Джеймс Тейбор - Заледеневший
— Как в аду. Дорога длилась четыре дня.
— Она имеет в виду, больна ты или нет? — пояснила вопрос Толливер чернокожая.
— Нет, я здорова.
— И через сколько аэропортов тебе пришлось добираться?
Халли на секунду задумалась.
— Через пять, включая «Мак-Мёрдо».
Женщина-бык повернулась к Толливер:
— Видишь? Она могла пронести сюда все, что угодно.
— Вы серьезно думаете, что я принесла сюда что-то, что убило этих женщин?
— Никто не умирал, пока ты здесь не объявилась, — сказала женщина-буйвол.
«Любая причина лучше, чем отсутствие хоть какой-то причины, — подумала Халли. — Я для них самый доступный и приемлемый Х-фактор».
— Докажи, что ты тут ни при чем, — потребовала Толливер.
— Все проще простого. Харриет Ланеэн умерла через несколько минут после моего прихода в кафетерий. Что-то произошло с ней еще до того, как я вообще появилась на станции. Так что я никак не могла быть причиной.
— Меня там не было, — обратилась к Толливер женщина-буйвол. — Это правда?
— Да.
— И все же… — Женщина-бык говорила со среднезападным акцентом. Здоровая фермерская девка — Халли вот повезло-то.
— Но это не все, — сказала Халли. — Ни один микроб на земле не убивает с такой быстротой. Чтобы заболеть оспой, нужна неделя. Вирус Эбола поражает организм через два дня, но на то, чтобы убить жертву, требуется неделя, а то и больше. Единственная умершая женщина, с которой у меня был контакт, — это Рокки, у нее случилась какая-то аллергическая реакция.
— Ну, что вы думаете? — обратилась женщина-буйвол к своим товаркам.
Женщина-бык пожала плечами, наблюдая за Толливер.
— Я думаю, эта пробирка забивает нам голову своей научной белибердой, — объявила Толливер.
— Ну что ж, все ясно. — Женщина-бык заломила руки Халли за спину.
— А я не знаю, — сказала женщина-буйвол и посмотрела на Халли так, словно собиралась задать ей вопрос.
Но тут раздался скрежет металла о металл, и дверь распахнулась. Женщина-бык отпустила руки Халли и отступила назад. В комнату вошел мужчина, в котором Халли сразу узнала Грейтера.
— Ну как ты, Джейк? — спросила она, обращаясь неизвестно к кому.
Возможно, что-то уловив в ее голосе или определив по языку тела, Грейтер по очереди внимательно оглядел каждую из присутствующих в комнате женщин.
— Здесь все в порядке?
Секунду все молчали. Потом заговорила Халли:
— Нам просто хотелось уединиться. Поговорить о своих женских делах. — Она заговорщицки подмигнула ему.
— А почему вы пришли сюда? — спросила Грейтера Толливер.
— Кто-то сказал, что видел следы снегохода, ведущие сюда.
Он осмотрелся, не до конца удовлетворенный.
— Приятно видеть вас снова, — сказала Халли, сделав прощальный жест рукой.
— Взаимно, док. — Грейтер снова внимательно оглядел комнату, затем, кивнув головой, сказал: — Я думаю, они ошиблись насчет следов.
Когда он ушел, Халли обратилась к женщинам:
— Я понимаю, что вы чувствуете. Мне следовало тогда задержаться и поговорить с тобой, Джан, но я думала, что у моего коллеги по работе серьезные проблемы. — Она ненадолго замолчала. — Это не я. Здесь что-то происходит. Я не знаю, что, но пытаюсь это выяснить.
Атмосфера в комнате разрядилась, чувство страха рассеялось.
Женщина-буйвол посмотрела на двух своих подруг:
— Я думаю, мы все выяснили.
— Да, — подтвердила женщина-бык, глядя на Халли овечьими глазами.
Халли, потирая ладонью голову, улыбнулась.
— Ловкие у тебя руки, — сказала она, обращаясь к женщине-буйволу.
— Я из Филли. Немного боксировала.
— Ну и как?
— Восемь побед и три поражения на момент ухода, — объявила она, и глаза ее гордо блеснули. — Хотя денег это не приносит. — Кинув взгляд на Толливер, она сказала: — Думаю, мы закончили, — и направилась к двери. Потом повернулась к Халли и добавила: — Мне и вправду жаль, что все так вышло.
Женщина-бык последовала за женщиной-буйволом.
— Ну, все в порядке, — сказала Халли, также двинувшись к выходу.
В дверях она оглянулась. Толливер все еще стояла, скрестив руки на груди. Халли кивнула ей. На этот прощальный жест Толливер не ответила.
47
— Вы в порядке? — спросил Грейтер.
