Стив Берри - Измена по-венециански
Когда-то эта женщина, вероятно, была неотразима. Перед ее чарами не смог бы устоять никто — ни мужчина, ни женщина. Неудивительно, что не устояла и Зовастина. Несложно было понять и то, почему между двумя этими женщинами сложились столь напряженные отношения. Они обе были альфа-самки, доминирующие в стае и не привыкшие идти на уступки.
— Я наблюдал за вами в течение некоторого времени, — сказал он.
— Нашли на что смотреть, — слабо фыркнула она.
— Ответьте мне на один вопрос. Если бы вы могли загадать одно желание — все, что угодно, — и оно было бы исполнено, чего бы вы попросили?
Подобие человека, лежащее на кровати, казалось, всерьез задумалось над ответом. Винченти почти физически ощущал, как в ее мозгу формируется одно-единственное слово. Ему уже приходилось наблюдать такое, когда смертельно больные люди судорожно цеплялись за то, что не могли подарить им ни наука, ни религия. Они могли надеяться только на чудо. Поэтому, когда женщина набрала в легкие воздух, чтобы ответить, он уже знал, каким будет этот ответ.
— Жизнь.
50
Венеция
Виктор пробежал мимо ярко освещенного западного входа в собор Сан-Марко. Высоко наверху, на фоне ночного неба, словно часовой, стоял сам святой Марк, а у его ног — позолоченный лев, расправивший крылья. Центр площади, слева от него, был огорожен полицейской лентой и наводнен карабинерами. Как обычно бывает в подобных случаях, собралась толпа любопытных. Из обрывков комментариев, которыми обменивались зеваки, Виктор узнал, что недавно здесь произошла перестрелка. Не задерживаясь, он направился к северному входу в собор, которым ему велела воспользоваться Зовастина.
Появление женщины с луком вывело его из себя. Она должна была погибнуть в Дании. Но если этого не случилось, значит, уцелели и двое других, что были с ней. Ситуация все больше выходила из-под контроля. Он должен был остаться и убедиться в том, что она утонула там, в лагуне, но его ждала Зовастина, и опоздать он не имел права.
Перед его мысленным взором все еще стоял умирающий Рафаэль с горящей стрелой в груди.
Зовастину не будет тревожить мысль о том, что на пепелище музея обнаружат труп. От несчастного Рафаэля не останется ничего, кроме горстки пепла.
Такой же, которая осталась от Эли Ланда.
— Вы пришли, чтобы убить меня? — спросил Эли. — Но чем я провинился?
Человек, вторгшийся в его дом посередине ночи, поднял пистолет.
— Для кого я могу представлять угрозу?
Виктор находился в соседней комнате, вне поле зрения обреченного на смерть историка, и слушал.
— Почему вы мне не отвечаете? — возвысив голос, спросил Эли.
— Я пришел сюда не для того, чтобы разговаривать, — ответил мужчина.
— А для того, чтобы застрелить меня?
— Я выполняю приказ.
— Вы знаете, почему вам отдали этот приказ?
— Меня это не интересует.
В комнате повисла тишина.
— Я жалею о том, что не успел сделать нескольких вещей, — проговорил Эли грустным и на удивление спокойным тоном. — Я всегда был уверен в том, что моим убийцей станет моя болезнь.
Виктор слушал с обострившимся интересом.
— Вы заражены? — с подозрением спросил незнакомец. — Но вы не выглядите больным.
— Я и не должен выглядеть больным. Но болезнь все равно во мне.
Виктор услышал характерный звук, который раздается, когда передергивают затвор.
Он стоял снаружи и наблюдал за тем, как полыхает дом. Худосочная пожарная служба Самарканда мало чего добилась. Через пару часов стены дома обрушились внутрь, а «греческий огонь» довершил дело.
Теперь Виктор знал кое-что новое.
Эли Ланд был небезразличен женщине из Копенгагена до такой степени, что она желала отомстить за его смерть.
Он обошел храм и увидел северный вход. В открытом проеме бронзовых дверей его поджидал мужчина.
Виктор внутренне собрался. Он должен быть в форме, чтобы появиться перед верховным министром.
Зовастина сунула договор папскому нунцию и злобно проговорила:
— А теперь позвольте мне мои законных тридцать минут наедине с саркофагом.
Папский нунций взмахнул рукой, и все священнослужители в робах рабочих вышли из пресвитерия.
— Вы еще пожалеете о том, что решились давить на меня, — угрожающе проговорила Зовастина.
