Дин Кунц - Казино смерти
Глава 56
Град в пустыне — редкость, но, если такое случается в Мохаве, он может покрыть землю ледяной коркой.
Если бы наверху выпал град, тогда, почувствовав, как на шее и лице образуются нарывы, я бы уже не сомневался, что бог решил позабавиться, наслав на меня те беды, которые в свое время достались Египту.
Не думаю, что про летучих мышей написано в Библии, хотя и следовало бы их упомянуть. Если память мне не изменяет, Египет заполонили полчища жаб — не летучих мышей.
Но любые полчища злобных жаб не заставят кровь бежать так быстро, как одна стая этих мерзких крылатых грызунов. Эта простая истина заставляет усомниться в драматургических способностях нашего божества.
Когда жабы умерли, они послужили кормом для вшей, которые стали для Египта третьей чумой. Вши заполонили Египет по воле того же Создателя, который разрисовал небо над Содомом и Гоморрой кроваво-красным, наслал огонь и серу на оба города, разрушил все убежища, в которых пытались укрыться люди, разбил, словно яйца, все камни, которые использовались для строительства.
Обходя колодец по уступу и залезая в верхний тоннель, я не направлял луч фонаря прямо над собой. Вероятно, множество тварей с кожистыми крыльями спокойно там спали, зацепившись за потолок.
Я не знаю, что их потревожило, да и потревожило ли. Ночь наступила не так уж и давно. Возможно, в это время они всегда просыпались, расправляли крылья и улетали, чтобы запутаться в волосах маленьких девочек.
Все они пронзительно запищали, синхронно. А я в этот самый момент, только-только успев подняться в верхний тоннель, распластался на полу, закрыв голову руками.
Они покинули созданную руками человека пещеру через самый верхний из отводных тоннелей. Вероятно, полностью он никогда не наполнялся водой, то есть всегда обеспечивал летучим мышам выход.
Если бы меня спросили, сколько их было в тот момент, когда они пролетали надо мной, я бы ответил: «Тысячи». Часом позже на тот же вопрос дал бы другой ответ: «Сотни». А по правде говоря, их было меньше ста, может, только пятьдесят или шестьдесят.
Отражаясь от цилиндрических бетонных стен, шорох их крыльев напоминал треск мнущегося целлофана. Обычно такие звуки накладываются мастерами озвучивания на кадры пожара. Летучие мыши не подняли ветра, но принесли с собой, а потом и унесли запах аммиака.
Несколько их коснулись крыльями моих рук, которыми я закрывал голову, коснулись легко, я мог бы представить себе, что это птицы, но вместо этого в голову полезли другие ассоциации: тараканы, саранча. Так что летучие мыши осаждали меня в реальности, а насекомые — в воображении. Саранчу, кстати, господь также насылал на Египет.
Бешенство!
Я где-то прочитал, что в любой колонии летучих мышей четверть животных инфицирована этим вирусом, и теперь ждал яростного укуса, второго, третьего. Но ни одна летучая мышь не сочла необходимым разевать ради меня пасть.
Однако, хотя никто меня не укусил, две-три на меня нагадили, выразив свое отношение к незваному гостю. В общем, я стал грязнее и несчастнее, чем был десятью минутами раньше.
Я поднялся и, согнувшись, зашагал прочь от сборного колодца. Где-то впереди, возможно, не очень далеко, надеялся найти выход из системы сливных тоннелей. Через двести ярдов, успокаивал я себя, максимум через триста.
Конечно, по пути мне предстояла встреча с Минотавром. Минотавр питался человечиной. «Да, — пробормотал я, — но ел он только девственниц». И тут же вспомнил, что я — девственник.
В луче фонаря я увидел Y-образную развилку. Уходящий влево тоннель продолжал спускаться. Тот, что находился по мою правую руку, вливался в мой тоннель. Он как раз поднимался, и я решил, что он быстрее приведет меня к выходу на поверхность.
Прошел по нему двадцать или тридцать ярдов, когда услышал (а разве могло быть иначе), что летучие мыши возвращаются. Они вылетели в ночь, увидели, что бушует гроза, и тут же полетели обратно, в уютный подземный рай.
Сильно сомневаясь, что и вторая наша встреча обойдется без укусов, в панике я поменял направление движения и побежал, сгорбившись, словно тролль. Вернувшись в уходящий вниз тоннель, свернул вправо, подальше от сборного колодца, в надежде, что летучие мыши помнят свой домашний адрес.
Когда шум их крыльев достиг максимума, а потом начал стихать, я остановился, тяжело дыша, привалившись спиной к стене.
