Б-11 - Рой Олег Юрьевич

Макс завизжал и сел на пол.

– Ори, ори, – сказал Македонский. – Через двери не услышат. Интересно, ты бы согласился, если бы я предложил тебе стать таким, как мы?

Макс не ответил. Орать он перестал, только всхлипывал тихонечко.

– Согласился бы, – сказал вместо него Македонский. – Моральные дилеммы, выбор между добром и злом – все это роскошь, которую люди могут позволить в спокойные времена. Когда надо делать выбор, никто никогда не колеблется. Одни выбирают одно – как Матросов, которому, наверно, тоже хотелось жить, или Гастелло. А другие – другое. И ты явно не из героев.

Македонский достал сигарету и закурил. Вид курящего монстра был, пожалуй, даже страшнее – настолько мирная сигарета не вязалась с копошащимися вокруг рта душеедами.

– Героизм, самопожертвование – чушь это все, – продолжил он. – Что толку человеку, если он будет мертвым героем? Потомство оставляют трусы, потому человечество с каждым годом все бесхребетнее, и, надеюсь, уже достигло той стадии, когда его легко сломать. Мужики ходят в юбках, белые целуют ноги неграм… они больше не дети неба, они – черви, пригодные только для того, чтобы делать из них мантикор. Это и была наша цель… Знаешь, Макс, я ведь давно передал Фишеру все наработки по этому двигателю. И кое что еще, и кое что другое, о чем не говорят, чему не учат в школе. Уже скоро еврей в Сион придет, и небеса пронзит комета… и откроется кладезь бездны, но из дыма выйдет не саранча, а мы – поруганные, попранные вами древние боги. Выйдем – и разотрем вас, как герой одного из ваших фильмов окурок. Жаль, что ты этого не увидишь.

Макс почувствовал боль, и вскрикнул, заметив, что от его щеки отдернулось тонкое белое щупальце. Щупальце принадлежало женщине – спутнице Македонского.

– Не торопись, Светик, – улыбнулся тот. – Плохо, когда человек умирает, не зная, за что. Видишь ли, Макс, в нашей экспедиции собраны только принявшие печать. Наследники Детей неба. Те, у кого такие сильные гены, что они могут принять на борт одного из повелителей бездны – как я когда-то. Кстати, о выборе – мой повелитель бездны был слаб. Тело, в которое он перешел, не могло его удержать. Он умирал, и должен был вернуться в эреб кибаль. Я мог бы не пустить его в себя. Он бы покалечил бы меня, напоследок, зато я бы остановил все это.

Но я пустил его – и не потому, что боялся быть искалеченным. Хотя и это тоже, конечно – зачем становиться инвалидом, когда ты можешь стать богом? Но важнее было то, что мне понравилось то, что он предлагал.

Сейчас одной моей части адски больно, но это не беда, освобождение близко. Зато вторая моя часть так могущественна! Если бы не я – мир не узнал бы, что такое цветная революция; если бы не я – не было бы эболы, сарса, мерса, ковида – тут, правда, я выступал только ретранслятором. Если бы не я – не было бы цунами в Таиланде, разлива в Тулуне, землетрясений в Степанакерте и Бодруме, не было бы Башен-близнецов и Боинга, сбитого над Донбасом Украиной, не было бы… да дофига чего не было бы. Разве это не стоит страданий?

– Ты сумасшедший, – прохрипел Макс.

– Это все, что ты можешь сказать? – рассмеялся Македонский. – А ты – разве ты не хотел бы быть сейчас таким, как я вместо того, чтобы дрожать передо мной от страха в обоссаных штанах?

Макс дернул головой – наверное, в знак согласия.

– Хотел бы, – кивнул Македонский. – Макс, мне, правда, жаль. Из тебя бы вышел прекрасный варакью-бел… но наследственность подкачала. Вас двое таких в команде было – ты и Пал Петрович. С Пал Петровичем Света без меня разобралась, по старой памяти, а тебя мы оставили на закуску.

Последних слов Макс почти не слышал: от Македонского и женщины по имени Светлана к нему со всех сторон тянулись многочисленные щупальца, их пасти-воронки были разверзнуты и бешено вращали водоворотами острых, как бритва, зубов…

Пообщавшись с Игорем, Таня подошла к двери, и задумчиво осмотрела замок.