— А вы, полагаю, узнаете, что опасно бросать вызов святому отцу Римско-католической церкви.
— Сколько армий под ружьем у вашего Папы?
— Их будет столько, сколько понадобится. Но никаких армий не понадобилось для того, чтобы поставить на колени коммунизм. Это сделал один человек — Иоанн Павел Второй.
— А ваш нынешний Папа — такой же крутой?
— Встаньте у него на пути — и узнаете.
С этими словами Микнер пошел прочь, пересек темный неф и направился к главным дверям собора. Уже из темноты до Зовастиной долетели его слова:
— Я вернусь ровно через тридцать минут.
Из той же темноты вынырнула фигура Виктора. Мужчина прошел мимо Микнера, и нунций приветствовал его кивком головы. Двое телохранителей Зовастиной по-прежнему стояли в нескольких метрах от хозяйки.
Виктор вошел в пресвитерий. Его одежда была мокрой и грязной, лицо перепачкано сажей. Однако Зовастину не волновало, через какие перипетии пришлось пройти командиру Священного отряда на пути сюда. Ее интересовало другое.
— Он у тебя?
Мужчина протянул ей слоновий медальон.
— Не подделка?
— Выглядит как настоящий, но у меня не было возможности проверить это.
Она сунула монету в карман. Проверка может подождать.
В десяти метрах от нее находился открытый саркофаг, и ничто другое в данный момент не имело значения.
Малоун последним перепрыгнул с борта лодки на бетонную пристань. Они снова находились в самом центре города, на знаменитой площади Сан-Марко, расположенной на берегу Венецианской лагуны. Легкая рябь покачивала пришвартованные к причалу гондолы. Площадь была заполнена полицией и зеваками.
Стефани указала на Кассиопею, которая все так же, с луком и колчаном, прокладывала себе путь сквозь толпу любопытных, направляясь к собору.
— Нам нужно приглядывать за этой Покахонтас.
— Мистер Малоун?
Обернувшись, он увидел человека лет под пятьдесят, одетого в брюки из легкого твила, рубашку с длинными рукавами и хлопчатобумажный пиджак. Он шел им навстречу. Кассиопея, видимо, тоже услышала вопрос незнакомца, поскольку остановилась, а затем, развернувшись, направилась к тому месту, где стояли Стефани и Малоун.
— Я — монсеньор Колин Микнер, — представился мужчина, подойдя к ним.
— Вы не похожи на священника.
— В этой одежде — нет. Мне сказали, что вы должны здесь появиться, и описание, которое я получил, полностью соответствует оригиналу: высокий светловолосый мужчина с пожилой женщиной.
— Вы не очень-то тактичны! — возмутилась Стефани.
Микнер усмехнулся.
— Меня предупреждали, что вы весьма щепетильны в том, что касается вашего возраста.
— От кого же, позвольте узнать, вы почерпнули столь исчерпывающую информацию о нас? — осведомился Малоун.
— От Эдвина Дэвиса, — ответила вместо священнослужителя Стефани. — Президент упоминал о том, что в Ватикане у него имеется превосходный источник информации. Насколько я понимаю, это вы.
— Мы с Эдвином давно знаем друг друга.
— Скажите, — заговорила Кассиопея, мотнув головой в сторону собора, — сюда только что не входил мужчина — низкорослый, коренастый, одетый в джинсы?
— Он там, — кивнул нунций, — вместе с министром Зовастиной. Его зовут Виктор Томас, и он является начальником личной гвардии Зовастиной.
— Вы неплохо информированы, — сказал Малоун.
— Этот комплимент уместнее адресовать Эдвину. Но я хотел бы задать вам один вопрос: почему у вас такое странное имя — Коттон?
— Долгая история. Сейчас нам необходимо попасть в собор, и, не сомневаюсь, вам известно, с какой целью.
Микнер жестом руки предложил им следовать за ним, и, обойдя уличного лоточника, они сошли с запруженного туристами — даже в этот поздний час — тротуара.
— Вчера мы получили кое-какую информацию относительно верховного министра Центрально-Азиатской Федерации Ирины Зовастиной и сразу же поделились ею с Вашингтоном. Она страстно желает заглянуть в могилу святого Марка, вот его святейшество и подумал: может, американцы тоже — одновременно с ней — захотят посмотреть на то, что там находится?
— Мы наконец можем идти? — нетерпеливо спросила Кассиопея.
