Кейт Аткинсон - Преступления прошлого
Когда Амелия прикоснулась к мертвому телу старой миссис Рейн, оно оказалось таким же хрупким и костлявым, как сидевшая у нее на руках кошка. Полицейские натянули над ней маленький навес и установили прожекторы — едва ли они сделали бы это для старухи, которая умерла своей смертью, а значит, Амелия не просто нашла тело, она нашла труп убитой. Она вздрогнула и разбудила кошку. Та спрыгнула на пол, и Джулия тут же принялась кис-кискать, схватила ее и прижала к своей выдающейся груди, и Амелия не выдержала: «Бога ради, Джулия, ступай оденься», и Джулия состроила ей рожу и неспешной походкой вышла из кухни с кошкой на руках, а полицейские таращились на ее задницу. Слава богу, что она хоть не в стрингах, — более нелепого нижнего белья не придумаешь, конечно, если не считать трусов с дыркой между ног, но они-то, понятно, для секса…
— Может, еще чаю, Амелия? — Джексон смотрел на нее с участием, как на душевнобольную.
Они легли только под утро. Полицейские все отъезжали, и подъезжали, и бубнили в рации. Хорошо хоть комната Сильвии выходила на улицу и в окна не светили прожекторы. Теперь у нее не было даже кошки, кошка ушла за Джулией к ней в комнату. Так ей никогда не уснуть, надо выпить таблетку. Джулия держит снотворное в ванной. Она вечно сидит то на одних таблетках, то на других — часть ее драмы. Амелия не могла прочитать этикетку на пузырьке без очков, но какая, собственно, разница? Две — чтобы заснуть, а четыре — чтобы заснуть еще крепче? А как насчет десяти? Такие крошечные! Как детские. Розмари каждый день давала им детский аспирин, даже когда они были совершенно здоровы. Вот, наверное, откуда Джулия взяла эту привычку. У Розмари всегда была набитая аптечка, даже до того, как она заболела. А как насчет двадцати? Долгий будет сон. Конечно, Розмари таблетки не спасли, но, с другой стороны, их всех ничто уже не могло спасти. Тридцать? Что, если от них просто хмелеешь? Джексон смеялся над ней, Оливию никогда не найти, а теперь Джулия забрала себе кошку — все это так несправедливо. Никто ее не хотел, даже для собственного отца она не была желанной. Несправедливо. Совсем. Несправедливо, несправедливо, несправедливо. Весь пузырек? Потому что несправедливо. Несправедливо, несправедливо, несправедливо. Вы мне не поможете? Нет.
Несправедливонесправедливонесправедливонеснраведливонесправедливонесправедливонесправедливо…
«Милли, что с тобой? Милли? Милли?»
19
Джексон
А ведь на севере в самом деле холоднее. Британия такая маленькая страна, и не подумаешь, что климат может измениться за какую-то пару сотен миль. Хотя сидеть в пивном саду было не холодно, по крайней мере для северян. Джексон заказал напитки. Они договорились встретиться в старом трактире в нортумберлендской глуши. В Нортумберленде глушь встречается сплошь и рядом. Джексон подумал, не купить ли здесь дом. Обойдется дешевле, чем в Кембридже, где дома у него больше нет. Сам коттедж стоял на месте, но вот все вещи пропали: одежда, компакт-диски, книги, все материалы Тео но убийству Лоры, — то, что пощадил взрыв, уничтожила вода из пожарных шлангов. Ну что ж, тоже способ начать новую жизнь — просто взорвать старую.
«Газ?» — с надеждой спросил он следователя, устанавливавшего причину взрыва. «Динамит», — ответил тот. (Краткий, мужской обмен репликами.) У кого есть доступ к динамиту? Очевидно, у тех, кто работает в шахтах. Джексон выудил из бумажника визитку детектива Лаутера и набрал его номер. «Дело принимает новый оборот, — сказал он и тут же пожалел о своих словах: прозвучало как в плохом детективном романе. — Думаю, у нас есть подозреваемый. — Фразочка немногим лучше. — Кстати, мой дом только что взорвали». А вот это уже эффектней.
(«Квинтус Рейн, — задумчиво повторил детектив Лаутер, — что за имя такое?» — «Да идиотское имя», — ответил Джексон.)
Он вынес стаканы на улицу: апельсиновый сок для себя, кока-колу для Марли и джин с тоником для Ким Джессоп — только она теперь звалась Ким Строн, потому что за последние десять лет успела выйти замуж (и развестись) за «одного шибанутого шотландца» по имени Джордж Строн. Теперь она владела баром в Сиджесе и рестораном в Барселоне и дружила с русским «бизнесменом». Она по-прежнему была блондинкой и, судя по бронзовому дубленому загару, полагала, что рак кожи обойдет ее стороной, хотя кашель курильщика давал все основания предполагать, что первенство может вполне достаться и раку легких. Как и подобает любовнице мафиози, она носила столько золота, что хватило бы на индийскую свадьбу. Она осталась такой же джорди, как и была, — у Ким Строн, бывшей Джессоп, не было ни капли изнеженной южной ДНК. Джексон с ходу проникся к ней симпатией.