«Все мои пациенты исчезли, замки боксов вскрыты каким-то непонятным способом» – писал в своем дневнике доктор Гарькин. Если его подопечные были варакью-белети, то, значит, был какой-то способ, чтобы вскрыть замок, и этот способ был доступен и для Тани.

Она осторожно положила ладони на холодный металл у замочной скважины, и прикрыла глаза. При этом, к ее удивлению, видеть она не перестала, просто все вокруг стало однообразно-серым, резко очерченным, и видела она словно с нескольких разных точек.

Одна из таких точек как раз заползала внутрь замочной скважины, споро пробираясь между зубцами механизма закрывания. Наконец, она заметила крохотный рычажок, и машинально опустила его вниз. Раздался чуть слышный скрип, и Таня едва не потеряла равновесие, но устояла на ногах. Дверь из бокса в медлаб открылась.

Таня осмотрелась, и увидела Иру и Женю. Девушки спали – прямо на стульях, Ира – откинувшись назад и приоткрыв рот, Женя – навалившись на забрызганный кровью операционный стол.

«Интересно, где остальные?» – подумала Таня, и ее веки машинально закрылись. Таня вновь погрузилась в уже знакомый полумрак, но оказалось, что в этом сером мире существуют и цветные пятна. Два из них были рядом – на тех местах, где сидели Женя и Ира; еще четыре – лежали в отдельной комнате впереди-слева. Внизу, под полом, копошилось еще несколько пятен – три или четыре. Все.

«А в приемном зале никого», – подумала Таня. – «Идиотизм, а если на нас нападут? Но хорошо, что так. Это поможет моему замыслу».

Она чуточку задержалась в «кают-компании», чтобы взять из баулов пару броников. На ходу вынимая из подсумков бронепластины, Таня прошла в «приемный зал», где громоздилась груда ящиков, среди которых выделялись два похожих на гробы ящика с пластитом.

«Вот и ладушки», – подумала Таня, отцепляя от пояса свой мачете, который она машинально захватила вместе с бронежилетами. Она думала нарезать им взрывчатку, но ей не пришлось – когда Таня вскрыла ящик, то увидела, что пластит изначально поделен на удобные прямоугольные пластины. Поверх пластин лежал тканевый «патронташ» со взрывателями, на каждом из которых имелась инициирующая кнопка, передающая команду на взрыв. Таня знала, что достаточно было взорвать одну пластину, чтобы сдетонировали и остальные. Откуда Таня это знала, она понятия не имела, да и не важно. Окончательно опустошив бронежилеты, она принялась набивать чехлы для бронепластин полосками пластида, вкручивая в гнезда на них взрыватели.

Внезапно Таня почувствовала знакомый запах. Она не сразу поняла, чем пахнет, и, еще до того, как поняла, раздался тихий смешок:

– Вот чего угодно я ожидал от этой адской поездочки, но то, что в числе команды будет террорист-смертник…

Таня подняла глаза… первое, что она увидела, была искра папиросы. Второе – лицо Макарыча, с которого свисали шевелящиеся черви-душееды…

Глава ХI: Умираю, но не сдаюсь!

Сигнал тревоги моментально разбудил всю команду. Люди вскакивали с тех мест, где заснули прямо в верхней одежде, включая ОЗК и защитные комбинезоны, хватали оружие и выбегали в «кают-компанию».

– Что случилось? – спросил Волосатый.

– Корова окотилась, – отрезал Генка. – Сигнал тревоги, вот что.

– Стрельбы не слышно, – заметил Мишка, зевая на ходу. – Чья сейчас смена?

– Судя по тому, что ты и я здесь, значит, дежурят Макс с Александром Филипповичем, – ответил Генка, который, кажется, пришел в себя быстрее других. В руках у него была его здоровенная винтовка, которую темнокожий калужанин держал с такой же легкостью, как Мишка автомат.

– Мальчики, что слу… – из дверей медлаба выбежали Ира с Женей. Ира даже посерела от страха, Женя держалась увереннее. – Таню не видели?

– Она, вроде, с вами была? – спросил Феликс.

– Была, – кивнула Женя. – Мы ее в боксе изолятора закрыли. А сейчас бокс пустой…

– И Макарыча нет, – заметил Волосатый, вставляя ленту в пулемет. Получалось плохо: от волнения у Кирилла дрожали пальцы.