Джеймс Тейбор - Заледеневший
Подняв крышку холодильника, Мейнард увидел тридцатигаллоновый стеклянный контейнер, где содержались добытые Лиленд образцы экстремофила. Он внимательно всмотрелся в воду, которая в отличие от обычной аквариумной воды не была прозрачной. Вода являлась сверхсоленой, и такая сильная концентрация соли делала воду мутной, создавая практически коллоидальный эффект.
На дне контейнера Мейнард рассмотрел культуру, собранную в криопэге. Нагнувшись над поверхностью воды, он принюхался и удивился запаху. Она пахла не так, как пахнет холодная соленая вода в океане на побережье штата Мэн; у нее был не такой мягкий нежный запах, как у воды, омывающей Карибские острова. Эта вода пахла совсем по-иному. Порывшись в памяти, Блейн с трудом подобрал отдаленный аналог — похожим образом пахла клеевая краска, которой красят салоны самолетов.
Вдруг запах стал другим. Как раз в то время, когда Блейн всматривался в глубь контейнера, в какую-то долю секунды запах разом изменился, став сильнее и острее: теперь это был уксусно-аммиачный, вызывавший жжение в глазах и в носу. Блейн невольно отпрянул назад.
Что за черт? Но тут он понял, в чем дело. Просто он впустил в контейнер теплый воздух. И это сильно изменило состав атмосферы в нем. Его ведь только вчера заполнили водой из криопэга. Культура, содержащаяся в емкости, не видела света и свежего воздуха не меньше пятидесяти миллионов лет. Так что нет ничего странного, что она таким образом реагирует и на свет, и на воздух. Возможно, это взаимодействие раствора с чуждой атмосферой было равносильно его порче, как бывает, когда разрезанные яблоки становятся коричневыми при контакте с кислородом.
В одном из карманов своего лабораторного халата Блейн принес десятимиллилитровый шприц с двухдюймовой иглой пятнадцатого типоразмера. Шприц был наполнен 10-процентным раствором гипохлорита натрия — самого заклятого врага микроорганизмов. При возникновении необходимости убить какой-то микроорганизм — бактерию, вирус, грибок — старый добрый NaOCl, также известный как хлорный отбеливатель, тут же выполнит эту работу. Он уничтожает худших из наихудших — возбудителей геморрагической лихорадки Эбола, оспы, чумы, — не делая никаких различий между своими жертвами. Блейн не сомневался, что этот раствор сработает и в отношении культуры, которую выловили в криопэге. Ведь за все время своего существования на Земле у него никогда не было контакта с таким современным химическим средством, как гипохлорит натрия, которому справиться с ним так же легко и просто, как убить новорожденного.
Блейн направил на контейнер луч налобного фонаря, чтобы яснее рассмотреть культуру. Ярко-оранжевая с желтыми пятнами структура, напоминающая цветную капусту, размером и формой похожая на жаренные во фритюре ломтики цуккини. Как Лиленд удалось вытащить из криопэга такое количество экстремофила? И для чего? Тот контейнер, что показывала ему Эмили, был не намного больше сигарного футляра. Совершая погружение в криопэг, Лиленд, должно быть, хотела доставить на станцию такое количество биоматериала, которого хватит на различные и многократно повторяемые эксперименты.
Он вынул шприц из кармана и снял с иглы защитный пластиковый колпачок, а потом снова нагнулся над контейнером. Резкий запах аммония чувствовался сильнее. Мейнард задержал дыхание, но глаза приходилось держать открытыми, чтобы видеть экстремофил; глаза жгло, и они слезились, как будто он крошил луковицу. Мейнард сунул правую руку в воду — и у него моментально перехватило дыхание. То, что он почувствовал, не было привычной, тупой болью, которая обычно возникает при контакте с холодной водой. Это был ожог. Он чуть не выронил шприц. Придется делать все очень быстро, иначе рука онемеет и станет неподвижной.
Блейн снова и снова выпускал из шприца хлорный раствор в контейнер с биоматериалом. Когда он закончил и вытащил руку из воды, то едва удерживал шприц в пальцах. Они едва двигались. Он тер ладони друг о друга до тех пор, пока в правую руку не начала возвращаться чувствительность. Закрыв холодильник, Блейн в течение нескольких секунд постоял возле двери, прислушиваясь к тому, что происходит снаружи: ему необходимо было уйти из лаборатории так, чтобы не оставить ни одного свидетеля своего визита сюда.
Убедившись, что в коридоре пусто, Блейн выключил свет и вышел, заперев за собой дверь.
