Кристоффер Карлссон - Невидимка из Салема
Кто-то кричит – я не понимаю, кто. В мгновение ока Грим вскакивает на ноги и хватает меня за плечо, глаза его широко открыты и блестят. Я чувствую кислую и едкую смесь запахов его туалетной воды и пота. Не понимаю, что он пытается сделать, пока до меня не доходит, что он сейчас упадет, и я судорожно пытаюсь ухватиться за воздух. Он кидает в меня пистолет, тот пролетает мимо, за площадку. Край крыши врезается мне в грудь. Растянувшись во всю длину, я пытаюсь подобраться ближе к нему. Вытягиваю руки, хватаю его под мышку и за раненое плечо. Повиснув, он пристально глядит на меня, его перекошенное лицо окрашено в лилово-красный цвет. Грим сильно вцепляется в мою куртку, стянув ее так, что она душит меня.
– Отпусти, – шипит он. – Отпусти, я сказал.
Будто бы чувствуя, что проиграл, и я уже не упаду, он разжимает руку, и все, что в тот момент удерживает его от падения, – это я. Он слишком тяжелый и выскальзывает у меня из рук.
– Отпусти сейчас же! – орет он. – Дай мне упасть…
Я пытаюсь поднять его, затащить назад, но не выходит. Руки начинает сводить от судорог, дышать становится тяжелее. Здоровой рукой он пытается разжать мои пальцы. Ему это не удается, и он открывает рот и кусает меня за запястье.
Краем глаза я замечаю промелькнувшую и присевшую рядом тень. Две руки – черные рукава форменной одежды – протянулись между мной и Гримом, послышался голос, призывающий не отпускать его.
Грим прокусывает мне кожу, но раны я не вижу, зато его рот окрашивается в размазанный глянцево-красный цвет. Я ничего не чувствую, боли нет. Две руки хватают Грима и начинают вытаскивать на крышу.
– Нет! – кричит он; голос его кажется надтреснутым и пронзительным, будто бы он превратился в подростка. Эти слова Грим выкрикивает до тех пор, пока его голос не становится совсем невнятным и неразборчивым.
На одном из черных рукавов я замечаю золотистую вышитую надпись «ПОЛИЦИЯ».
XXX
В первом патруле, достигшем водонапорной башни, были совершенно не подходящие для этого дела люди: Дан Ларссон и Пер Лейфбю. Ларссон был отправлен из Ветланда на учебу в Стокгольм своим отцом, который был комиссаром полиции на пенсии. Он более не мог терпеть проделки своего сына в Ветланде, именно поэтому Ларссон и оказался в Стокгольме. Вдобавок ко всему, он еще и боялся высоты. Его напарник Пер Лейфбю, который, в отличие от Ларссона, был уроженцем Стокгольма, жил в Хаммарбю и не был расистом, но прославился тем, что открыто выражал мнение по поводу проблемы иммиграции. К тому же он боялся выстрелов.
Боявшийся высоты Дан остался ждать у подножия водонапорной башни. Боявшийся выстрелов Пер взбирался по винтовой лестнице в то время, как прозвучал первый выстрел, сделанный Гримом для того, чтобы запугать меня. Звуки заставили его остановиться, побледнеть и вернуться назад. Они решили дождаться еще одну патрульную машину. Впоследствии они, возможно, отчитались перед Бирком о том, что вмешались в ситуацию. Их бронежилеты по-прежнему оставались в автомобиле, стоявшем чуть поодаль от неправильно припаркованного «Вольво».
Ларссон и Лейфбю прослушивали сообщения по полицейской радиосвязи, когда находились в Худдинге, и, свернув не туда, поехали в Рённинге, – и в этот момент получили сигнал тревоги. Сообщение о происшествии отправил Габриэль Бирк, заявивший о том, что на водонапорной башне Салема произошла перестрелка.
Один за другим к месту происшествия были вызваны патрульные наряды; все по приказу Бирка направились с включенными проблесковыми маячками, но выключенными сиренами, чтобы не спугнуть преступника. Готовился также и отряд спецназа, хотя, скорее всего, они не успели бы вовремя. Ларссон и Лейфбю прибыли к башне через пару минут, да так там и остались.
Состав второго патруля качественно отличался от первого – его представляли два крепких, компетентных инспектора из Сёдертелье, это были Сандквист и Родригес, оба в прошлом работали в стокгольмской полиции. Они недавно закончили смену в школе Салема, где в течение дня проходили профилактические мероприятия, касающиеся наркотиков и предупреждения преступлений учеников. Услышав сообщение, они были на месте уже через три с половиной минуты. Получив информацию от Ларссона и Лейфбю, кинулись по винтовой лестнице с оружием наготове. Первым наверх поднялся Родригес и сразу же выстрелил в Грима на поражение. Он мог бы забраться и быстрее, если б ему не потребовалось страховать себя на случай обрыва веревки. Он же помог мне втащить Грима на крышу. Выстрел Родригеса, сделанный на мгновение раньше выстрела Грима, помешал ему попасть в меня, вместо этого пуля попала в бетон. Этот звук двойного выстрела и был похож на удар сердца. Сам Бирк прибыл на место как раз в тот момент, когда с башни прозвучали выстрелы, и он не знал, кто именно стрелял.
Обо всем этом я узнал уже позднее, из рассказа Бирка. Очнувшись, вспомнил только то, что обмяк и упал на спину, затем почувствовал, как боль пронзила голову и на мои глаза упала темная пелена…
Я лежу в широкой кровати, на мне какая-то белая рубашка, ноги и бедра накрыты оранжевым одеялом. Лампы надо мной погашены, свет исходит откуда-то еще. Повернув голову, я ощущаю боль в шее. Настольная лампа включена. Я нахожусь в больнице. Я смотрю в окно. Скорее всего, Сёдертелье. Я не был здесь с того момента, как умерла Юлия. В углу комнаты на стуле сидит Бирк, глубоко погрузившийся в чтение бумаг в папке.
– Я… – Во рту у меня пересыхает.
Бирк поднимает взгляд и удивленно смотрит на меня.
– Что?
За окном страна лежит в бесконечном сером мраке синеватой темноты. Должно быть, рассвет или сумерки.
– Сколько времени?
– Половина пятого.
– Утра?
Бирк кивает. Затем откладывает папку, встает и подходит к столу у кровати. Налив воды в пластиковый стакан, передает его мне.
– «Собрил», – прошу я.
Бирк мотает головой.
– К сожалению, нет. Тебе вкололи морфин. Нельзя смешивать эти дела.
Я выпиваю воду. Она приятна на вкус и прохладна.
– Какой день недели? – неуверенно спрашиваю я.
– Не волнуйся. Ты проспал чуть больше двенадцати часов. Скоро поправишься, не волнуйся. Все пройдет, кроме твоего безрассудства.
В голосе Бирка не слышно привычной резкости, голос мягкий и низкий. А может, это мой слух меня подводит… Я снова слышу обоими ушами, но на одно из них наложена толстая повязка. Подняв руку, я ощупываю шершавые сухие бинты.
– За твои травмы, – произносит тост Бирк и забирает стакан. – Какого черта ты не подождал?
– Не успел, – выдавливаю я из себя. – Где Сэм?
– В соседней палате. Она поправится. Физически – тоже. Кроме пальца. Мы его нашли… но прошло слишком много времени. Слишком много.
– Сколько?
Бирк опустил взгляд.
– Как минимум час. Она поправится, Лео… но сейчас она в шоке. На восстановление психического здоровья потребуется какое-то время. Здесь где-то ее парень; можешь с ним поговорить, если хочешь.
Несмотря на боль, я отворачиваю голову от Бирка. Не хочу больше слушать. Бирк по-прежнему стоит возле меня, будто все понимает.
– А Грим? – спрашиваю я, по-прежнему отвернувшись от него.
– Здесь его нет.
– А где?
– В Худдинге. Под круглосуточным наблюдением. Я сам назначил патрульных, они не подведут. Его прооперировали и собираются перевезти в Крунуберг, как только выпишут. – Он откашливается. – Твои родственники были здесь. Они посидели рядом с тобой некоторое время. Левин пришел около одиннадцати, ушел совсем недавно. Все проинформированы.
– Мой… мой отец тоже?
– Он тоже, – отвечает Бирк.
Я смотрю на него и думаю, знает ли он. Понял ли он. Возможно.
– Твой психолог был здесь, – испытующе рассказывает Габриэль. – Его вызвали, так как его имя было в твоем телефоне. Я попросил его уйти.
– Спасибо.
Уголок его рта дергается, но он так ничего и не произносит.
– Устал, – говорю я.
– Тебе нужно больше спать.
– Нет, тебе. Ты выглядишь уставшим.
– Мне нужно было поговорить с несколькими репортерами. И изучить отчет о предварительном расследовании.
– Где мой телефон?
Зачем-то мне понадобился телефон. Я не знаю, что конкретно собираюсь с ним делать, но обязательно должен его найти. Казалось, я снова хочу увидеть фотографию с Ребеккой Саломонссон.
– Сейчас не могу тебе его отдать, так как Берггрен, или Гримберг, или как там его зовут, использовал его для связи с тобой, и теперь мобильный является доказательством того, какие повреждения он нанес Сэм. Это улика. И, – добавляет он, – по правде говоря, ты разве не хочешь новый?
– Сохрани фотографии, – прошу я.
– Спи. – Он окидывает меня взглядом, будто бы в чем-то сомневается. – Левин сказал, что попытается восстановить тебя в отделе. Под мое руководство.
– Под твое? – Похоже, что я скорчил гримасу. – Вот черт.
– Подозревал, что ты именно так отреагируешь. – Бирк слегка улыбается.
