Кейт О'Мара - Негодяйка
– Симон, ты готов? – позвала Элизабет из коридора. – Машина уже пришла. – Симон появился из маленькой комнаты, где обычно переодевался, и, наблюдая за ним, пока он шел по коридору, Элизабет с тревогой отметила, что он постарел за эти дни.
– Да, готов, – ответил Симон и, скользнув по ней взглядом, добавил: – Ты прекрасно выглядишь. – Он начал спускаться по лестнице. Элизабет молча следовала за ним. Да, думала она, явно постарел. В волосах прибавилось седины, несколько отвис подбородок, и осанка была уже не такой прямой, как раньше. Когда они спустились, Джанет уже открывала входную дверь. На пороге стоял Чарльз Пендльбери; он был явно обеспокоен чем-то, хотя и старался не показывать виду.
– Доброе утро, Чарльз, – приветствовал его Симон. Проходя мимо зеркала в холле, он бросил мимолетный взгляд на свое отражение и пригладил рукой волосы.
– Доброе утро, сэр. Миссис Брентфорд. – Он ободряюще улыбнулся Элизабет. – Прекрасный день сегодня, – добавил он. "Будет прекрасный, это уж точно", – подумала Элизабет.
– Как сказать, – пробормотал Симон, проходя мимо Чарльза, и вышел на улицу.
Какое-то время они ехали молча. Первым заговорил Чарльз.
– С Даунинг-стрит не было никаких известий, сэр, – тихо сказал он.
– Скоро будут, – резко ответил Симон. – Ты захватил мою речь? – Он протянул руку. Чарльз открыл портфель и достал несколько листков бумаги. Передавая их Симону, он встретился с ним взглядом. – Я думаю, вы поступаете правильно, сэр, – пробормотал Чарльз.
Симон откинулся на сиденье и углубился в чтение.
– Конечно, – только и сказал он.
Чарльз украдкой взглянул на Элизабет. Она сидела, уставившись в окно, мысли ее явно были далеко. Он начал было что-то говорить, стараясь разрядить обстановку, но вдруг замолчал, впервые в жизни почувствовав, что бессилен помочь. Чарльз невольно отметил, как прекрасно все вокруг в лучах ослепительного солнца. Внезапно он поймал на себе взгляд Элизабет. Они тепло улыбнулись друг другу, и к Чарльзу словно вернулись силы. Сегодня он был нужен Элизабет, как никогда, и ему хотелось, чтобы она знала: он рядом, рядом с ней до конца. Они обменялись многозначительными взглядами, и Чарльз, сам того не ожидая, подмигнул ей.
День выдался на редкость жарким, и приглашенные на праздник стекались в сады Одли Мейнор, резиденции сэра Эдварда и леди Одли, которые гостеприимно распахивали двери своего дома для проведения ежегодных торжеств Консервативной партии. Официальную церемонию открыла леди Одли, слывшая довольно известной пейзажисткой. С подиума, установленного на лужайке, она, рассыпаясь в любезностях, обратилась ко всеобщему любимцу, очаровательному парламентарию, которому предстояло произнести речь. Захлебываясь от восторга, леди Одли выразила надежду, что оратора будет сопровождать его прелестная супруга. И она простерла руку, указывая на Элизабет, скромно стоявшую среди гостей. На этом вступительная речь закончилась, и собравшиеся – даже те, кто не расслышал ни слова, – громко зааплодировали, перебираясь под тент.
Симона тут же окружила стайка красавиц не первой молодости, чьим кумиром он оставался все эти годы, и Чарльз, воспользовавшись моментом, увлек Элизабет в прохладу дома. По пути Элизабет приходилось любезно отвечать на многочисленные приветствия соратников мужа. Наконец они нашли убежище в дальней буфетной, темной и тихой комнатке. Чарльз огляделся и, убедившись, что они одни, заговорил:
– Элизабет, как вы себя чувствуете?
– Это должно скоро произойти, так ведь?
– Да, боюсь, что да. С вами все в порядке? – настойчиво спрашивал он, слегка касаясь ее руки.
– Да, я выдержу. Уже известно?
– Да. Я звонил в офис из машины, пока ехал к вам. Девчонка призналась, что Симон – ее отец. Завтра это будет на первой полосе "Глоуб". С Флит-стрит звонят не переставая, и наши сотрудники отбиваются как могут, тянут время, отказываясь от комментариев, обещают сделать заявление для прессы – ну, в общем, весь набор подобной чепухи. Но пресса все равно не отстанет.
Элизабет приблизилась к нему и положила руку ему на грудь.
– Чарльз, можно вас попросить?.. Не могли бы вы обнять меня? – Она подняла на него умоляющий взгляд, но Чарльзу уже и не требовалось этого молчаливого призыва – он нежно заключил ее в объятия. Всего на несколько мгновений, но она принадлежала ему. Он чувствовал, как бьется ее сердце – словно у зверька, напуганного лесным пожаром. Легким поцелуем он коснулся ее лба – она не сопротивлялась, но по-прежнему оставалась неподвижна. За окном послышались чьи-то шаги, и, неохотно, они разжали руки.
