Стив Берри - Измена по-венециански
Он взглянул на часы, стоящие на прикроватной тумбочке. О'Коннер и двое других мужчин оставались на страже за дверью. Винченти сознательно оставил их снаружи, поскольку хотел, чтобы никто не присутствовал при этом разговоре. Камиль Ревин сообщил ему, что охранники в доме меняются в конце каждой недели. Поскольку гвардейцам Священного отряда эта обязанность была не по душе, никто из них не должен появиться здесь до того, как наступит время заступать на дежурство. Они относились к приказу охранять какую-то умирающую бабу как к очередной блажи Зовастиной.
— И вот что интересно, — продолжал говорить Винченти. — Вирус ВИЧ теоретически даже не должен выживать в вашем теле, слишком много в крови клеток, борющихся с любыми инфекциями. Но вирус научился вести против них действия, которые можно было бы назвать партизанской войной на микроскопическом уровне, играя с вашими белыми кровяными тельцами в прятки. Вирус владеет секретом, как прятаться там, где защитникам организма его нипочем не найти.
Помолчав несколько секунд для пущего эффекта, Винченти сообщил:
— В лимфатических узлах. Это узелки диаметром с горошину. У человека их насчитывается свыше четырехсот, они разбросаны по всему телу человека и играют роль фильтров — улавливают чужеродные клетки, чтобы белые кровяные тела могли их уничтожить. Лимфоузлы — это клетка для хищных зверей вашей иммунной системы, место, где ретровирус, казалось бы, должен искать убежище в последнюю очередь. И вот на тебе, ВИЧ обосновался именно там. Он научился делать дубликат, копировать защитную протеиновую оболочку, которую иммунная система производит в лимфатических узлах. И вот, никем не замеченный, под самым носом у иммунной системы, он терпеливо живет, превращая клетки лимфоузлов из борцов с инфекцией в свою копию и подобие. Он занимается этим годами — до тех пор, пока лимфатические узлы не начинают вздуваться, потом разрушаются, и все клетки ВИЧ устремляются в кровяную систему. Этим-то и объясняется тот факт, что от момента заражения до обнаружения инфекции проходит так много времени.
Мозгу Винченти еще было доступно аналитическое мышление ученого, которым он являлся на протяжении многих лет. Теперь, однако, он с головы до пят был предпринимателем, действующим в глобальном масштабе, и искусным манипулятором — столь же искусным, как и Карин Вальде. Теперь же он собирался провернуть самую грандиозную махинацию из всех, которые ему доводилось осуществлять.
— А знаете, что еще более удивительно? Каждая репликация клетки, появляющаяся в результате действия ВИЧ, индивидуальна. Поэтому, когда лимфатические узлы разрушаются, вместо одного агрессора в них оказываются миллиарды разных агрессоров, и целая армия мутировавших ретровирусов устремляется в ваш кровоток. Ваша иммунная система реагирует так, как ей и положено, но она вынуждена создавать новые и разные белые кровяные тельца, чтобы бороться с каждым новым видом агрессора. А это невозможно.
— Наверняка вы пришли сюда не для того, чтобы прочитать мне научную лекцию?
— Я пришел, чтобы узнать, хотите ли вы остаться в живых.
— Если только вы не ангел или тем более не Бог, это невозможно.
— Видите ли, ВИЧ способен убить любого, но он оставляет вас беззащитной лишь тогда, когда в вашу кровь в поисках места для жизни попадает какой-то другой вирус, бактерия, грибок или паразит. Чтобы вычистить их из организма, не хватает белых кровяных телец. Так что остается единственный вопрос: какая именно инфекция станет причиной вашей смерти?
— А как насчет того, чтобы вы убрались к чертовой матери и оставили меня умирать?
Карин Вальде и впрямь была ожесточенной женщиной, но разговор с ней взбудоражил мечты Винченти. В них он уже видел, как выступает перед прессой, как репортеры ловят каждое его слово, а на следующее утро он просыпается знаменитостью и научным светилом всемирного масштаба. Он представлял, как заключает договоры на написание книг, продает права на создание о нем кино- и телефильмов, становится желанным гостем в лучших домах, получает премии и награды. Премия Альберта Ласкера и Национальная медаль науки ему обеспечены, это уж точно. А там — чем черт не шутит! — возможно, и Нобелевская премия.
Но все это будет зависеть от того решения, которое он сейчас примет.
Винченти посмотрел на распростертую на кровати оболочку человеческого тела. Живыми на ней казались только глаза.
