Мартин Смит - Красная площадь
— Майкл говорил с Бенцем о Максе?
— Не думаю, чтобы Майкл знал о Бенце. Никто не хочет, чтобы Майкл вмешивался в их личную жизнь. Во всяком случае, все прошло спокойно. Макс появился здесь вновь во всем великолепии, — для большего впечатления Томми добавил: — Он даже побывал на Си-эн-эн.
Аркадий еще раз оглянулся назад. Кроме затянутого светлой дымкой города, сзади ничего не было.
Впереди дорога раздваивалась: одна ветка шла на север, к Нюрнбергу, другая — на юг, к Зальцбургу. Томми свернул направо, и, как только они миновали поворот и туннель, Аркадий увидел во тьме нечто вроде розового острова. Он не знал, чего ожидать впереди: то ли кремлевских стен, то ли возвышающихся над автострадой призрачных куполов собора Василия Блаженного. Но чего бы он ни ожидал, он увидел белое оштукатуренное здание, обрамленное красным неоновым светом. Рядом с вывеской «Красная площадь» светился красный квадрат, льющий в небо кровавый свет, а под квадратом более скромным курсивом было написано. «Секс-клуб». Вылезая из «Трабанта», Аркадий подумал, что реальность причудливее любых ожиданий.
Помещение клуба было в такой степени залито красным светом, что трудно было остановить взгляд на чем-нибудь одном. Однако Аркадий все же обратил внимание на женщин в поясах с подвязками, черных чулках, легко сбрасываемых бюстгальтерах и корсетах. Название заведения подчеркивалось медными самоварами на столах и светящимися звездами на стенах.
— Ну и как? — спросил Томми, снова заправляя рубаху в штаны.
— Как в последние дни царствования Екатерины Великой, — ответил Аркадий.
Интересно, до чего запуганно чувствуют себя мужчины в обители проституции. У них деньги, возможность выбора, возможность вообще уйти… А «жрицы любви» — они что? Они их служанки, рабыня, подстилки. Однако превосходство, по крайней мере, до постели, было за слабой стороной. Девушки в нижнем белье, словно кошки, удобно устроились в «креслах любви», вмещающих двоих, бросая на мужчин зазывные взгляды, а те держались так, словно их уже раздели донага. У подковообразного бара стояли американские солдаты. Когда подходила какая-нибудь проститутка, они, робея, заводили игру в обольщение. На ее же лице оставалось выражение вялости и скуки — того и гляди уснет. Аркадия крайне удивило, что девушки были русские. Это было видно по их привычке переговариваться и перешептываться между собой, по бледности кожи, расположению глаз. Он увидел одну в розовых шелках, по-крестьянски широкоплечую — ни дать ни взять прикатила на Запад в одном исподнем из своей деревни. Она болтала со своей более стройной подружкой с огромными армянскими глазами, щеголявшей в черных колготках. Глядя на них, Аркадий не переставал удивляться: чем приезжие русские проститутки отличаются от местных, немецких? Объятиями, покорностью, способностью утешить? Они показывали на него пальцем. Узнали, что он тоже русский. Аркадий подумал, хочется ли ему заняться любовью или, по крайней мере, ее подобием? Или же он стал холоден, как сгоревшая спичка?
Он вернулся к разговору с Томми.
— Вы говорили, что Макс Альбов вернулся в Мюнхен во всем великолепии.
Томми добавил:
— Во всяком случае, мне кажется, что мы теперь уважаем Макса еще больше. Держу пари, у него будет миллион.
— Откуда? Он говорил?
— Будет заниматься телевизионной журналистикой.
— Он упоминал о совместном предприятии?
— Да, это было что-то связанное с имуществом. Он говорил, что тот, кто не способен делать деньги в Москве, не разглядит и муху на дерьме.
— Звучит соблазнительно. Может, теперь всем надо ехать в Москву?
— О том и шла речь.
Томми не мог оторвать глаз от женщин. От одного их соседства он раскраснелся и вспотел, возбужденно разглаживая рубашку на животе, взлохмачивая волосы толстыми пальцами. Аркадий не разделял его настроя. Любовь — это дуновение ветерка в горах, восход солнца, нирвана; секс — это когда валяются в траве и листьях; секс за деньги — это вообще грязь. Но кто он такой, чтобы судить? Столько времени прошло с тех пор, как он знал секс и любовь! Один считает, что секс за деньги — это грубо и притупляет чувства, другой находит его простым и доступным. Разве у этого другого меньше воображения и больше денег?
