Мартин Смит - Красная площадь
Петер вернул удостоверение.
— Не возражаете, если позвоню?
— Разумеется, нет, — ответил Аркадий.
Петер стал звонить, а Шиллер не спускал глаз с посетителя. Аркадий поднял глаза. На потолке на небесно-голубом фоне были изображены упитанные херувимы с крошечными крылышками. Стены цвета дрезденской лазури придавали помещению мрачноватый вид. На стенах вперемешку с гравюрами висели написанные маслом портреты банкиров нескольких поколений. Казалось, что этих добрых бюргеров сначала бальзамировали, а потом уже увековечивали на холсте. На полке покоились расположенные по годам тома международных договоров, а под хрустальным колпаком стояли бронзовые часы с вращавшимся вокруг оси маятником. Аркадий заметил черно-белую фотографию с изображением обгоревшего остова здания. В кирпичные стены краями упиралась провалившаяся крыша. На переднем плане среди груды обломков стояла ванна с краном. Рядом — сбившиеся в кучку люди в серой одежде перемещенных лиц.
— Интересный снимок банка, — заметил он.
— Это действительно банк, — ответил Шиллер. — Наше здание после войны.
— Поразительное впечатление.
— Большинство стран уже оправились от удара, — сухо заметил Шиллер.
Наконец Петер до кого-то дозвонился.
— Алло! — он заглянул в письмо. — Федоров у себя? Где его можно найти? Не скажете ли точно когда? Нет-нет, благодарю, — он положил трубку и кивнул Аркадию: — Группы религиозных деятелей и певцов.
— Федоров занятой человек, — подтвердил Аркадий.
Шиллер сказал:
— Ваш Федоров идиот, если он думает, что банк «Бауэрн-Франкония» считает себя обязанным расследовать деятельность немецкого подданного. И только кретин может представить себе, что «Бауэрн-Франкония» пойдет на сделку с советским партнером.
— Таков уж Федоров, — согласился Аркадий, словно чудачества атташе вошли в легенду. — Меня лишь просили разобраться в этом деле без особой огласки. Насколько я понимаю, банк совсем не обязан помогать.
Шиллер ответил:
— У нас нет никакого желания помогать.
— Я тоже не вижу в этом необходимости, — согласился Аркадий. — Я говорил Федорову, чтобы он информировал министерство и предал дело огласке: привлек Интерпол, передал дело в суд — чем больше гласности, тем лучше. Только так можно защитить репутацию банка.
— Доброе имя банка можно защитить, попросту вычеркнув его из докладных записок о Бенце, — сказал Шиллер.
— Правильно, — согласился Аркадий. — Но учитывая сложившееся в Москве положение, никто в консульстве не осмеливается взять на себя такую ответственность.
— Вы бы взяли? — спросил Шиллер.
— Взял бы.
— Дед, хочешь моего совета? — спросил Петер.
— Разумеется, — ответил Шиллер.
— Спроси, сколько ему надо, чтобы он оставил банк в покое. Пять тысяч марок? Если он заодно с Федоровым, десять тысяч? Все эти расспросы о «ТрансКоме», Бенце и «Бауэрн-Франконии» для отвода глаз. Я смотрю на него и знаю, что он лжет. Нюхом чую. Это же чистый рэкет, им нужен выкуп. Предлагаю обзвонить другие банки и выяснить, обращались ли к ним Федоров и Ренко со своей историей о совместных предприятиях и расследованиях. Надо немедленно позвонить генеральному консулу, заявить официальный протест, а затем пригласить адвоката. Ну как?
Тонкие губы банкира были не способны даже изобразить улыбку. Хотя глаза смотрели молодо, взгляд был твердый. Шиллер разглядывал Аркадия, как мелкую монету.
— Согласен, — сказал он. — Вероятно, ты никогда в жизни не встречал ничего более похожего на правду. С другой стороны, Петер, ты ни разу не встречал советского банкира. Никаких сомнений, что банк не знает и никоим образом не имеет отношения к утверждениям лица, на которое ссылается советское консульство. Разумеется, мы не считаем себя обязанными чем-либо помогать консульству. Однако…
Он замолчал, задумавшись. Затем собрался с мыслями и поглядел на Аркадия.
— Банк не будет участвовать в расследовании, номой внук Петер из чистой любезности к «Бауэрн-Франконии» вызвался помочь вам, на строго доверительной основе, конечно.
Возмущение, написанное на лице Петера, сменилось на кислое выражение готовности.
— На неофициальной основе, — сказал Петер.
— Каким образом вы можете помочь? — спросил Аркадий.
