Ларс Кеплер - Гипнотизер
— Tu limpias más apartamientos aqui? En este edificio?
Она кивнула — правильно, она убирает и в других квартирах в этом доме.
— Qué otros? — спросил Йона. — В каких еще?
— Espera un momento, — сказала Анабелла и, немного подумав, начала считать по пальцам: — El piso de Lagerberg, Franzén, Gerdman, Rosenlund, el piso de Johansson también.
— Росенлунды, — сказал Йона. — Rosenlund es la familia con un gato, no es verdad?
Анабелла с улыбкой кивнула. Она убирает в квартире с кошкой.
— Y muchas flores, — добавила она.
— Много цветов, — уточнил Йона, и она кивнула.
Йона серьезным голосом спросил, не заметила ли она чего-нибудь особенного четыре ночи назад, когда пропал Беньямин:
— Notabas alguna cosa especial hace cuatros días? De noche…
Лицо Анабеллы застыло.
— No, — поспешно сказала она и хотела было отступить в квартиру Хаммара.
— De verdad, — быстро сказал Йона. — Espero que digas la verdad, Anabella. Я жду правды.
Он повторил, что это очень важно, что речь идет о пропавшем ребенке.
Ярл Хаммар, все это время стоявший рядом и слушавший, сказал дрожащим хриплым голосом, воздевая к потолку трясущиеся руки:
— Вам следует быть поласковее с Анабеллой, она очень прилежная девушка.
— Она должна рассказать мне, что видела, — сосредоточенно объяснил Йона и снова повернулся к Анабелле:
— La verdad, por favor.
Ярл Хаммар беспомощно смотрел, как из темных блестящих глаз Анабеллы покатились крупные слезы.
— Perdón, — прошептала она. — Perdón, señor.
— Не расстраивайся, Анабелла, — сказал Хаммар и махнул Йоне: — Входите, я не могу позволить, чтобы она плакала на лестнице.
Они вошли и втроем сели за сверкающий обеденный стол. Хозяин достал банку печенья. Анабелла тихим голосом рассказывала, что ей негде жить, что она три месяца была бездомной, но ей удавалось скрываться в чуланах и кладовках у тех, у кого она убирала. Когда она получила ключи от квартиры Росенлундов, чтобы поливать цветы и присматривать за кошкой, у нее наконец появилась возможность спокойно вымыться и выспаться. Она снова и снова повторяла, что ничего не брала, что она не воровка, она не берет еду, ничего не трогает и спит не в кровати Росенлундов, а в кухне на матрасе.
Потом Анабелла серьезно посмотрела на Йону и сказала, что спит очень чутко — в детстве она заботилась о младших братьях и сестрах. В ночь на четверг она услышала какой-то звук, шедший из чулана. Испугавшись, девушка собрала свои вещи, подкралась к двери и посмотрела в глазок. Дверь лифта была открыта, но Анабелла ничего не увидела. Вдруг послышались звуки, вздохи и медленные шаги, как будто шел старый тяжелый человек.
— А голоса?
Анабелла покачала головой:
— Sombras.
Анабелла попыталась описать, как тени двигались по полу. Йона кивнул и спросил:
— Что ты видела в зеркале? Qué viste en el espejo?
— В зеркале?
— В зеркале лифта, Анабелла.
Анабелла подумала, а потом медленно сказала, что видела желтую руку.
— А почти сразу после этого, — добавила она, — я увидела ее лицо.
— Это была женщина?
— Sí, una mujer.
Да, женщина.
Анабелла объяснила, что у женщины была вязаная шапка, от которой на лице лежала тень, но на мгновение показались щеки и рот.
— Sin duda era una mujer, — повторила Анабелла.
Без сомнения, это была женщина.
— Какого возраста?
Она покачала головой. Не знает.
— Такая же молодая, как ты?
— Tal vez.
Может быть.
— Немного постарше? — спросил Йона.
Анабелла кивнула, потом сказала, что не знает — она видела женщину всего несколько секунд, и ее лицо было скрыто.
— Y la boca de la señora? — показал Йона. — Какой у нее был рот?
— Довольный.
— Она выглядела довольной?
— Si. Contenta.
Особых примет комиссару добыть не удалось. Он требовал подробностей, спрашивал так и эдак, но было ясно, что Анабелла описала все, что видела. Комиссар поблагодарил ее и Хаммара за помощь.
Поднимаясь вверх по лестнице, он позвонил Анье. Она ответила сразу.
— Анья Ларссон, Государственная уголовная полиция.
— Нашла что-нибудь про Эву Блау?
— Как раз ищу. А ты все время звонишь и отвлекаешь.
— Извини, но это срочно.
— Знаю, знаю. Но прямо сейчас мне нечего тебе сказать.
— Ладно, позвоню, как только…
— Кончай трепаться. — И Анья положила трубку.
