Дин Кунц - Апокалипсис Томаса
— Да.
— А чей пепел в ее урне?
— Она пустая. Официально ее тело так и не нашли. Так что ее захоронение чисто символическое. Разумеется, нет пепла и в урне моего отца.
Ножовка распилила последнее звено, и браслет-транспондер распался, соскользнув с запястья.
— Долгие годы меня держали под замком, практически на поводке, пока научно-технический прогресс не привел к созданию таких вот браслетов.
Я положил ножовку на пол и поднялся.
Встал и Тимоти.
— Я мертвый. Но при этом и живой. Нить моей жизни оборвалась в ту ночь, и, однако, я здесь. Мой разум развивался, становился более зрелым, но физически я не меняюсь. Я прожил отрочество и взрослую жизнь только по книгам, но вне чтения она обрывается на девяти годах. Я вечный мальчик, и уже прожил мальчиком дольше, чем могу это вынести.
Глава 42
Всего этого мне хватило с лихвой. Смерти. Безумия. Сюрпризов, которые преподносят не на вечеринке. Странностей. Роузленда. Даже если бы они превратили это местечко в отель и кормили завтраком, я бы больше не приехал сюда ни за какие коврижки.
Мы с Тимоти осторожно вышли в южный коридор второго этажа. В доме стояла такая тишина, что я мог бы задаться вопросом, а не оглох ли я, если б не бурчание желудка, упрекающего меня в том, что я без должного уважения отнесся к кишу и творожному пирогу шефа Шилшома, съев всего по одному куску.
По словам Тимоти, фантастически бесшумная машинерия Николы Теслы не только управляла временем, но использовала термодинамические эффекты, вызываемые этим управлением, благодаря чему обеспечивала все энергетические потребности поместья. По существу эта удивительная машина обладала всеми признаками вечного двигателя, и, соответственно, не загрязняла окружающую среду. К единственному побочному эффекту следовало отнести появление свиноприматов, жаждущих убить всех, кто попадался им на пути.
Опять же, согласно Тимоти, обычно проходило несколько лет между периодами, когда эта фантастическая машина Николы Теслы по каким-то непонятным причинам засасывала в настоящее фрагменты будущего. Впрочем, иногда такое случалось и чаще. Мне просто «повезло», что я оказался здесь в один из таких периодов. Несомненно, впечатления у меня остались более яркие, чем, скажем, от пребывания в Вермонте в тот период, когда деревья одеваются в осенние наряды.
До того, как гости из отвратительного будущего Кенни Маунтбаттена продолжали рыскать по Роузленду, до того, как Клойс и его команда подняли бы стальные пластины, из особняка мы могли выйти только одним путем — тем самым, по которому я в него и проник.
И я не сомневался, что, найдя Викторию за большим бойлером, они все в праведном негодовании рванут наверх, чтобы добраться до некоего повара блюд быстрого приготовления и убить его. Нам требовалось проскочить мимо них в облицованный медью тоннель, ведущий в мавзолей.
Мне не нравилась широкая парадная лестница. Мне не нравилась открытая со всех сторон бронзовая спиральная лестница в библиотеке. Мне не нравились обе служебные лестницы, потому что именно ими наверняка воспользовались бы обожающая плеваться Виктория Морс и ее друзья-извращенцы.
Единственное, что бы мне понравилось, так это перемещение по лучу, как в «Звездном треке», но такого крайне удобного способа путешествовать еще не изобрели. Держа пистолет в руке, я повел мальчика в дальний конец южного коридора, мимо входа на мезонин библиотеки, вдоль западного крыла к передней служебной лестнице.
Я не умею одновременно играть в баскетбол и жевать резинку или даже играть в баскетбол, не жуя резинку, но я быстро думаю на ходу. Должен, потому что в любой момент со мной может произойти черт знает что. И у меня выработалась привычка принимать решения в тот самый момент, когда уже надо что-то делать.
В отличие от меня Тимоти составил план. Обдумывал ситуацию долго и тщательно. Он хотел пробраться в хроноскаф, но попасть не в ночь своего убийства, а в 1915 год, до своего зачатия. Надеялся, что он перестанет существовать, попав в то время, когда его еще не было.
За долгие годы, когда волна отчаяния захлестывала его с головой, он подумывал о самоубийстве, но все-таки не пошел на такое, не верил, что отец позволит ему так легко уйти. Если Константин когда-то и любил своего сына, то многие десятилетия уже совсем не любил. Но старший Клойс ревностно относился к своему богатству, своим вещам, своим игрушкам и не допустил бы, чтобы у него что-то да забрали. Мальчика он, несомненно, полагал своей собственностью и наверняка попытался бы вновь вернуть Тимоти к жизни, возвратившись в момент, предшествующий самоубийству, и привезя в настоящее еще живого Тимоти. А потом они держали бы мальчика в ежовых рукавицах, усугубляя его и без того невыносимую жизнь.
