Мартин Райтер - Последние Врата
Обзор книги Мартин Райтер - Последние Врата
Глава I
ПОЧЕМУ ВЕЛИКАНЫ ПЛАЧУТ
Ночь нагрянула стремительно — обволокла небо темным покрывалом и, высунув из-под него глаз- луну, хитренько уставилась на землю: вот, мол, вам беспокойное времечко. Что скажете на это?
Стража на крепостных стенах жгла факелы и напряжен но всматривалась в темноту. Толку от этого было мало дальше двух десятков метров все тонуло во мраке, но страх заставлял стражников наваливаться грудью па камни, вздрагивать от малейшего шума, протирать глаза и снова таращиться на черную стену.
Времена наступили беспокойные. Никто, даже сам король Реберик Восьмой, не знал, что случится к утру. Покой дворца и ночью нарушался лязгом доспехов и бряцаньем мечей усиленной стражи.
Принцесса Альбина сидела на тахте напротив ярко пылающего камина, поджав под себя ноги. Рядом валялась книга, но девушка за весь вечер ни разу ее не раскрыла. Она держала в руках фотографию и смотрела на нее так, как будто ждала, что карточка вот-вот заговорит. Возле принцессы, свернувшись калачиком, дремал Капунькис. Альбина чесала у него между ушками, а когда прерывалась, чтоб смахнуть набежавшую на глаза слезу, малыш недовольно ворочался.
Бурунькис нервно расхаживал перед камином, то и дело переступая через щенка Ремоса, разлегшегося у каминной решетки. Иногда Бурунькис останавливался, морщил лоб, а потом, разочаровавшись в пришедшей и, обреченно махал рукой и принимался снова мерить шагами комнату.
— Нет, я так больше не могу! — решился он нарушить тишину. — Надо что-то делать.
— Что делать? всхлипнула Альбина. — Ах, если бы знать, что делать! Мы с отцом все перепробовали! И разведчиков посылали, и колдунов призывали — все напрасно: не осталось в нашем мире свободных Врат.
— А это всегда так. — Капунькис зевнул. — В жизни почему-то все сложнее, чем могло бы быть. Я, например, мечтаю быть художником. Казалось бы, чего проще — бери кисточку и малюй, так ведь нет! Вместо дракона курица какая-то получается, вместо человека — огурец с палочками.
— Мы должны верить в Генриха, — сказала Альбина. — Я уверена — он найдет способ открыть Врата!
— И я так считаю, — поддержал принцессу Капунькис. — А ты, братец, просто паникер.
— Поговори у меня. — Бурунькис погрозил кулачком. — Я тебе паникера покажу — сам запаникуешь!
— Вы еще подеритесь, — сказала Альбина. — Только ссор нам не хватало.
— Это потому, что мы переживаем за Генриха, — объяснил Капунькис. — Когда мы нервничаем, мы всегда ругаемся.
Он нетерпеливо заерзал:
— Ты чеши, Альбина, чеши, не отвлекайся.
— Сковородкой бы тебя причесать! — буркнул Бурунькис. — Вы себе как хотите, а я отправляюсь в Ливантию. В этом деле без короля Фуазебаля и его сынка Дуралоя не обошлось.
— Они здесь ни при чем, — вздохнула принцесса. Ливантийские войска еще вчера убрались от наших границ. К ним повадились орды степняков и нахрапов. Теперь им не до нас.
— А я уверен, что все безобразия их рук дело! — заупрямился Бурунькис. Они ведь грозились отомстить нам, вот и отомстили. Да только, похоже, их делишки против них же оберну...
Глюма перебил оглушительный рев. Стены замка затряслись, покачнулась люстра, из камина вывалилось несколько тлеющих головешек. Одна из них едва не опалила шерсть на морде щенка. Ремос недовольно тявкнул, отскочил на полметра и снова улегся, положив голову на лапы.
— Жрать, наверное, громадина хочет, — проворчал Капунькис. — Кормишь его, кормишь, а он вечно голодный. Я, конечно, понимаю, что великан есть великан и одной коровой он не насытится. Но слопать десяток, а через час снова реветь от голода — это никуда не годится!
— Подавился бы он рогами или копытами! — ругнулся Бурунькис. — И откуда только взялись великаны на нашу голову? Кто посмел нарушить запрет Одина п запустить их в Малый Мидгард? Какую силу и власть надо иметь, чтоб заставить глупых етунов усесться у каждых Врат, даже давным-давно поломанных, и держать их?
— И ведь как хитро устроено, — подхватил Капунькис. Мало того, что они не допускают нас к нашим собственным Вратам, так ведь нам приходится их за это кормить! А не накормишь, молотят, проклятые, кулаками по земле, да так, что дома рушатся. Одно утешает: не только к нам заявились етуны, но также в Великую Урунгальдию и, что самое приятное, в Ливантию.
