Ларс Кеплер - Гипнотизер
— В пятницу встречаюсь с правлением.
— Верно. Тебя больше не будут финансировать. Вечно одно и то же.
— Да я и не слишком волнуюсь, — отмахнулся я. — Я хочу сказать — по-моему, все идет хорошо. Мои исследования не стоят на месте, дело движется, у меня чертовски хорошие результаты.
— Я знаком с Франком Паульссоном из правления, — сказал Лapc и поднялся.
— Правда? Как?
— В армии вместе служили, в Будене. Он головастый и довольно открытый.
— Это хорошо, — тихо сказал я.
Мы вышли из раздевалки, и Ларс схватил меня за руку:
— Хочешь, я позвоню ему и просто попрошу, чтобы они поставили на тебя?
— А можно? — спросил я.
— Вряд ли, но чем черт не шутит.
— Тогда пусть все остается как есть, — улыбнулся я.
— Но ты же должен продолжать исследования.
— Все устроится.
— Кто знает.
Я посмотрел на него и нерешительно сказал:
— Хотя это, может, было бы глупо.
— Я позвоню Паульссону вечером.
Я кивнул. Ларс, улыбаясь, легонько хлопнул меня по спине.
Когда мы в скрипящих кроссовках выходили в гулкий просторный зал, Лapc неожиданно спросил:
— Ты не хотел бы взять у меня пациентку?
— А в чем дело?
— У меня не хватает на нее времени, — объяснил он.
— К сожалению, я уже набрал группу.
— Ладно.
Я начал растягиваться, ожидая, когда освободится пятая дорожка. Ларс топтался рядом, проводя рукой по волосам и откашливаясь.
— По-моему, Эва Блау подходит для твоей группы, — сказал он. — Потому что она черт знает как завязана на травме. Во всяком случае, мне так кажется. Не могу пробить ее скорлупу, ни единого раза не получилось.
— Я с удовольствием что-нибудь посоветую, если ты…
— Посоветуешь? — перебил он и понизил голос: — Если честно, мне с ней все ясно.
— Что-нибудь случилось? — спросил я.
— Да нет… Я думал, что она очень тяжело болела, в смысле — физически.
— Но она не болела?
Ларс какое-то время смотрел на меня, напряженно улыбаясь, потом спросил:
— Ты не можешь просто сказать, что берешь ее к себе?
— Мне нужно подумать.
— Поговорим попозже, — торопливо бросил он.
Ларс затрусил на месте, остановился, беспокойно взглянул на вход, рассмотрел входящих, потом прислонился к стене.
— Прямо не знаю, Эрик. Было бы здорово, если бы ты посмотрел Эву. Я бы…
Он замолчал и глянул на дорожку: у двух молодых женщин, по виду студенток-медичек, еще оставалась пара минут. Когда одна из них споткнулась и пропустила простой стопбол, он фыркнул и прошептал:
— Корова.
Я посмотрел на часы и размял плечи. Ларс грыз ногти. Под мышками у него расплылись пятна пота. Лицо постарело, осунулось. Рядом с залом кто-то крикнул; Ларс дернулся и оглянулся на двери.
Женщины собрали свои вещи и ушли с дорожки, о чем-то щебеча.
— Теперь наша очередь, — сказал я и пошел вперед.
— Эрик, я когда-нибудь просил тебя взять пациента?
— Нет. Но у меня просто группа заполнена.
— А если я за тебя отдежурю? — быстро спросил он и внимательно посмотрел на меня.
— Заманчиво. — Мне стало любопытно.
— Я подумал — у тебя семья, тебе нужнее побыть дома.
— Она опасна?
— В каком смысле? — с неуверенной улыбкой спросил он и начал щипать свою ракетку.
— Эва Блау? Ты считаешь, что она опасна?
Он опять бросил взгляд на двери.
— Не знаю, что и ответить, — тихо сказал он.
— Она тебе угрожала?
— Ну… все пациенты такого типа могут быть опасными, тут сразу не скажешь. Но я уверен, что ты с ней справишься.
— Обязательно справлюсь.
— Ты берешь ее? Эрик, скажи, что берешь. Берешь?
— Беру, — ответил я.
У Ларса порозовели щеки, он повернулся и пошел к линии подачи. Вдруг по внутренней поверхности бедра у него побежал ручеек крови; он вытер кровь рукой и глянул на меня. Сообразив, что я видел кровь, он пробормотал, что у него проблемы с пахом, извинился и хромая ушел с дорожки.
Прошло два дня. Я только что вернулся в свою приемную, когда в дверь постучали. Я открыл. В коридоре стоял Ларс Ульсон, а в нескольких метрах от него — женщина в белом плаще. У нее был беспокойный взгляд, а нос красный, как будто она замерзла. Худое острое лицо ярко накрашено, вокруг глаз голубые и розовые тени.
— Это Эрик Мария Барк, — сказал Ларс. — Очень хороший врач. Лучше, чем я когда-нибудь буду.
— Вы рано, — сказал я.