— Вам повезло, что вы меня застали, — сказала она и глубоко затянулась «Мальборо». — Я в Англии всего на пару недель, маму навещаю. У нее плохо с ногами, пытаюсь убедить ее переехать в Испанию.
Стэн Джессоп с неохотой дал Джексону номер своей первой жены, угрюмо пожаловавшись, что почти не видится с дочерью Ниной, потому что «стерва» упрятала ее в квакерскую школу-интернат в Йорке, и Джексон подумал, что квакерская школа-интернат в Йорке звучит очень досягаемо по сравнению со школой любого религиозного направления в Новой Зеландии.
Ким Строн со своей семьей проводила «каникулы на ферме» где-то поблизости.
— На овечьей ферме, — пояснила она. — Шума от этих овец — застрелиться можно. Молчание ягнят, черта с два.
Ее «семья», очевидно, состояла не только из Нины и матери с больными ногами, но также «Владимира» и неопределенного числа Влалимировых «помощников», один из которых привез сюда Ким и в настоящий момент потягивал фанту в двух столиках от них, оглядывая прохожих и в каждом подозревая киллера.
— На самом деле он просто душка, — рассмеялась Ким.
Она прошла долгий путь, покинув скромный коттедж постройки тридцатых годов, который она делила со Стэном Джессопом.
Как оказалось, Ким ушла от Стэна за неделю до убийства Лоры Уайр. Она уже «спуталась» с Джорджем Строном и стояла за барной стойкой в пабе для британских экспатов в Аликанте, когда была убита Лора, В Кембридж Ким больше не возвращалась и два года после отъезда не разговаривала со Стэном, «потому что он чмо редкостное», поэтому, когда Джексон позвонил ей и сказал, что расследует «обстоятельства смерти Лоры Уайр», она охнула: «Боже! Лора Уайр умерла?! Когда?!» У Джексона сердце упало: говорить о девушке, которая мертва уже десять лет, совсем не то, что сообщать новость о ее смерти. «Ей было только двадцать восемь», — сказала Ким. Джексон вздохнул, подумав, что нет, ей было только восемнадцать, и сказал: «Вообще-то, она умерла десять лет назад. Боюсь, это было убийство». На другом конце провода повисло молчание, нарушаемое только сердитым бормотанием по-русски на заднем плане. Джексон вспомнил, как Эмма Дрейк сказала, что тяжело было услышать о смерти Лоры, когда «для остальных это стало уже историей». Похоже, когда она умерла, весь мир был за границей.
«Убийство?»
— Ужасно жаль ее, — сказала Ким, выудив из джина ломтик лимона и положив его в пепельницу.
— Убийцу так и не нашли. Возможно, Лора была только случайной жертвой.
Джексон с сомнением посмотрел на Марли. Со стороны, наверное, кажется, что они обсуждают серию «Закона и порядка» или «CSI: Места преступления», а не реальную жизнь. Хорошо бы, если так, и хорошо бы, если б она смотрела не «Закон и порядок» и «CSI», а «Все на борт!» и «Маленький домик в прериях».[119] Он рассказал Марли про Лору: что ее убил «плохой человек», «потому что иногда с хорошими людьми случается плохое»; и она нахмурилась и сказала: «Тео говорил, что ее зовут Дженнифер», и Джексон сказал: «Это его другая дочь». Что чувствовала Дженнифер, всегда оставаясь «другой дочерью», которой доставалось меньше внимания, чем умершей сестре?
— Лора была славная, — сказала Ким Строп. — Когда мы только познакомились, она задирала нос, но это же средний класс, что с них возьмешь. За это ведь нельзя винить. Ну, то есть можно, но только не Лору. У нее было доброе сердце.
— Я просто подчищаю хвосты, говорю с людьми, у которых тогда не взяли показания. Я работаю на ее отца.
— Того толстяка?
— Да, на толстяка.
— Тео, — сказала Марли. — Он хороший.
— Да, хороший, — подтвердил Джексон. Он посмотрел на Марли и сказал: — Не хочешь сбегать купить себе чипсов, золотко?
Он полез в карман за мелочью, но Ким Строн уже извлекла из кошелька хрустящую пятифунтовую банкноту:
— Вот, малыш, купи себе что захочешь. Чертовы британцы-тугодумы, — добавила она, обращаясь к Джексону, — почему они никак не перейдут на евро? Вея Европа с этим прекрасно справилась.
Ким Строн закурила новую сигарету, вытряхнув из пачки еще одну для Джексона, и, когда он отказался, сказала:
