию: удаленного органа больше нет, но остались боль и страдания.
Мне не было предъявлено обвинений в убийстве Генри и Пирсона — Трэвис за этим проследил. Жюри присяжных вынесло вердикт, что я действовал в пределах необходимой самообороны. В мою пользу сыграло и то, что Пирсон стрелял из своего револьвера. Поскольку вскрылась вся история Генри, мнение жюри сводилось к тому, что я сослужил обществу хорошую службу. У меня отношение к этому сложное — убийство есть убийство, как бы его ни оправдывать.
Наверно, самой печальной оказалась история с Кемлеманом. Он стал последней жертвой в этой истории, но перед этим сумел осуществить правосудие по-своему. Трэвис рассказал мне об эпизоде в Чикаго — о свидании, на которое Генри так и не явился.
До того как прилетел Кемлеман, чикагская полиция уже закончила подготовительную работу. Сеймур и двое его компаньонов все еще были в аэропорту; видели, как они прошли в бар в зоне прибытия международных рейсов. Сеймур все время сидел там, но то один, то другой из его спутников выходили к справочному бюро. Агент ФБР установил, что их беспокоила задержка прибытия очередного рейса из Гонконга. Была произведена проверка отрывных купонов пассажирских билетов на этот рейс, но ни одной фамилии из компьютерного списка там обнаружено не было. Единственным, что можно было связать с телефонным разговором Генри, было то, что на самолете везли гроб. Установили, что умерший был поляком по имени Петер Ройяк, сорока двух лет, торговый представитель по продаже рубашек, которая получала большую часть товаров из Тайваня и Гонконга. В свидетельстве о смерти было указано, что было произведено вскрытие и причиной смерти являлось кровоизлияние в мозг. Все оформлено надлежащим образом, подписано и заверено гонконгскими властями. Как только узнали имя покойника, чикагские ребята быстро связались с рубашечной компанией. Им подтвердили, что да, у них работал Петер Ройяк в качестве комиссионера на Дальнем Востоке, и они оплатили перевозку его тела домой. Полицейские установили, где он живет; выяснилось, что он женат, имеет троих детей, в криминальных архивах не числится.
Как сказал Трэвис, Кемлеман хотел вмешаться прямо там же и тогда же, но чикагский комиссар полиции этого не позволил. Голоса поляков играют большую роль в «городе ветров», и в преддверии местных выборов комиссар был не готов затевать историю с абсолютно легитимным трупом.
Когда самолет из Гонконга был на подлете, Сеймур и двое других вышли из бара и поднялись на наблюдательную террасу. Пока они там стояли, полицейский фотограф снял их всех троих. Выяснилось, что один из спутников известен: это был второстепенный громила, работающий на одно из бандитских семейств. Троица дождалась, пока выгрузили гроб, а потом уехала из аэропорта и поселилась в «Ритц-Карлтоне». Тут же в соседний номер запустили секретную группу с хитроумными подслушивающими устройствами.
Когда гроб прошел через таможню, его повезли в похоронный зал; за ним все время следили — на случай, если его попытаются завернуть куда-нибудь еще. Семья покойного ожидала гроб вместе со священником. До этого момента, как сказал Трэвис, все выглядело нормально. После еще одной стычки с комиссаром Кемлеман решил действовать по-своему и в ту же ночь, не говоря ни слова чикагской полиции, провел чисто фэбээровскую операцию. Он собрал группу из дюжины агентов, в том числе специалиста-патологоанатома с портативным рентгеновским оборудованием: единственное, в чем он уступил, — не стал трогать тело до тех пор, пока что-нибудь не обнаружится с помощью рентгена.
Проникнуть в зал в ту ночь проблем не составило, и они сразу же просветили труп рентгеновскими лучами с использованием новейших быстро обрабатываемых пластинок. Снимки получили тут же, в ожидавшем снаружи фургоне без опознавательных знаков.
— Внутри у него что-то было, — сказал Трэвис. — Если говорить точнее, то при первом взгляде на снимки они не поняли, что это такое — просто квадратный предмет. Но было ясно, что это не часть его внутренностей. И в этот момент им сообщили, что двое молодчиков Сеймура вышли из гостиницы. Сеймур остался там, он был не дурак, чтобы участвовать во всяких грязных делишках. Группе ФБР по радио сообщили об их передвижении, и они знали, когда их можно ждать. Вокруг похоронного зала всем было приказано их не трогать: Кемлеман хотел взять их внутри с товаром.