У каждой нации свой тип лица. От татар наследуют узкие, скошенные кверху глаза. От славян — мягкий овал лица, закругленные брови, небольшой рот и белую как снег кожу. У Ирины же были свои, особенные черты. Глаза у нее были посажены шире и глубже, скорее от византийцев, чем от монголов, взгляд был более открытый и в то же время неуловимый. Лицо не совсем овальное, подбородок не такой тяжелый, губы полнее, более резко очерченные. Странно, в Москве он то и дело слышал ее голос. Здесь — молчание.
Иногда он представлял себе, как они с Ириной жили бы обычной, не такой, как у них сложилась, жизнью. Муж и жена. Жили бы, как все люди, ложились бы спать и просыпались вместе. Возможно, постепенно возненавидели бы друг друга и решили разойтись, но обычным путем, не кромсая жизнь пополам. Без мечты, которая выродилась бы в наваждение…
Подошли та, что в розовом, и ее подружка и попросили шампанского.
— Конечно! — казалось, Томми все устраивало.
Все четверо уселись за столик в углу. Девушку в розовом звали Татьяной, ее подругу в колготках — Мариной. У Татьяны были темные корни волос, собранных в аккуратный светлый «конский хвост», у Марины — черные волосы, прикрывающие синяк на щеке. Томми, играя роль хозяина, представил:
— Мой приятель Аркадий.
— Так и знали, что он русский, — отозвалась Татьяна. — У него романтический вид.
— Бедняки не так уж и романтичны, — ответил Аркадий. — Томми куда романтичнее.
— Можем позабавиться, — предложил Томми.
Аркадий наблюдал, как одна из девушек, не спеша, направлялась на очередной поединок, ведя за собой солдата. Оба скрылись за ширмой из стекляруса, отгораживающей задние комнаты.
— Русские часто бывают? — спросил он.
— Водители грузовиков, — с гримасой ответила Татьяна. — Обычно у нас международная клиентура.
— Мне немцы нравятся, — задумчиво заметила Марина. — Они моются.
— Это важно, — согласился Аркадий.
Татьяна добавила что-то под столом из плоской фляжки в шампанское и щедро плеснула в остальные три бокала. Водка и здесь подрывала моральные устои. Марина наклонилась над своим стаканом и прошептала: «Мольто импортанте».
— Мы знаем итальянский, — сказала Татьяна. — Два года ездили по Италии.
— Работали в балетной труппе «Большой Пикколо», — уточнила Марина.
— Это еще не значит, что она связана с балетом Большого театра, — прыснула Татьяна.
— Но мы действительно танцевали, — Марина выпрямилась, демонстрируя стройную мускулистую шею.
— В маленьких городках. Но сколько солнца, музыки, — вспоминала Татьяна.
— Когда мы уезжали, в Италии было с десяток так называемых русских балетных трупп. Все они копировали нас, — добавила Марина.
— Думаю, мы можем сказать, что прививали любовь к танцу, — сказала Татьяна. Она плеснула Аркадию еще. — У вас и правда нет денег?
— Ее всегда тянет не к тому, — пошутила Марина.
— Спасибо, — сказал Аркадий, обращаясь к обеим. — Я разыскиваю пару своих друзей. Одного зовут Макс. Русский, он одевается лучше меня, знает английский и немецкий.
— Такого не видали, — ответила Татьяна.
— И Борис, — добавил Аркадий.
— Борис имя известное, — сказала Марина.
— Его фамилия что-то вроде Бенца.
— Здесь такая фамилия тоже известна, — сказала Татьяна.
— Как он выглядит? — спросил Аркадий Томми.
— Высокого роста, интересный, дружелюбный.
— По-русски говорит? — спросила Татьяна.
— Не знаю. При мне он говорил только по-немецки, — ответил Томми.
Бенц оставался пока чем-то до того отвлеченным — ничего, кроме фамилии на регистрационной карточке в Москве и на письме в Мюнхене, — что Аркадию служило утешением даже то, что он встретил кого-то, кто видел его во плоти.
— Почему он должен знать русский? — спросил Аркадий.
— У Бориса, которого я имею в виду, западная внешность, — сказала Марина. — Я только хотела сказать, что он очень хорошо говорит по-русски.
— Он немец, — сказала Татьяна.
— Ты же с ним не была в постели.
— Ты тоже.
— С ним была Тима. Она рассказывала.
— Рассказывала? — передразнила чью-то жеманную речь Татьяна.
— Мы с ней подруги.
— Корова. Извини, — добавила Татьяна, увидев, что Марина обиделась. И обратившись к Аркадию, сказала: — Польский хрен, вот кто он.
— Тима здесь?
— Нет, не здесь, но я вам скажу, — ответила Татьяна. — Красная, все четыре колеса ведущие, откликается также, когда называют «Бронко».
— Я знаю, что она имеет в виду, — сказал Томми, жаждущий снова вклиниться в разговор. — Это дальше по дороге. Я отвезу вас.