— Мы договорились? — нервно спросил он.
Я кивнул и пригласил их войти.
— Эрик, я опаздываю, — тихо ответил Ларс.
— Было бы хорошо, если бы ты присутствовал.
— Я знаю, но мне нужно бежать. Звони мне в любое время, я отвечу, хоть среди ночи — когда угодно.
Он умчался, а Эва Блау прошла за мной в кабинет, закрыла за собой дверь и посмотрела мне в глаза.
— Это ваше? — неожиданно спросила она и протянула мне фарфорового слоника на дрожащей ладони.
— Нет.
— Но я же видела, как вы на него посмотрели, — с издевкой сказала женщина. — Вы его захотели, правда?
Я набрал в грудь побольше воздуха и спросил:
— Почему вы думаете, что мне хочется этого слоника?
— А вам не хочется?
— Нет.
— А этого хочется? — спросила она и задрала платье.
Она была без трусов, волосы на лобке сбриты.
— Эва, не нужно так делать.
— Ладно, — сказала она, ее губы нервно дрожали.
Она подошла слишком близко ко мне. От ее одежды резко пахло ванилью.
— Давайте сядем, — невозмутимо предложил я.
— Друг на друга?
— Можете сесть на диван.
— На диван?
— Да.
— Тогда это вам следует сесть на диван. — Женщина сбросила плащ на пол, подошла к письменному столу и уселась на мой стул.
— Может быть, вы хотите немного рассказать о себе? — спросил я.
— А что вас интересует?
Я задумался: может ли она, несмотря на все свое напряжение, легко поддаться гипнозу или будет сопротивляться, попытается остаться замкнувшимся в себе наблюдателем.
— Я вам не враг, — спокойно объяснил я.
— Не враг?
Она выдвинула ящик стола.
— Перестаньте, — попросил я.
Она пропустила мои слова мимо ушей и принялась грубо шарить в бумагах. Я подошел к ней, отвел ее руку, задвинул ящик и решительно сказал:
— Этого делать нельзя. Я просил вас перестать.
Она упрямо посмотрела на меня и снова выдвинула ящик. Не спуская с меня глаз, вытащила пачку документов и швырнула на пол.
— Прекратите, — жестко сказал я.
У женщины задрожали губы. Глаза наполнились слезами.
— Вы меня ненавидите, — прошептала она. — Я знала, знала, что вы будете меня ненавидеть. Все меня ненавидят.
Ее голос вдруг стал испуганным.
— Эва, — осторожно сказал я, — никакой опасности нет. Просто сядьте. Возьмите мой стул, если хотите, или садитесь на диван.
Она кивнула, встала со стула и пошла к дивану. Неожиданно обернулась и тихо спросила:
— Можно потрогать ваш язык?
— Нельзя. А теперь сядьте.
Она наконец села, но тут же начала беспокойно вертеться.
Я заметил, что она что-то зажала в кулаке.
— Что у вас там? — спросил я.
Женщина быстро спрятала руку за спину.
— Подойдите и посмотрите, если не боитесь, — испуганно-враждебно сказала она.
Я ощутил приступ раздражения, но заставил себя говорить спокойно:
— Не хотите рассказать, почему вы здесь, у меня?
Женщина покачала головой.
— Как вы думаете? — спросил я.
У нее дернулось лицо.
— Потому что я сказала, что у меня рак, — прошептала она.
— Вы боитесь, что у вас может быть рак?
— По-моему, он хотел, чтобы у меня был рак.
— Лapc Ульсон?
— Мне сделали операцию в мозгах, мне сделали две операции. Мне дали наркоз. Меня изнасиловали, пока я спала.
Она посмотрела мне в глаза и торопливо растянула рот:
— Так что теперь я и беременная, и лоботомированная.
— Что вы хотите сказать?
— Что это прекрасно. Я очень хочу родить ребенка, сына, мальчика. Он станет сосать мне грудь.
— Эва, — сказал я. — Как вы думаете, почему вы здесь?
Она протянула руку и разжала кулак. Ладонь была пуста, женщина несколько раз повернула ее.
— Хотите осмотреть мое влагалище? — прошептала она.
Я почувствовал, что необходимо уйти или позвать кого-нибудь в кабинет. Эва вскочила и сказала:
— Простите. Простите. Я так боюсь, что вы меня возненавидите. Пожалуйста, не ненавидьте меня. Я останусь, мне нужна помощь.
— Эва, успокойтесь. Я просто пытаюсь поговорить с вами. Мы считаем, что вам лучше присоединиться к моей группе гипноза. Вы это знаете, Ларс вам объяснил. Он сказал, что вы не против, что вы сами этого хотите.
Она кивнула и скинула мою кофейную чашку на пол.
— Простите, — повторила она.
Когда Эва Блау ушла, я подобрал с пола бумаги и сел за стол. В окно стучал легкий дождик; я вспомнил, что сегодня детский сад Беньямина на экскурсии, а мы с Симоне забыли дать сыну чистые непромокаемые штаны.
