Дин Кунц - Казино смерти
Наблюдая за светом в начальной части тоннеля, за поворотом, я говорил себе, что выдумываю еще одну историю про призраков, пугаю себя безо всякой на то причины. У меня же не было оснований предполагать, что Андре знает, где меня искать.
А потому, если я буду сидеть тихо, он решит, что вокруг полным-полно других мест, где я мог бы спрятаться, и отправится обыскивать их. Он же не полез в тоннель. Если б полез, от такого здоровяка в столь узком тоннеле было бы очень много шума.
И тут он меня удивил, выстрелив в тоннель.
Грохота в ограниченном пространстве вполне хватило для того, чтобы закровоточили мои барабанные перепонки. В тоннеле словно ударил огромный колокол, и у меня аж завибрировали кости. Не просто ударил, а бил и бил, потому что эхо раз за разом отражалось от стен, почти не теряя в громкости.
Шум настолько дезориентировал меня, что поначалу я не понял, откуда взялись крошечные кусочки бетона, которые впились мне в щеку и шею. Потом дошло: рикошет.
Я упал на дно лицом вниз, чтобы свести до минимума возможность попадания, и лихорадочно пополз вглубь тоннеля, сгибая ноги, как ящерица, и руками подтягивая свое тело вперед, потому что, если бы я передвигался на руках и коленях, то мог бы получить пулю в ягодицу или затылок.
Я мог бы жить и с одной ягодицей (подумаешь, до конца жизни сидел бы с наклоном), но точно не смог бы с вышибленными мозгами. Оззи частенько говорит, что я крайне плохо использую мой мозг, поэтому, возможно, я бы прожил и без него, но экспериментировать как-то не хочется. Андре выстрелил вновь.
В голове у меня еще звенело от первого выстрела, поэтому второй не показался таким уж громким, но уши, конечно, заболели, словно звук имел субстанцию и, протискиваясь сквозь них, сильно растягивал ушные раковины.
А через мгновение после того, как грохот выстрела сменился эхом, пуля, отрикошетив от стены, пролетела надо мной, показывая тем самым, что удача не отвернулась от меня. Если бы пуля достигла цели, боль подействовала бы куда сильнее, чем шум.
Уползая, как саламандра, подальше от света, я знал, что темнота не обеспечивает защиты. Андре не мог видеть цель, и если и надеялся ранить, то случайно. В сложившейся ситуации бетонные стены обеспечивали многочисленные рикошеты каждой пуле, и шансы попасть в меня были, пожалуй, выше, чем, скажем, на выигрыш в казино.
Он в третий раз нажал на спусковой крючок. И от жалости, которую я однажды испытал к нему (думал, что он ее хоть немного, но заслуживает), не осталось и следа.
Я не мог сказать, сколь часто пуля должна отлететь от стены, чтобы ее поражающая сила сошла на нет. Передвижение в стиле саламандры оказалось очень уж выматывающим, и у меня не было уверенности, что я успею отползти на безопасное расстояние до того, как леди удача перестанет мне благоволить.
Неожиданно слева из темноты на меня подул ветерок, и, естественно, я инстинктивно рванулся к нему. Еще один сливной тоннель, примерно три фута в диаметре, чуть поднимающийся.
Четвертый выстрел прогремел в тоннеле, который я успел покинуть. Теперь, когда рикошет мне уже не грозил, я имел полное право продвигаться вперед на руках и коленях.
Скоро угол подъема увеличился, снова увеличился, так что продвигаться вперед с каждой минутой становилось все труднее. Я злился из-за того, что скорость упала, но и помнил о том, что перенапрягаться тоже нельзя. Все-таки мне уже не двадцать.
Выстрелы продолжали греметь, но теперь, когда моим ягодицам более ничего не угрожало, я перестал их считать. А потом до меня дошло, что Андре перестал стрелять.
На вершине подъема тоннель, по которому я полз, вывел меня в помещение площадью в двенадцать квадратных футов. Осветив его фонарем, я понял, что это один из колодцев сбора ливневых вод.
Вода лилась из трех тоннелей меньшего диаметра, расположенных на потолке. Мусор, который поступал вместе с водой, падал на пол, откуда время от времени его убирали сотрудники, обслуживающие ливневые тоннели.
Три отводных тоннеля, в том числе и тот, по которому я приполз, находились на разной высоте, все значительно выше пола, где собирался мусор. Вода уже вытекала через самый нижний.
Гроза продолжалась, а потому уровень воды медленно, но верно приближался к моему наблюдательному пункту, у входного отверстия второго из трех отводных тоннелей. Мне следовало перебраться к самому высокому и продолжить путешествие уже по нему.