Может, в момент возвращения летучих мышей Андре находился на уступе, перебираясь от среднего отводного тоннеля к верхнему. Может, они напугали его, он свалился в колодец, и его проткнули торчащие со дна самурайские мечи.
Эта фантазия зажгла огонек надежды в моем сердце, но лишь на короткое время: не мог я поверить, что Андре испугается летучих мышей. Или вообще способен испугаться.
До меня донесся зловещий звук, которого я не слышал раньше: что-то загромыхало, словно огромную гранитную плиту тащили по другой такой же плите. И источник звука находился между тем местом, где я находился, и сборным колодцем.
Обычно звук этот означал, что где-то в стене открывается потайная дверь, чтобы позволить войти злобному императору в высоких сапогах и плаще.
Осторожно я двинулся к развилке, склонив голову набок, пытаясь понять, что вызвало этот звук.
Громыхание усилилось. Теперь я бы сказал, что по камню тащили не камень, а что-то металлическое.
Я приложил руку к стене и почувствовал вибрацию, передающуюся по бетону.
О землетрясении речь идти не могла, толчков не было, стену словно трясло.
Громыхание оборвалось.
И вибрация под рукой исчезла.
Зато что-то зашуршало. Вдруг появился ветерок, взъерошивший мне волосы. Дул он из тоннеля, который чуть поднимался.
Где-то открылись ворота шлюза.
Воздух сменился водяным валом. Вода накатила на меня, сшибла с ног, потащила в недра системы ливневых тоннелей.
Глава 57
Меня мотало, поворачивало, крутило, словно пулю в нарезном стволе карабина.
Поначалу фонарик, закрепленный на левой руке, показывал серую воду, подсвечивал грязную пену. Но потом застежка-липучка подвела, держалку спелеолога сорвало с моей руки, а вместе с ней исчез и фонарик.
Летя сквозь темноту, я обнял себя руками, старался держать ноги вместе. Если бы конечности болтались из стороны в сторону, возрастал бы риск сломать запястье, локоть, лодыжку, ударившись о стену.
Я пытался оставаться на спине, очень уж напоминая олимпийский боб, несущийся по бесконечному желобу, но поток то и дело переворачивал меня, тыкая лицом в воду. Я, конечно, боролся с потоком, переворачивался на спину, жадно хватал ртом воздух, когда лицо поднималось над водой.
Случалось, что наглатывался воды, оказавшись лицом вниз, тогда начинал бултыхаться, лихорадочно рвался к поверхности, а подняв голову над водой, чихал и кашлял. Учитывая мою беспомощность, этот не такой уж сильный поток мог быть Ниагарским водопадом, влекущим меня на камни.
Не могу сказать, сколько продолжалась эта водная пытка, но я здорово устал и до того, как попал в этот поток, а тут начал слабеть. Сильно слабеть. Конечности стали тяжелыми, шея затекла от необходимости высоко поднимать голову. Болела спина, левое плечо я вроде бы вывернул, последние запасы сил подходили к концу.
Свет.
Поток выплюнул меня из узкого, диаметром в четыре фута тоннеля, в широкий, огромный, один из тех, что, по моим предположениям, могли служить для подземной транспортировки ядерных межконтинентальных баллистических ракет из Форт-Кракена в другие части долины Маравилья.
Я задался вопросом: неужто тоннель оставался освещенным с того самого момента, как я повернул выключатель, спустившись вниз через служебную будку рядом с кафе «Синяя луна»? Мне казалось, что после этого момента прошли дни, не какие-то часы.
Здесь скорость потока заметно уменьшилась в сравнении с куда более узким и крутым подводящим тоннелем, по которому меня вынесло к свету. Вода не переворачивала меня, не накрывала с головой. Я спокойно выплыл на середину тоннеля и позволил воде нести меня дальше.
Опытная проверка, правда, быстро показала, что поперек потока плыть не получается и я не смогу добраться до пешеходной дорожки, по которой шел на восток, следом за Дэнни и его похитителями.
Потом до меня дошло, что дорожка исчезла под слоем воды, и если бы я, приложив героические усилия, сумел бы добраться до стены тоннеля, то все равно остался бы в воде.
Если все тоннели сливали избыток воды в некое подземное озеро, меня, похоже, несло к его берегам. Оставалось лишь готовиться к роли Робинзона Крузо, правда, без солнечного света и кокосовых орехов.
Но берегов у такого озера могло и не быть. Его могла окружать бетонная стена, высокая и гладкая, забраться на которую не было никакой возможности.