46
На полпути к станции Халли остановила снегоход и осмотрелась вокруг. Она смогла разглядеть фигуру Грейтера, чернеющую на темно-пурпурном фоне. Если он решил «поймать пингвина», она пойдет за ним, ну а что дальше? Заарканить его, связать по рукам и ногам бечевкой из ящика со спасательными средствами и тащить обратно? Ну уж нет. Если такое случится, ей лучше полагаться на собственную силу убеждения. Халли подозревала, что на Грейтера ее уговоры подействуют не сильно, но полагала, что дело до крайности не дойдет.
Через десять минут она увидела его идущим к станции. Халли подождала еще и, убедившись, что он возвращается, снова завела снегоход и поехала дальше.
Расстегнув парку и сбросив с головы капюшон, девушка пошла по коридору по направлению к лестнице, когда вдруг услышала шаги за спиной. Обернувшись, Халли увидела ту самую женщину с бледным как снег лицом и синими кругами под глазами, которая злилась на нее за громкий стук в дверь комнаты Фиды. С ней вместе шли еще две женщины. В любом другом месте Халли посчитала бы необычным, что три женщины разгуливают по коридору, когда время уже за полночь. Но на станции, где работа шла круглые сутки, она не придала этому значения.
— Привет, — поздоровалась черноволосая. — Остановитесь на минутку, я хочу с вами поговорить.
Более дружеский, по сравнению с прежним, голос; на лице что-то похожее на улыбку. «Может, она хочет помириться», — подумала Халли.
— Джан Толливер, — представилась женщина, протягивая руку.
— Рада познакомиться. Послушайте, я…
Женщина схватила руку Халли. Крепко сжала ее.
— Почему бы нам не поговорить там? — сказала она.
Три женщины, обступив Халли, оттеснили ее к двери прежде, чем она успела сообразить, что происходит. Толливер была маленькой и худой. Ее спутницы выглядели более внушительно. Одна — белая, другая — темнокожая. Белая женщина была в кудряшках, свисавших по обе стороны широкого выпуклого лба. Халли мысленно сравнила ее с племенным быком. Другая, чернокожая, также отличалась широкой костью, но ее волосы были тщательно прилизаны. Бык и буйвол.
Одна из женщин открыла дверь, и они втолкнули Халли в комнату. Толливер вошла последней, закрыв за собой дверь. Халли рванулась и высвободила руки.
— Тебе следовало поговорить со мной раньше, — сказала Толливер.
— Что вы, черт возьми, делаете? — сердито спросила Халли.
— Не кипятись, — ответила Толливер. — Мы просто хотим кое-что выяснить.
— Но только не таким образом. — Халли попыталась пройти к двери, но женщина-бык, рванувшись вперед с быстротой, удивительной для ее габаритов, встала между Халли и выходом. Девушка повернулась к Толливер: — Что тебе нужно?
— Когда ты прибыла сюда? — спросила Толливер.
— Не ваше собачье дело. Уйдите прочь с дороги.
— Отвечай на ее вопрос, — бесстрастно-строгим тоном обратилась ней женщина-буйвол.
— Да кто вы такие, черт возьми? — разозлившись, выкрикнула Халли.
Ее ноги подогнулись в коленях, а из глаз посыпались серебристые искры. Женщина-буйвол ударила ее ребром ладони по голове чуть ниже височной кости. Халли почувствовала сначала последствия этого удара, и только потом поняла, чем это вызвано. Как солдат сначала чувствует удар пули, и только потом слышит звук выстрела. Толливер и женщина-бык схватили Халли, помогли удержаться на ногах, подождали, пока в голове у нее прояснится.
«Ни пореза, ни видимого кровоподтека», — подумала девушка. Умело действует. Сразу видно, что бить людей им не в диковинку.
— Женщины умирают, — вступила в разговор чернокожая. — Отвечай, когда тебя спрашивают.
— Вы нашли приключения на свои задницы, — сказала Халли.
Голос собеседницы звучал странно: с одной стороны громче, с другой тише, то удаляясь, то приближаясь.
— Трое свидетелей против одной? Навряд ли, — сказала Толливер.
Халли всегда думала в терминах возможностей и вероятностей. Против одной женщины у нее наверняка были бы хорошие шансы, а вот три… без шансов.
— Я прибыла в понедельник.
— Это был последний рейс сюда и отсюда, — сказала Толливер.
— Да.
— Ну и как ты себя чувствовала, добираясь сюда?
— Как в аду. Дорога длилась четыре дня.
— Она имеет в виду, больна ты или нет? — пояснила вопрос Толливер чернокожая.
— Нет, я здорова.
— И через сколько аэропортов тебе пришлось добираться?
