Оке Эдвардсон - Танец ангела
— Только в последнем случае, в Лондоне, было немного по-другому, или как будто в тех следах, что я получила от Эрика, не хватает нескольких звеньев.
— Его ведь прервали, — сказал Винтер.
— Это заметно.
Некоторое время все молчали, обдумывая услышанное. «Надо разгадать это жуткое повторение движений, — размышляла Анета. — Оно тошнотворно, но что-то ведь заставляло убийцу их повторять. Мы тоже повторяем в своей работе одно и то же раз за разом. Мы профессионалы в искусстве совершать монотонные действия».
Она откашлялась.
— Анета?
— Мы немного поговорили с его соседями. Спрашивали о его привычках. Там каждый сам по себе, как обычно бывает в муниципальных квартирах, но один сказал, что, похоже, Викингсон много тренировался.
— Тренировался?
— Я не знаю, может, он просто так ляпнул. Но пару раз он встречал Викингсона с большой спортивной сумкой.
— Бертиль?
Винтер повернулся к своему заместителю.
— Это сегодняшние сведения. Вчера мы этого не знали, поэтому не спрашивали его об этом.
— Я имею в виду, что вы нашли у него дома.
Рингмар открыл папку и пробежал глазами список.
— Никаких спортивных сумок.
— Что-нибудь похожее — дорожная сумка, рюкзак?
— Ничего. Только миленькая сумочка с эмблемой авиакомпании. Но мы не успели посмотреть в стенах и под полом.
— А сейчас он дома заметает следы, — подал голос Хальдерс.
— Проверьте, была ли у него карта в какой-нибудь спортивный клуб, — сказал ему Винтер.
— О’кей.
— Проверь все стадионы и спортивные залы: Слоттс-куген, Руддален и так далее.
— Само собой.
— Что он сейчас делает, кстати? — спросил Меллестрём.
— Летит, — ответил Рингмар.
— Тут вот какое дело, — сказал Хальдерс.
Все ждали.
— Мы провели сотни часов, выясняя прошлое жертв и разговаривая с их друзьями, девочками, мальчиками. Мы искали что-то общее. Оказалось, что все трое регулярно ходили в одно и то же заведение.
— Но не Кристиан Ягерберг? — спросил Винтер.
— Про него мы еще не знаем. Может, туда ходит большинство тинейджеров.
Он сказал название клуба, и Рингмар вопросительно посмотрел на Меллестрёма.
— Фредрик сказал это только сегодня утром, — ответил тот.
— Вчера вечером кое-что встало на свои места… — добавил Хальдерс, — но с Кристианом мы еще не успели разобраться.
Винтер задумался. Анета подумала, что он очень устал. «И если уж он так выгладит, то как же тогда выглядим со стороны мы, простые смертные».
— У него была машина? — спросил Винтер, повернувшись к Рингмару.
— Нет. В регистре не значится.
— Регистр — это хорошо, но надо проверить все парковки и улицы в его районе. Может, там стоит машина, владелец которой не найдется, и тогда это может быть его машина.
— Это может быть моя машина, — сказал Хальдерс.
— Что?
— Да опять, опять у меня угнали машину, и в этот раз я не успел схватить мерзавца.
Все помолчали, думая о многочисленных угонах. Винтер затосковал по кофе и сигариллам.
— Мы вызовем его снова на допрос, — сказал он.
— Хорошо, — ответил Рингмар.
— У нас появились к нему новые вопросы. Но сначала надо перекопать его прошлое и настоящее: друзья, знакомые, что делает по вечерам, клубы, бары, кино.
Говоря это, он вспоминал фотографию Викингсона над кухонным столом.
Он посмотрел на Бергенхема. Их самый юный инспектор выглядел немного нездоровым. Кажется, он очень похудел. Дал ли он ему неразрешимую задачу? Или он на нервах от того, что ребенок родится не сегодня-завтра? В таких чувствах Винтер разбирался слабо. У него был богатый жизненный опыт, но отцом он еще не был.
— Ларс?
Бергенхем повернул голову, но смотрел рассеянно.
— Да?
— Что скажешь?
— Я… я нашел контактное лицо, и это может к чему-нибудь привести.
Винтер ждал продолжения. Бергенхем заговорил снова, но с трудом. Винтер не понял — то ли с похмелья, то ли так переживает.
— Мне показалось, что в порнобизнесе затевается что-то новое… Или люди чувствуют изменение ситуации.
— Какое изменение?
— Тревогу, можно сказать. Не только из-за того, что я хожу и задаю вопросы. Они, кажется, знают, отчего можно беспокоиться.
— Кто-то явно тебе это сказал?