Насчет этого у меня никаких сомнений не возникало. Но я не знал, что произойдет, если Тимоти перенесется во время, предшествующее его зачатию. Парадокс, который он представлял собой теперь, мог стать куда более сложным, если бы ему удалось осуществить свой план.
Кроме того, если судьба уготовила ему смерть в девять лет, в 1925 году, а жизнь вечным ребенком он полагал невыносимой, меня тревожило, что я помогу ему совершить самоубийство, воспользовавшись хроноскафом. Как знать, может, это тянуло на пассивное убийство. Я хотел дать ему надежду, свобода, по моему разумению, несла с собой надежду, а не смерть.
Думая на ходу, пока мы спускались по служебной лестнице, я решил, что перед тем, как подняться на третий этаж гостевой башни, мы должны заглянуть на второй. Аннамария, конечно, не уступала загадочностью ни одному персонажу, встреченному Алисой по другую сторону зеркала, но я знал, что в общении с Тимоти она покажет себя более мудрой, чем я, учитывая, что преодолеть планку стандарта мудрости Одда Томаса ей труда не составит.
Мы достигли первого этажа — при этом в нас не выстрелили и не плюнули, — и я решил продолжить спуск, хотя поисковики еще могли находиться внизу. Цель разведки — раскрыть, что впереди, а опасность разведки — лежащее впереди раскроет тебя раньше, чем ты — его.
Спускаясь вниз, я пару раз оглянулся, чтобы убедиться, что мальчик держится рядом. Во второй раз впервые на моей памяти он мне улыбнулся, показывая этим, что ценит мою заботу о нем. Ему могло перевалить за девяносто пять, но внешне он оставался мальчиком и таким ранимым, что его улыбка могла растопить сердце.
Но на тот момент я знал, что, скорее всего, не оправдаю его надежд.
Его доверчивая улыбка несла в себе глубокий смысл, какой в полицейских фильмах несет разговор напарников, в котором меньшая звезда говорит большей звезде, что собирается попросить вторую по значимости женскую персону выйти за него замуж. Еще через три эпизода он погибает, и у большей звезды есть мотив остаться живым и невредимым под свинцовым дождем, убить двадцать гангстеров, а потом пролить скупую мужскую слезу там, где его никто не увидит и не назовет маменькиным сынком.
Огромное большинство фильмов не копируют жизнь, потому что жизнь избегает штампов, а именно они приносят деньги. Но иногда жизнь копирует фильмы, обычно круша все и вся, но без компенсации в виде попкорна.
Спустившись вниз, мы обнаружили, что дверь в подвальный коридор открыта. Я остановился на последней ступеньке, прислушиваясь.
Здесь никого, кроме нас, цыплят[35]. Я до конца не понимаю эту поговорку. Цыплята не говорят, но, даже если бы и умели говорить, кому они могли такое сказать?
В воздухе чувствовался легкий запах озона, как было и последние два часа. Но больше я ничего унюхать не мог и совершенно ничего не слышал.
Знаком я предложил Тимоти оставаться на месте, тогда как сам прошел в коридор.
На противоположной стороне все двери распахнули или приоткрыли, словно поисковики слишком торопились, чтобы закрыть их за собой. По мою правую руку подвал пустовал до винного погреба.
Слева, рядом со мной, находилась полностью распахнутая дверь во временный дом для рабочих, который связывал особняк настоящего с еще не окультуренной территорией 1921 года. Я видел кульманы, письменные столы, старые деревянные бюро.
Если бы поисковики продолжали обыскивать подвал, я бы услышал хоть какой-то шум. Такая мертвая тишина однозначно говорила о том, что они нашли Викторию, освободили ее и вернулись наверх, чтобы отыскать и прикончить одного невежественного клокера, который не знал своего места в заведенном порядке вещей.
Я глянул на Тимоти, все еще стоявшего на лестнице, и подозвал взмахом руки. Хотел, чтобы он находился рядом, и я мог схватить его за руку и потянуть за собой, если бы вдруг пришлось нырнуть в одну из комнат справа или слева.
Длинные коридоры — места опасные. Если тебя ищут хорошо вооруженные люди, в таком пространстве ты — очень удобная мишень, и расстрелять тебя могут, как в тире.
