Б-11 - Рой Олег Юрьевич
– Не переживай, изнутри она тоже открывается, – прокомментировал Александр Филиппович. – Лестницу видишь?
– Стою у нее, – ответил Макс. – Крутая, скотина. Как наверх тащить будем?
– Справимся, – обнадежил Его Македонский, подкуривая. – Сигаретой угостить?
– Нет, – покачал головой Макс. – Давайте побыстрей сделаем дело и свалим отсюда.
– Сейчас, свет внизу включу, – Македонский отошел к стене, что-то щелкнуло, и стало светлее. Свет был тускло-багровым, словно внизу что-то полыхало.
– Свалим… – сказал Македонский, глядя, как Макс спускается по лестнице. – И отсюда, и со станции. Тебе не стрёмно бросать ребят?
– Стрёмно, – ответил снизу Макс. – Но что поделать?
– Правильно, – кивнул Македонский. – Я вот тоже особо не раздумывал…
– Что? – переспросил Макс.
– Ничего, – ответил Александр Филиппович, пыхтя сигаретой и начиная спускаться вниз. – А как же Даша?
– Мы с ней чужие люди, – пожал плечами Макс, ждущий его внизу. – Не знаю… что то со мной происходит. Мне те деньги, что нам заплатит этот Фишер, куда интереснее любых баб.
– Эх, – вздохнул Македонский, – какой правильный подход. Даже жаль, что ты не из пригодных…
– Что? – изумился Макс. Александр Филиппович не ответил. Он спустился вниз и посмотрел на Макса холодным взглядом. Макс и раньше не различал у Македонского границы между зрачком и радужкой, а в багровой полумгле машинного отделения глаза Македонского казались двумя черными провалами. – Я не понял…
– Сейчас поймешь, – ответил ему незнакомый женский голос. – Да, милый?
Кости. Много костей.
Человеческие – но какие-то неправильные, перекрученные, искаженные. Черепа – и почти нормальные, и исковерканные, словно сделанные из гипса и хорошо помятые, и раздробленные…
И огромные, состоящие из сросшихся между собой черепов. На груде костей Игорь увидел такой череп, расколотый пополам. Еще один, с огромной дырой во лбу, валялся поодаль. Почти сразу Игорь увидел и то, что оставило в черепе дыру – крупнокалиберную винтовку вроде той, что досталась Генке, но более архаичную и согнутую, едва не завязанную в узел…
И рядом с ней – скелет мужчины в истлевшем, сильно обожженном камуфляже, на рукаве которого виднелась потускневшая нашивка со щитом, мечом и большой буквой «А». Камуфляж был истыкан иглами разных размеров, одна из игл торчала из пустой глазницы, а кости рук до локтя были раздроблены, словно мужчина перед смертью до одури колотил ими в стену.
Не в стену, наверно… обожженный, израненный, этот боец из группы «альфа» седьмого управления КГБ – эмблему Игорь, конечно, узнал – до последнего, голыми руками отбивался от наседавших на него тварей…
Он нашел их всех – расстрелянных иглами, обожженных, переломленных страшными ударами, но не сдавшихся. Последний из бойцов обнаружился почти у самой крыши, на третьем, последнем этаже строения. Рядом с ним стояла буквально расплющенная станция спутниковой связи, а на голове сохранились большие наушники, или, точнее, головные телефоны. «Коллега», с грустью подумал Игорь, а затем перевел взгляд выше, и вздрогнул.
В этом месте, так похожем на ад, населенном совершенно чуждыми человеку исчадиями ада это выглядело особенно странно и вызывало какой-то благоговейный трепет. На глиняной стене было выцарапано по-русски:
«Остался один. Окружен. Буду драться до последнего. Умираю, но не сдаюсь. Старшина Андрей Харси…» – очевидно, надпись обрывалась. Голова старшины Андрея была неестественно вывернута набок, одна из рук валялась в стороне, в оторванном рукаве, и Игорю было страшно подумать, какой из подданных его «друга» Биарея мог такое сотворить. Ему захотелось что-то сделать, как-то почтить память героя, у которого не было выхода, но не было и мысли, чтобы сдаться…
«Игорь?»
«Кажется, у меня начинаются галлюцинации», – решил Игорь. Ему явственно слышался голос Тани.
«Это не галлюцинация, – ответил голос, – я теперь тоже варакью-белети, а эти твари умеют общаться между собой на расстоянии. Так что я разговариваю с тобой через них, но они нас не слышат».