Он протянул руку к трубке, тянущейся от капельницы.
— Что это такое? — настороженно спросила Карин, заметив в его руке шприц с прозрачной жидкостью.
Он не ответил на ее вопрос.
— Что вы хотите делать?
Винченти воткнул иглу в трубку капельницы и нажал на поршень шприца.
Карин попыталась приподняться, но из этого ничего не вышло. Она рухнула обратно на простыни, дико вращая глазами. Винченти наблюдал за тем, как тяжелеют и опускаются ее веки. Затем дыхание женщины замедлилось, она затихла. Ее глаза закрылись и больше не открывались.
52
Венеция
Зовастина встала и повернулась к незнакомцу. Он был низкого роста, с искривленным позвоночником, с взлохмаченной шевелюрой и кустистыми бровями. Говорил он дребезжащим стариковским голосом. Все в нем — морщинистое лицо, впалые щеки, седые волосы и руки со вздутыми венами — буквально кричало о преклонном возрасте.
— Кто вы такой? — спросила она.
— Хенрик Торвальдсен.
Это имя было ей знакомо. Датчанин, один из богатейших людей Европы. Но каким образом и зачем он здесь оказался?
Виктор моментально отреагировал на появление незваного гостя и направил на него пистолет. Зовастина отстранила его руку с оружием, наградив многозначительным взглядом, в котором читалось: «Погоди. Давай посмотрим, что из этого выйдет».
— Мне известно о вас.
— А мне о вас. Вы бывшая советская чиновница, которая вершит теперь судьбы народов. Неплохая карьера.
Зовастина была не в настроении обмениваться комплиментами.
— Что вам здесь надо?
Шаркая ногами, старик подошел к деревянной коробке.
— Неужели вы действительно считали, что здесь лежит Александр Великий?
Этот дед знал круг ее интересов.
— О, искатель приключений! Пусть мой бессмертный голос, хоть и звучащий издалека, наполнит твои уши. Услышь мои слова. Плыви в столицу, основанную отцом Александра, где мудрецы стоят на страже. Прикоснись к сокровенной сути золотой иллюзии. Разъедини феникса. Жизнь является мерилом могилы. Но будь настороже: есть лишь один шанс на успех.
Ей с трудом удалось скрыть шок, вызванный цитатой, произнесенной стариком. Да, он действительно в курсе ее дел!
— Думали, вы одна это знаете? — спросил он. — До чего же вы самоуверенны!
Малоун нервничал. Они с Кассиопеей находились на высоте пятидесяти футов и на расстоянии в три четверти футбольного поля, с которым можно было сравнить внутреннее помещение собора, от того места, где Торвальдсен бросил вызов Зовастиной под суровым взглядом Виктора. Микнер провел их в собор через западный атриум и проводил наверх. Когда они поднялись по крутой лестнице, то увидели, что второй этаж базилики, где располагались музей и сувенирная лавка, сильно отличается от первого. Если внизу все было облицовано изумительным мрамором, блистало золотом и переливалось отблесками мозаики, то здесь их встретили невзрачные кирпичные стены.
— Какого черта он здесь делает? — пробормотал Малоун. — Ведь он звонил нам только что, когда мы находились на улице!
Они прятались на каменной балюстраде, с которой открывался панорамный вид на величавые купола, поддерживаемые массивными мраморными колоннами. Золотая мозаика потолков переливалась в ярком свете ламп, мраморный пол и неосвещенные в этот ночной час боковые часовни укутались в черно-серые тени. Пресвитерий в дальнем конце зала, где сейчас стоял Торвальдсен, напоминал ярко освещенную сцену в темном зале театра.
— Ты не собираешься ответить на мой вопрос?
Кассиопея хранила молчание.
— Вы оба меня сейчас разозлите.
— Я предложила тебе отправляться домой.
— Хенрик, возможно, откусил больше, чем может прожевать.
— Она не застрелит его. По крайней мере, до тех пор, пока не выяснит, зачем он сюда заявился.
— А зачем он сюда заявился?
Ответом Малоуну снова было молчание.
— Нам нужно сменить позицию. Давай переместимся вон туда. — Он указал влево, в сторону северного трансепта, куда тянулась галерея, выходившая на пресвитерий. — Музей тянется по всей галерее. Мы окажемся ближе к ним и сумеем слышать разговор.
— Нет, — мотнула головой Кассиопея. — Я пойду вправо. Оттуда хороший обзор на верхний южный трансепт. И тогда мы с тобой будем находиться по обе стороны пресвитерия.