Я вот что думаю: скоро они сожрут всех коров и в Берилингпи наступит голод.
— Пусть! — сказала принцесса. — Быть может, тогда хоть один уберется от Врат, и мы встретимся с Генрихом.
— Жди! хмыкнул Бурунькис. — Когда они сожрут всех коров, то примутся за коз и овец; а когда и эти закончатся, возьмутся за людей; а когда съедят последнего, начнут охотиться на глюмов.
Нас етуны не поймают, — успокаивающе сказал Капунькис. — Они нас даже не увидят — такие мы маленькие.
Со двора снова донесся рев. Ему ответил издалека еще один голос, потом другой, третий.
— Теперь до утра покоя не будет, — покачал головой Бурунькис. — Раз уж начали перекрикиваться, так, пока все не выговорятся, не уймутся.
— Как жалобно ревут, — вздохнула Альбина. — Мне кажется, великаны очень страдают от того, что прикованы к Вратам.
— Пусть страдают, — возразил Капунькис. — Если бы они получили свободу, то сокрушили бы и перетоптали весь Малый Мидгард. Вспомни, когда наш приперся, так он одним шагом полдворца развалил и не заметил!
— Надо было скорее очищать завал со вторыми Вратами, — проворчал Бурунькис. — А теперь уж их не расчистишь. Стоит приняться за работу, как великан- етун приходит в такое бешенство, будто ему в брюхо вместо коровы залили кипящего масла... Так ты идешь со мной в Ливантию или остаешься уши чесать?
Капунькис сладко потянулся, потом резко, словно потревоженная кошка, соскочил с тахты.
— Разумеется, иду. Раз уж нельзя пойти к Генриху, то почему бы не поглядеть на Ливантию? Никогда там не был.
— Я тоже с вами, — сказала Альбина, но Бурунькис остановил ее:
— Ты не можешь. Ты недь не просто девчонка — ты принцесса. На тебе дела государственной важности.
— И потом, — поддержал братца Капунькис, — ты однажды уже сбежала из дворца. Ничего хорошего из этого по вышло.
— И все равно я пойду. — Альбина поднялась. — Переоденусь в простое платье и прикинусь крестьянкой.
— Отличное решение — кивнул Бурунькис. — А ну как придет Генрих и спросит: где мол Альбиночка? Где мое золотко?
Принцесса запустила в Бурунькиса книгой, но тот легко увернулся и, кривляясь, продолжил:
— А Генриху в ответ: пропала наша Альбиночка, не усмотрели за строптивицей. И тебе, господин рыцарь его королевского величества, надо теперь думать не о том, как спасти Малый Мидгард от великанов, а о том, где найти нашу девчушку да как вытащить ее из очередной неприятности. Хорошенькое дельце, нечего сказать. Вот уж Генрих обрадуется!
Лицо принцессы покраснело, глаза сверкнули, как молнии.
— Ты, Альбина, не обижайся, — примирительно сказал Капунькис, отступая с Бурунькисом к двери. — Но братец прав — оставайся. А мы разведаем, что к чему, потом вернемся и вместе решим, что делать.
Быстро оглядевшись, принцесса схватилась за кочергу у камина.
— Рыцарей бить кочергой запрещено! — возмущенно пискнул Бурунькис. Он хотел еще что-то добавить, но Капунькис вытолкнул его в дверь:
— Когда она в гневе, с ней лучше не связываться!
— Стража! — зазвенел полный ярости голос принцессы.
— Бежим! — крикнул Капунькис, и братья-глюмы со всех ног припустили по коридору.
Глава II
У ГОЛОВЫ ХРУНГНИРА
Хранитель королевских сокровищ сидел у погасшего камина и, слепо щурясь в свете единственной зажженной свечи, старательно выводил цифры в бухгалтерских книгах. Гном Эргрик экономил на всем — даже на каминном угле и свечах.
Семьсот восемьдесят девять помножить на двести восемьдесят шесть, — громко обратился он к кому-то невидимому.
— Двешти двадшать пять тыщь шештьшот пятьдешят шетыре, — меньше чем через минуту донесся из темноты голос.
Эргрик записал результат, снова спросил:
— Пятьсот двенадцать, помноженное на двести восемьдесят шесть?
— Што шорок шешть тышячь шетырешта тридшать два, — ответил шепелявый голос. — Но пятыпот двенадшать — это неправильно. В прошлый раж было пятьшот шемнадцать.
— Разве? — Гном перевернул несколько страниц книги, поводил пальцем по ровным строчкам и покачал головой. — Ты смотри — ошибка! Чуть было не наврал в учете. Это из-за темноты. Как думаешь, Уль, может, зажечь еще одну свечу? Хотя нет, не могу позволить подобного расточительства: казна и без того пуста. Копишь, копишь деньги для королевства, а потом заявляется великан-проходимец и начинает проедать все накопленное. Яду бы обжоре подмешать, так ведь это тоже траты...