– Спасибо, теперь мне будет легче. – Элизабет улыбнулась и машинально поправила юбку и провела рукой по волосам.
– Предстоит выдержать осаду прессы, – сказал Чарльз, словно угадывая ее настроение. – Репортеры соберутся, возможно, к вечеру, когда вы вернетесь домой. Вы готовы к встрече с ними?
Элизабет дерзко вскинула голову.
– Я готова ко всему.
– Я люблю вас, Элизабет. – Чарльз едва расслышал свой собственный шепот. Она промолчала, но взгляд ее говорил, что, если бы только это было возможно, она бы ответила на его чувство. Элизабет вышла, и Чарльз последовал за ней, держась на некотором расстоянии, наблюдая, как она идет по двору и заворачивает за угол дома. По лужайке прохаживались гости, и некоторые провожали ее восхищенными взглядами. Чарльз улыбался – в его улыбке сквозили и гордость, и грусть, и желание; еще мгновение назад она была в его объятиях, и он признался ей в любви. Все остальное теперь не имело значения. Отныне он будет счастлив хотя бы тем, что она откликнулась на его чувство. Он подождал, пока Элизабет не скрылась из виду, и отправился на поиски Симона.
Элизабет чувствовала себя удивительно спокойной в преддверии надвигающейся бури. Объятия Чарльза словно вдохнули в нее свежие силы, и все, кто наблюдал за ней, пока она шла к оранжерее, восхищались стройной, красивой, уверенной в себе женщиной. Оранжерея, куда направлялась Элизабет, располагалась в пристройке к дому, выполненной в викторианском стиле. Здесь, среди пышной зелени папоротников, пальм и другой растительности, было довольно прохладно – солнце еще не заглядывало под ее стеклянный купол. Сегодня здесь устроили своеобразную ярмарку ремесел: многие жены консерваторов с удовольствием выставили на продажу свое творчество. Элизабет предстояло купить один из пейзажей леди Одли, и, кроме того, она обещала зайти к своей подруге Анджеле взглянуть на ее коллекцию. В оранжерее Элизабет сразу же окружила толпа друзей и знакомых, и ей пришлось задержаться, чтобы хоть немного поговорить с каждым. Вскоре она оказалась в дальнем углу оранжереи, где за прилавком, среди многоцветья ярких тканей, гирлянд и лент, утопая в море всевозможных подушек, которые и составляли предмет ее торговли, устроилась Анджела. У прилавка стояла одинокая посетительница, которая вдохновенно рылась в ворохе парчи и гобеленов.
– Анджела, какая у тебя великолепная экспозиция. Ты, должно быть, работала как одержимая, чтобы успеть к сроку. – Заслышав голос Элизабет, женщина у прилавка подняла на нее взгляд и тут же отвернулась.
– Элизабет! Как хорошо, что ты пришла. Взгляни, твое появление делает мне хорошую рекламу. – И Анджела указала на группку людей, направлявшуюся в их сторону.
– О Боже, – рассмеялась Элизабет. – Быстро, покажи мне ту подушку, о которой ты говорила.
Анджела указала на гору подушек, которые как раз рассматривала покупательница.
– Она там, сзади, – сказала она. Элизабет подошла к женщине.
– Извините, можно мне взглянуть вон на ту подушку? – с улыбкой, вежливо спросила она.
– Конечно, – пробормотала женщина и попыталась отойти, но рядом оказалась Анджела, и путь был отрезан. Все трое начали вместе рассматривать подушку.
– О! – с искренним восхищением воскликнула Элизабет. – Она великолепна. – И из вежливости обратилась к незнакомке. – Вы не находите?
Женщина дотронулась до подушки пальцем.
– Да, очень мило, – согласилась она. От нее исходил запах духов, который показался Элизабет знакомым, но она никак не могла угадать его. Элизабет посмотрела на женщину, и, когда их взгляды встретились, она уже точно знала, что перед ней – любовница мужа. От Элизабет не ускользнуло, что и женщина узнала ее. На несколько секунд их взгляды оставались прикованными друг к другу.
– Где ты нашла этот гобелен, Анджела? – спросила Элизабет с живым интересом.
– Хочешь верь, хочешь нет, но это конец семнадцатого века и к тому же очень редкий экземпляр, – ответила Анджела, не представлявшая, какая драма разыгрывается на ее глазах. Как ни странно, Элизабет не почувствовала никакой враждебности по отношению к сопернице, скорее, наоборот. В их взглядах сквозило взаимопонимание и даже симпатия. Элизабет понравилась женщина – ее живые, умные глаза, красивые каштановые волосы, открытое и привлекательное лицо.