Тянущиеся вдоль всех стен уступы позволяли перебраться на другую сторону камеры, не замочив ног. Следовало лишь не торопиться и соблюдать осторожность.
Тоннели, по которым я прополз, вызывали клаустрофобию даже у человека моих габаритов. А такой здоровяк, как Андре, просто не полез бы в них. Положился бы на то, что одна из пуль, отрикошетив от стены, убила или ранила меня. Нет, преследовать меня по тоннелям он бы не стал.
Я вылез на уступ. А посмотрев в жерло тоннеля, из которого вылез, увидел световое пятно. Андре хрипел, упрямо поднимаясь вверх.
Глава 55
Мне захотелось вытащить пистолет Датуры из-за пояса и выстрелить в Андре, ползущего ко мне вверх по тоннелю. Расплатиться с ним той же монетой.
Правда, я бы предпочел выстрелить из помповика, а может, даже из огнемета, каким Сигурни Уивер сжигала жуков в фильме «Чужой». Не помешал бы и котел кипящего масла, побольше того, который Чарльз Лафтон в роли горбуна вылил с верхотуры Нотр-Дам.
Датура и ее приспешники отбили у меня желание подставлять вторую щеку. Снизили порог злобы и повысили мою терпимость к насилию.
Вот вам и наглядная иллюстрация к тезису, что человек должен с большой осторожностью подходить к выбору круга общения.
Стоя на уступе шириной в шесть дюймов, спиной к мутной воде, одной рукой держась за кромку тоннеля, я не мог вкусить сладкого плода мести, не подвергнув себя серьезной опасности. Если бы я выстрелил из пистолета Датуры в Андре, отдача нарушила бы мое и без того неустойчивое равновесие и сбросила в воду.
Я не знал, какова глубина воды, а главное, не знал, что находится под ее поверхностью. Поскольку с удачей отношения у меня в последнее время были сложные, я мог упасть на сломанный черенок лопаты, достаточно острый, чтобы оборвать жизнь Дракулы, или на ржавые вилы, или на заостренный стержень, вырванный из забора, или на коллекцию мечей японских самураев.
Если же моя первая пуля не попадет в Андре, он вылезет из тоннеля, увидит меня в мутной воде, насаженного на что-то острое, и, конечно же, посмеется. А когда я буду умирать, голосом Датуры произнесет свое первое слово: «Неудачник».
Поэтому я оставил пистолет на спине, за ремнем, и по уступу двинулся вдоль стены к жерлу самого высокого из трех тоннелей. Располагался он на дюйм или два выше моей головы, на четыре фута выше того тоннеля, из которого я вылез.
Грязная вода, льющаяся с потолка, попадая в бассейн, поднимала кучу брызг, которые быстро вымочили мне штанины. Но я уже не мог стать более грязным, чем был, или более несчастным.
Как только эта мысль пришла мне в голову, я погнал ее прочь, потому что она противоречила действительности. В ближайшие десять минут я мог стать куда более грязным и несчастным, чем в настоящий момент. Если бы за этот период времени Андре успел добраться до меня.
Я поднял руки, ухватился за кромку верхнего тоннеля, подтянулся, перебирая мысками кроссовок по стене, и забрался в верхний тоннель.
Угнездившись на новом месте, подумал о том, чтобы дождаться появления Андре из среднего тоннеля и расстрелять его, воспользовавшись удобством позиции. Для человека, который еще несколькими часами раньше и думать не хотел о том, чтобы пустить в ход оружие, у меня возникло неестественно сильное желание устроить моему врагу свинцовый душ.
Но я тук же обнаружил недостаток моего плана. У Андре тоже был пистолет. Из тоннеля он будет вылезать осторожно и, как только я выстрелю в него, выстрелит в ответ.
А с этими бетонными стенами, рикошетами, разрывающим барабанные перепонки грохотом…
Мне бы не хватило патронов, чтобы удержать его во втором по высоте тоннеле до того момента, как вода поднимется достаточно высоко и потечет в этот тоннель, заставив его дать задний ход. Вот я и решил, что лучший для меня вариант — продолжить отступление.
Я находился в самом высоком тоннеле из трех. При обычной грозе он бы остался сухим, но не при таком потопе. Уровень воды подо мной поднимался с каждой минутой.
К счастью, верхний тоннель был большего диаметра, порядка четырех футов. По нему я мог не ползти, а идти, чуть согнувшись.
Я не знал, куда он меня выведет, но не возражал против того, чтобы увидеть новые места.
И когда я уже начал подниматься, за спиной у меня раздался пронзительный писк. Андре, понятное дело, так пищать не мог, и я сразу понял, кто издает такие крики: летучие мыши.