— Я, наверное, смогу назвать имя…
Все ждали, что сейчас Бергенхем назовет имя и заполнится последняя страница в папке Рингмара, последняя графа в компьютере Меллестрёма и все пойдут пить кофе.
— …того, кто знает, — сказал Бергенхем.
И все.
Он проехал по мосту домой и удивил Мартину своим возвращением. Она стояла на кухне и смотрела почему-то вниз. Роды могли начаться в любой день.
Он обнял ее, поцеловал. Она пахла яблоками и свежестью. Он положил руку на Малыша.
— Ты разве не должен быть на работе?
— Ты ведь меня не заложишь?
Она рассмеялась.
— Хочешь есть?
— А у нас нет свинины?
— Свинины?
— Я почему-то захотел жареной свинины. У меня ощущение, что я не ел целый год.
— У тебя не было аппетита последнее время.
— Жареная свинина с луковым соусом и вареной картошкой. И никаких овощей.
— Это не очень правильно.
— Что?
— Без овощей.
— Я могу спуститься в магазин.
— Если тебе нужна именно свинина, то иди, у нас нет.
И он пошел. Его обогнали трое детей на скейтах. Они тоже, наверное, прогуливают, подумал Бергенхем.
Небо было чистое и необыкновенно синее. Проходя мимо школы, он услышал школьный звонок — резкий звук, знакомый с детства. «Реформа за реформой, — подумал он, — а звонок остается прежним. Сколько часов я провел в его ожидании, сидя за партой…»
Ему казалось, что он пробудился ото сна. Растерянность исчезла, полюс холода внутри его загадочным образом растаял.
Повлияло ли так возвращение Винтера? «Неужели я так от него завишу? Кто я вообще такой? — Бергенхем поймал себя на мысли, что, хотя болезненная неуверенность прошла, вопросы он задает себе прежние. — Похоже, что я должен доказать что-то другим и самому себе. И я им докажу… я им докажу».
Справа показались магазин и стенды с газетами и объявлениями цвета мать-и-мачехи. «Через пару лет Малыш принесет свой первый букет, и мы засушим его в энциклопедии между А и Б».
«Кто ты есть, помимо того, что ты коп, который собирается купить слабосоленую свинину и испытывает угрызения совести за то, чего он не делал».
Он подумал о ней как об Ангеле, потом как о Марианне, потом снова об Ангеле. Он уже не знал, кто кого к себе притягивал, она его или он ее. «Это наркотик, — подумал он. — Кончено ли с этим? А с чем — этим?
Я знаю, что я делаю, — уговаривал он сам себя. — Я делаю свою работу, и никто не может сказать обратное. Я даже написал отчет».
Ханне Эстергорд проверяла у Марии домашнее задание по французскому. Насколько она могла понять, произношение у Марии было прекрасное.
Она собиралась снять летом домик в Нормандии недели на две и уже заполнила заявку. Деревня называлась Ронси. Она была там однажды, еще до того как родилась Мария. Церковь стояла на горе, но осталась нетронутой во время бомбежек. Это единственная церковь Нормандии, которая уцелела в войну. Как и раньше, простирала она палец к Богу. Ханне хотела вернуться туда и снова поставить свечку, через семнадцать или сколько там лет, от слуги Бога из Гетеборга и ее дочери.
Они закончили с новыми словами, и девочка прочитала отрывок из текста, а потом перевела его. Она уже знала язык лучше, чем мать. Сможет заказывать еду в деревенском ресторане. «Белое вино и апельсиновый сок, пожалуйста». Будет покупать еду для долгих прогулок вдоль моря. Они будут гулять по пустынному побережью, где блестят устрицы после отлива, и находить в белом песке франкоговорящих крабов.
Мария исчезла из кухни. В комнате заговорил телевизор.
Кстати, о белом вине. Ханне открыла холодильник, достала открытую бутылку и налила стакан белого вина. Стекло затуманилось от холодной жидкости. Она отпила глоточек. Слишком холодное. Она оставила бутылку на кухонном столе.
Четверг, вечер, минус три на термометре. Замерзли крокусы, проросшие на прошлой неделе. Интересно, переживет ли заморозки буддлея.
Со стороны Корсвеген снова послышалась сирена. «Как будто они там учатся реагировать по тревоге», — подумала Ханне.
Мария уедет на выходные в тренировочный лагерь с гандбольной командой. Ханне с завтрашнего дня ждет одиночество. Свободные выходные, такая редкость для священника. Она сварит рыбный суп, сходит в кино, почитает, оденется потеплее и пойдет пройтись вокруг озера, и после прогулки щеки целый вечер будут красными.
— Ты зашила мой комбинезон? — крикнула Мария с софы перед телевизором.
— Да…
— А белый свитер постиран?