— В порядке. А почему вы об этом спрашиваете?
— У вас такие глаза, будто вы немного не в себе.
— Стукнулась головой, — призналась Халли.
— Хорошо, что этим обошлось.
Начальник станции сидел за письменным столом, шесть дротиков лежали перед ним ровным строем. Халли пришла сюда после разговора с женщинами. Грейтер выглядел сейчас еще более исхудавшим, чем при их первой встрече, глаза ввалились глубже, круги под ними стали темнее. Когда он, склонившись вперед, облокотился на стол, Халли заметила, как дрожат его руки. Зак сцепил пальцы.
— Я думаю, его уже нет, — сказал он.
— Уму непостижимо, — покачала головой Халли. — Я ведь только вчера говорила с Фидой. А может, позавчера. Точно не уверена. Он был усталым, явно изможденным, выглядел ужасно, но не намного хуже, чем остальные люди, которых я успела повидать здесь.
— И о чем вы с ним говорили?
— Об Эмили. Ее смерть потрясла его.
— А о чем-либо еще?
— Конечно. Мы говорили об их совместной работе. Об этом экстремофиле, который они обнаружили в криопэге.
— А о чем еще? — Видя, что Халли заколебалась, Зак еще сильнее подался вперед. — Послушайте, я знаю, что вы считаете меня придурком. Здесь вы правы. Я почти постоянно именно таким и являюсь. Но вы можете мне доверять.
Она посмотрела на него так же внимательно, как смотрел на нее он.
— Ну продолжайте. Или я выгляжу в ваших глазах обманщиком и лжецом?
Сперва Грейтер показался Халли придирчивым начальником-самодуром. Возможно, лжецом. Но это было раньше.
— Нет. Во время нашего серьезного разговора при первой встрече вы произвели впечатление человека, которого постоянно что-то тревожит. Я подумала, что, возможно, это чувство вины, но это было всего лишь предположение.
— Вы слышали это от Мерритт, так? А она не сказала вам, почему она сама оказалась на полюсе?
— Она сказала, что была научным работником, которого переместили на административную работу.
— До известной степени верно, — подтвердил Грейтер.
— Я не совсем понимаю.
— Подумайте сами. Пробирки, занимающиеся исследовательской работой здесь, могут достичь многого — как минимум скандальной известности, а может, даже и заработать денег, если их работы будут замечены кем-то из гигантов фармацевтики или другой промышленной отрасли. Но это не для Мерритт.
— Мне показалось, ей нравится ее работа.
— У нее была хорошая работа в ВОЗ, — сказал Грейтер.
— Во Всемирной организации здравоохранения?
— Да.
— Вы сказали «была». А что произошло?
— По слухам, она, работая в сфере предупреждения беременности, совершила ряд необдуманных поступков. Например, подвергла открытой критике кое-кого из высокопоставленных лиц в администрации Буша. И в католической церкви. И даже в ООН. Ну ее и уволили.
— И по этой причине ей нельзя доверять?
— Дело не в этом. Ее увольнение было горячей новостью всего несколько дней. Ей бы подыскать себе непыльную работенку в профессуре, а вместо этого она оказалась здесь и работает в этом ледяном «Алькатрасе» за семьдесят пять тысяч в год. Что-то тут не складывается. — Сложив руки вместе, Грейтер посмотрел на собеседницу. — Баш на баш, доктор Лиленд.
Халли поняла, что Зак имел в виду, но все еще колебалась. Просила ли ее Мерритт сохранить ее комментарии о Грейтере строго между ними? Нет, не просила. Но даже если и так, Халли все никак не могла решиться. Но ведь Грейтер был с ней откровенным. И платить ему надо было откровенностью.
— Ну хорошо. Она сказала, что вы слишком засиделись здесь и что вы… ну… несколько не в себе.
В первый раз она увидела, как он смеется. Смех его был недолгим, скорее даже не смех, а булькающее фырканье, но лицо стало веселым.
— Не в себе. Ха-ха. Вы с этим согласны?
— Нет.
— Ну и дальше?
— Она упомянула об аварии на субмарине. И о том, что произошло потом.
Веселость сошла с лица мужчины, но, к удивлению Халли, не сменилась гневом. Его обтянутое кожей лицо стало печальным.
— Так это правда?
— Правда.
— И то, что произошло между капитаном и вашей женой?
— Правда. Все правда.
— А дети у вас были?
— Слава богу, нет. Морская служба не располагает к увеличению семьи. — Опустив голову, Зак посмотрел на свои кровоточащие красные руки.
Как он говорил? Все еще могу играть… Но уже не в темпе аллегро. Халли занимала мысль о том, что еще он больше не мог делать. Или чувствовать.