Петер показал удостоверение, выглядевшее намного элегантнее того, что предъявил Аркадий: настоящая кожа, золотое тиснение, цветная фотография одетого в темно-зеленую куртку и фуражку лейтенанта мюнхенской полиции Шиллера Петера Кристиана. Такой сюрприз превосходил все расчеты Аркадия. Правда, он попал в собственную ловушку, потому что, откажись он от предложения, немцы будут звонить в консульство, пока не доберутся до Федорова.
— Сочту за честь, — промолвил Аркадий.
Полицейская машина Петера Шиллера представляла собой бело-зеленую «БМВ» с радиотелефоном под приборной доской. Синяя «мигалка» лежала на заднем сиденье. Петер сидел с пристегнутым ремнем безопасности и всегда сигналил, уступая путь велосипедистам, сошедшим со своей дорожки, или минуя пешеходов, послушно ожидающих, когда загорится зеленый свет, хотя в пределах видимости не было ни одного автомобиля. При этом он, казалось, с радостью переехал бы всякого, кто пошел бы на красный.
— Держу пари, что радиотелефон включен, — сказал Аркадий.
— Конечно.
Вопреки здравому смыслу, Аркадию не хватало смертельной гонки Яака и самоубийственных бросков московских пешеходов. Петер выглядел так, словно для поддержания формы он ежедневно вместо штанги поднимал молодого бычка. Куртка на нем была желтого цвета. Аркадий заметил, что желтый цвет всех оттенков был самым популярным в Мюнхене.
— Ваш дед хорошо говорит по-русски.
— На Восточном фронте научился. Был там в плену.
— У вас тоже неплохой русский.
— Считаю, что все полицейские должны его знать, — ответил Петер.
Они ехали в южном направлении, в сторону двух шпилей на Фрауенкирхе в центре города. Петер переключил передачу, чтобы пропустить чистенький, как игрушечка, трамвай. «Чтобы загореть так, как Петер Шиллер, нужно приложить немало усилий, — подумал Аркадий. — Лыжи зимой, плавание летом».
— Ваш дед сказал, что вы вызвались нам помочь. В чем именно? — спросил он.
Прежде чем ответить, Петер дважды невозмутимо на него посмотрел.
— Борис Бенц среди преступников не числится. Фактически мы знаем только, что, согласно данным службы регистрации автомашин, у Бенца светлые волосы, карие глаза, что родился он в 1955 году в Потсдаме и что он не носит очков.
— Женат?
— На Маргарите Штейн, советской еврейке. Данные на нее?
— Для начала хватит медицинских данных, данных об уплате налогов, месте работы и о прохождении военной службы.
— Потсдам находится, вернее, находился в ГДР. Понимаете ли, теперь мы все в одной Германии, но многие восточногерманские документы еще не перевезли в Бонн.
— А как насчет телефонных разговоров?
— Тс-с… Законом запрещена запись телефонных разговоров без решения суда. У нас здесь законы строгие.
— Понятно. Кроме того, есть таможенный контроль. Вы у них не наводили справки?
— Бенц может быть дома, а может находиться и где-нибудь в Западной Европе. После создания ЕЭС паспортного контроля, по существу, нет.
— На каких машинах он ездит? — спросил Аркадий.
Поддаваясь игре, Петер улыбнулся.
— На его имя зарегистрирован белый «Порш-911».
— Номерной знак?
— Не думаю, что я вправе давать более полную информацию.
— Что тут такого? Позвоните в Потсдам и запросите сведения оттуда.
— Для частных нужд? Это совершенно недопустимо.
У обелиска, в отличие от московских кольцевых развязок, машины не мчались с космической скоростью. В Москве, особенно зимой, грузовики и легковые машины громыхали по перекрестку с управляемостью диких быков. Здесь же водители, велосипедисты и пешеходы, казалось, получили распорядок на весь день. Словно дом отдыха размером с город. Петер улыбнулся, будто ему предстояло целый день развлекаться.
— Много здесь убийств? — спросил Аркадий.
— В Мюнхене?
— Да.
— Бывают пивные убийства.
— Пивные?
— Во время осенних праздников бывают порой пьяные стычки. Случается, кого-нибудь убивают.
— И эти убийства не похожи на водочные?
— Знаете, что говорят в Германии о преступности? — задал вопрос Петер.
— Что же?
— Говорят, что она противоречит закону, — ответил Петер.
Аркадий узнал деревья Ботанического сада. Как только «БМВ» остановилась у светофора, он вышел, затем вернулся и сунул в карман Петеру листок бумаги.
— Здесь номер факса в Мюнхене. Узнайте, кому он принадлежит, если это не противозаконно. На другой стороне номер телефона. Позвоните мне по нему в пять.
— Ваш номер в консульстве?
— Меня там не будет. Это частный номер. «Моя личная минута в будке», — подумал Аркадий.