Глава 37
Эрик сидел в машине рядом с Йоной и дул на кофе в бумажном стаканчике. Они проехали мимо института, мимо Государственного музея естествознания. Возле дороги, по направлению к Бруннсвикену, в наступающей темноте блестели теплицы.
— Вы точно помните имя? Эва Блау? — спросил Йона.
— Да.
— Ничего в телефонном каталоге, ничего в уголовной базе данных, ничего в базе регистрации преступлений, в базе подозреваемых или хранящих оружие, ничего в базе налоговой службы, регистрации по месту жительства или в базе автовладельцев. Я распорядился проверить все базы данных губернского правления, ландстинга,[18] церковные базы, страховую кассу, миграционную службу. В Швеции нет никакой Эвы Блау, и никогда не было.
— Она была моей пациенткой, — настаивал Эрик.
— Тогда ее должны звать как-нибудь по-другому.
— Черт! Я что, не знаю, как зовут моих…
Он замолчал. Молнией вспыхнула догадка, как ее могли звать по-другому, но тут же погасла.
— Что вы хотели сказать? — спросил Йона.
— Надо посмотреть мои бумаги. Может быть, ее просто называли Эвой Блау.
Белесое зимнее небо было низким и плотным. Похоже, снегопад мог начаться в любую минуту.
Эрик отпил кофе и почувствовал, как сладость сменяется долгой горечью. Машина свернула к району частных домов в Тебю. Они медленно ехали позади вилл, вдоль садов с покрытыми инеем обнаженными фруктовыми деревьями, мимо небольших закрытых бассейнов, застекленных веранд с плетеной мебелью, заснеженных батутов, кипарисов с электрическими гирляндами, синих санок-тобоганов и припаркованных автомобилей.
— А куда мы вообще едем? — неожиданно спросил Эрик.
Маленькие круглые снежинки кружились в воздухе, падали на капот, забиваясь под «дворники».
— Мы почти приехали.
— Приехали куда?
— Я нашел все же несколько человек по фамилии Блау, — с улыбкой ответил Йона.
Он свернул к отдельно стоящему гаражу и остановился, но не стал глушить мотор. Посреди лужайки стоял двухметровый пластмассовый Винни-Пух. Его красный свитерок облупился. Других фигур в саду не было. Дорожка из неровных сланцевых пластинок вела к большому деревянному дому, выкрашенному желтой краской.
— Здесь живет Лиселотт Блау, — объяснил Йона.
— Кто это?
— Понятия не имею. Но возможно, она знает что-нибудь про Эву.
Йона увидел неуверенную гримасу Эрика и сказал:
— Это единственное, от чего мы сейчас можем оттолкнуться.
Эрик покачал головой:
— Это было давно. Я никогда не вспоминаю о тех временах, когда занимался гипнозом.
Он взглянул в прозрачно-серые глаза Йоны:
— Может быть, к Эве Блау это не имеет никакого отношения.
— Пытались вспомнить?
— Вроде того, — ответил Эрик и посмотрел на стакан с кофе.
— Хорошо вспоминали?
— Наверное, не очень.
— Вы не знаете, она была опасна, эта Эва Блау? — спросил комиссар.
Эрик глянул в окно машины и увидел, что кто-то фломастером нарисовал Винни-Пуху клыки и злобно сведенные брови. Эрик отпил кофе и вспомнил вдруг, когда он услышал имя «Эва Блау» в первый раз.
Вспомнил только что.
Было половина девятого утра. Солнце светило через пыльное окно. Я спал в кабинете после ночного дежурства, подумал он.
Десять лет назадБыло половина девятого утра. Солнце светило через пыльное окно. Я спал в кабинете после ночного дежурства, не выспался, но все же собрал спортивную сумку. Ларс Ульсон уже несколько недель отменял наше сражение в бадминтон. Он слишком много работал, мотался между больницей в Осло и Каролинской больницей, читал лекции в Лондоне и метил на место в правлении. Но вчера позвонил и спросил, готов ли я.
— Да, черт тебя возьми, — ответил я.
— Ты готов продуть, — сказал он, но как-то необычно вяло.
Я вылил остатки кофе в раковину, оставил чашку на кухне для персонала, сбежал вниз по лестнице и на велосипеде доехал до спортзала. Когда я вошел, Ларс уже сидел в холодной раздевалке. Он почти испуганно поднял на меня глаза, отвернулся и натянул шорты.
— Я тебя так вздую, что ты неделю сидеть на сможешь, — объявил он и глянул на меня.
Трясущимися руками запер шкафчик.
— Много работаешь, — сказал я.
— А? Да, верно, у меня было…
Он замолчал и тяжело сел на лавку. Я спросил:
— Ты себя хорошо чувствуешь?
— Отлично. Ты-то сам как?
— В пятницу встречаюсь с правлением.