Я помню, что, когда Трэвис дошел до самого интересного, он встал со стула и начал разыгрывать сцену.
— Представьте себе картину. Кемлеман и двое из его команды занимают позицию позади маленького алтаря в Часовне Вечного покоя, его помощники спрятались в примыкающей к ней комнате ожидания. Допустим, я — Кемлеман, помост с гробом стоит примерно на вашем месте. Эти двое молодчиков вошли оттуда. Они точно знали, зачем пришли, и работали быстро: взломали гроб, вытащили труп и разрезали его вдоль. И как только они достали то, за чем пришли, Кемлеман дал сигнал и взял их с поличным.
— Это была коробка с фильмом?
— Пленка. Кассета с пленкой — миниатюрная, долгая; мы потом ее запустили. Самое гадкое — китайские дети, может быть, лет трех-четырех, обоих полов. — Он говорил изменившимся голосом, не глядя на меня. — Бедных малышей насиловали и истязали по-всякому. Говорят, у них там жизнь дешевая. Господи, до чего же дешевы оказались эти короткие жизни.
Я слушал потрясенный. Ужас не кончился в Аризоне — он снова был со мной.
— А что же Сеймур?
— Его вытянули довольно просто. Он отпущен под залог и добивается разрешения на выезд. Но кого мне больше всех жаль, так это беднягу Кемлемана. В ту же ночь его поперли.
— Поперли? — переспросил я.
— Немедленно. Он получил нагоняй за то, что действовал без разрешения в сфере чужой компетенции. Я уже говорил, что с голосами поляков в Чикаго считаются, а тут нате вам — разрезанный труп. Надо было успокаивать семью, комиссара, епископа, еще Бог знает кого.
Трэвис рассказал, что после увольнения Кемлеман попытался получить лицензию частного следователя, но его блокировали, и он в конце концов оказался в службе безопасности одной справочно-информационной фирмы — как потом выяснилось, специально.
Примерно через шесть месяцев, когда я уже вернулся в Англию, Трэвис прислал мне вырезку из газеты. Это было сообщение о суде по обвинению в убийстве; обвинялся Кемлеман. Было очевидно, что произошла серия внешне не связанных друг с другом убийств известных граждан в разных уголках страны. Во всех случаях жертва получала бомбу в письме. Пока между ними не установили связь, погибло шестеро мужчин: Тогда заметили, что их фамилии содержатся в компьютерном списке педофилов, который Трэвис мне когда-то показал, а это привело к Кемлеману. Когда его выперли из ФБР, он, видимо, решил взять правосудие в собственные руки. На суде выяснилось, что десять лет назад была изнасилована и убита его дочь. С учетом этого адвокат подал прошение о смягчении наказания, но оно не произвело никакого впечатления, и ему дали пожизненное заключение.
Получив эту вырезку, я счел своим долгом узнать, в какой он тюрьме, и написал ему. Он не ответил.
Что касается Софи, то я оплатил ее лечение в одном из тех мест, где «высушивают» алкоголиков и наркоманов. Кажется, ей удалось выкарабкаться. Впоследствии она вышла замуж за своего адвоката и живет тихо в пригороде Сан-Франциско.
Я как-то прочитал, что можно делать алмазы, например, из арахисового масла. Берется любое углеродсодержащее сырье, добавляется водород и нагревается до 2000 градусов по Фаренгейту. Высокая температура и водород высвобождают атомы углерода из масла, и из них создаются алмазы. Я никогда не вникал в тайны физики и химии; для меня это все непостижимо, но почему-то эта статья заставила меня вспомнить о Генри. Я точно так же не способен понять, как мог он делать то, что делал, — для меня это черная дыра, не доступная постижению. Какой адский огонь преобразил моего друга, которого я, казалось, хорошо понимал, в человека, которого мне пришлось убить? Видит Бог, я хотел бы это знать. Но у меня нет ответов, не считая той банальности, что все мы умираем неузнанными.