«Ты уверена?» – осторожно спросил Игорь.
«Ты ведь должен был за это время устать, правда? – спросил голос Тани в его голове. – Но ты не устал, и по-прежнему бодр. Твой бел не спал тысячи лет, и сейчас он напился твоей усталостью, чтобы немного отдохнуть от беспрерывной боли. Так что они спят, и проснутся, когда мы будем в их так называемом храме».
«Не собираюсь я в их храм», – подумал Игорь.
«Игорёша, – серьезно сказала Таня. – Знаешь, мне очень не хочется умирать. Раньше было бы все равно, а с тех пор, как я встретила тебя… Может, я размечталась, может, как любая женщина, слишком поспешила, но я видела, что нравлюсь тебе, по-настоящему нравлюсь. И я решила быть твоей – до самого последнего дня… если, конечно, ты согласен».
Игорь почувствовал, как его душу наполняет тепло. О таком он только мечтал:
«Конечно, согласен! – ответил он. – Господи, только бы это не было галлюцинацией! Я бы все отдал за то, чтобы это ты говорила со мной, чтобы ты сказала эти слова!»
«Скоро ты в этом убедишься, – мысли Тани наполнились мягкой нежностью, – и, если хочешь, я повторю это тебе словами. Но есть и плохая новость… последний день у нас уже очень близкою. Может быть, сегодня.
Я не знаю, что ты сумел узнать о… том, что с нами происходит, но поняла, что что-то знаешь…»
«Меня тут немного просветили, – мысленно сказал Игорь. – Вроде бы, мы предназначены в качестве носителей каких-то древних богов, которых некогда загнали в глубины ада».
«Их нельзя выпускать наружу, – перебила его Таня. – Они могут устроить человечеству глобальный апокалипсец. Но, к счастью, у них есть уязвимость. Эта уязвимость – мы, наши тела. Если мы разрушим их, повелители бездны вернутся в преисподнюю. Но мы при этом погибнем, и погибнем навсегда».
«Может, это неправильно, – подумал Игорь, – но мысль погибнуть вместе с тобой, так сказать, в обнимку, меня даже как-то греет. Вот только, что ты предлагаешь? Пристрелить друг друга на брудершафт?»
«У меня идея получше, – ответила Таня. – Здесь у нас полно взрывчатки. Я сооружу два пояса шахида из бронежилетов – выну бронепластины и напихаю в карманы пластит. Думаю, передать тебе такой жилет мне не составит труда. Потом мы пойдем на Церемонию. Там соберутся другие варакью-белети, и, когда церемония начнется, мы взорвем мины друг у друга».
«Классно придумано!» – обрадовался Игорь.
«Тогда жди, – Игорь вновь почувствовал прилив нежности, – я сейчас сделаю бомбы и иду к тебе. Моя белет думает, что я сдалась. Внуши своему белу эту же мысль, это не сложно. И жди. Пусть мы погибнем, но сделаем это вместе».
Макс развернулся, чтобы броситься к лестнице, но не тут-то было: дорогу ему преградил Македонский. Точнее, тот, кого раньше звали Македонским – назвать это существо человеком было уже затруднительно.
Там, где была роскошная, окладистая борода, змеилась поросль червей-душеедов, они же спадали с головы вместо волос, поднимались вампирским воротником над шеей, выглядывали из множества прорех на комбинезоне Македонского… тонкие, как палец, и толстые, как рука, короткие, не больше пяти сантиметров и длинные – метр и больше, они шевелились, извивались, раскрывали свои воронкообразные пасти, которых у крупных отростков было две или три. Такие же пасти теперь заменяли Македонскому глаза, а новые, паучьи глазки рассыпались по лбу и щекам. Даже язык превратился в червя-душееда, и свисал изо рта…
От ужаса Макс принялся отступать, пока не уткнулся спиной во что-то мягкое. Развернувшись, первое, что он увидел, было прекрасное женское лицо. В такое лицо можно было бы влюбиться до беспамятства… если бы вместо волос не были бы уже знакомые черви-душееды, если бы эти же существа не обвивали ее шею, как диковинный шарф, если бы не маленькие паучьи глазки, усеивающие бледные щеки и высокий лоб. Веки женщины были прикрыты, но, когда они распахнулись – под ними оказались знакомые воронкообразные пасти.
