Мартин Смит - Волки сильнее собак
– Да, Виктор, говори, – ответил Аркадий.
– Какой еще Виктор? – спросил скрипучий голос.
– Друг.
– Держу пари, что друзей у вас не много. Я слышал, что вы выловили в охлаждающем пруду труп.
– Привет, Карел, – узнал собеседника Аркадий.
Это был Катамай, пропавший милиционер. Пылинки кружились вокруг куклы, словно она дышала.
– Я хочу поговорить с вами о русском, которого вы обнаружили. Только об этом и ни о чем больше, – сказал Аркадии и сделал паузу. Пауза затянулась, как и при разговоре с Женей.
– Я хочу, чтобы вы оставили моих родных в покое.
– Я так и сделаю после разговора с вами.
– Мы уже говорим.
– Мы должны поговорить о русском. Именно из-за этого я здесь, а потом сразу уеду домой.
– Со своим другом Уэйном Грецки?
– Да.
Приступ кашля, после которого последовало:
– Когда я это услышал, то чуть не лопнул со смеху.
– После разговора я не буду больше беспокоить вашего деда и сестру, а Димитр обратно получит пистолет.
Долгое молчание.
– Припять, в центре главной площади, сегодня в десять вечера. Вы один.
– Согласен, – сказал Аркадий, но в ответ услышал только длинные гудки.
В следующее мгновение позвонил Виктор.
– Так вот, Антон был в паре казино возле реки.
– Почему он проводит там столько времени?
– Не знаю. Галина была одета строго.
– Я тебя умоляю! – Аркадий все еще не мог отойти от звонка Катамая.
– Эй, благодарение Богу за нашего очаровательного гигиениста, иначе только бы я и видел Антона. Он каждый день встречает ее после работы. Поднимается к ней в офис, как настоящий джентльмен. Возит ее в демонстрационный зал автомобилей «порше», храмы и на кладбище.
– Кладбище?
– Очень престижное. Поэты, писатели, композиторы – все лежат там. Он положил охапку роз у памятника. Я заглянул туда потом. На памятнике написано: «Ободовская». Мать Антона умерла в этом году.
– Мне интересно, где родился Антон. Посмотрим, найдешь ли ты запись о том, что он родился в Припяти.
– Бобби проявляет очень большой интерес к этому.
– Чудесно. Занимается ли Антон каким-нибудь бизнесом?
– Нет, насколько я мог видеть.
– Тогда почему он бродит вокруг Киева? Чего ждет, посещая кладбища и демонстрационные залы?
– Не знаю, но тебе бы следовало посмотреть «порше».
Аркадий ехал по проходу, но не вдоль рядов «порше» – с одной стороны стояли пожарные машины, а с другой – армейские грузовики. Редко кто заглядывал на этот машинный двор, если не считать торговцев автомобильными запчастями. Разнообразие росло с каждым рядом: простые автомобили сменялись бронированными, автоцистерны – бульдозерами, и все они были слишком радиоактивны для захоронения, их следовало потопить в болоте. Аркадий ехал вдоль единственной линии электропередачи к трейлерной конторе начальника Белы.
Бела скучал, поэтому он поспешил свернуть карты двора и представил Аркадию жилищные удобства трейлера: микропечь, мини-бар, телевизор с плоским экраном и коллекция видеокассет. Хозяин трейлера смотрел порнографический фильм – механический секс с приглушенным звуком вроде фоновой музыки.
Бела стряхнул волос с плеча. В грязном белом костюме он был похож на гниющую лилию.
– Я серьезно подумываю уйти на покой. Запросы покупателей слишком велики.
– Например?
– Они могут ехать прямо в зону для покупки запчастей. Это вам не демонстрационный зал. С другой стороны, они хотят видеть, что покупают. И я привожу их сюда сам.
– Привозите сюда?
– В кузове своего фургона. Я договорился на пропускном пункте. Они тоже хотят кушать. Все хотят кушать – золотое правило.
– А капитан Марченко?
– Воплощение зависти. Однако в администрации зоны сидят умные люди, и они разрешили мне распоряжаться двором без вмешательства капитана, потому что понимают, как ненадежна местная милиция. Я каждый день с восхода до заката здесь. На меня можно положиться, если нет никого другого. И значит, весь этот многочисленный транспорт принадлежит мне.
В гордости, с которой Бела командовал своей армией радиоактивных машин, и в его добровольной изоляции есть нечто наполеоновское, подумал Аркадий.
– И в каждой машине есть свой дозиметр?
– Бросьте, в жизни есть вещи покрасивее – наслаждайтесь ими. – Начальник машинного двора взял коробку видеокассет с надписью: «Москвички для эскорта». – Могу показать разное порно – русское, японское, американское. Дублированное, недублированное – нет большой разницы. Вы любитель спорта? Хоккея? Футбола? – Другая полка кассет. – Классические фильмы, мультфильмы, фильмы о природе. Все, что заблагорассудится вашей фантазии. Открою коробку печенья, выпьем ликера и расслабимся. – Голос Белы стал томным, как закат на тропическом острове.
– Вообще-то я принес одну пленку. – Аркадий протянул кассету Ванко.
– Без надписи. Какой-нибудь любительский экшн? Шуточки? Скрытая камера в ванной?
– Вряд ли.
– Но что же тогда?
Бела поспешно включил пленку. По мере того как он смотрел пленку, удивление на его лице сменилось разочарованием, словно вместо сахара у него во рту оказалась соль.
14
Степь тиха. Просторная равнина блестит водоемами и бурными реками, вызывая задумчивую печаль. Поэзия громоподобна, призвана пробуждать патриотический дух, но мягкий, как пуховая подушка, хлеб всегда побеждал поэзию. А красоту украинских женщин породила история: блестящие бездонные глаза, белая кожа славян на татарских скулах. По крайней мере это была красота естественная. Галина, вероятно, из таких, решил Аркадий.
Ева тихой не была. Ее бледная кожа и черные, как вороново крыло, гладкие волосы задавали тему противоречия. Глаза – как два темных зеркала. Тело казалось хрупким, но было сильным и упругим, как натянутая тетива лука, и Аркадий подумал, что Ева оказалась бы великолепной чертякой в аду, поддевая вилами медлительных и тупых грешников. Она, возможно, и возникла из пламени и извергающейся лавы. Скорее всего так оно и было.
Они отбросили простыню и лежали обнявшись, наслаждаясь холодной испариной тел друг друга. За окном сгущались сумерки.
– Почему ты уходишь? – спросила она.
– Должен встретиться с одним человеком.
– Звучит глупо, но это не так, верно? Ты ведь все еще ведешь расследование.
– Иногда. Через пару часов вернусь.
– Дело твое. – Ева повернулась лицом к Аркадию. Глаза ее были слишком темны и казались огромными. – Если все-таки вернешься, узнаешь, чем рискуешь.
– Например?
Ева взяла руку Аркадия и провела по шраму у себя на шее.
– Рак щитовидной железы, но ты знал об этом. – Провела по своей груди. – Чернобыльское сердце, там буквально дыра. – Постучала его пальцами себе по ребрам. – Лейкемия костной ткани. – Постучала под ребрами. – Рак поджелудочной железы и печени. – Положила его руку на низ своего живота. – Рак репродуктивных органов, не говоря уже об опухолях, мутациях, недостающих членах, анемии, ригидности. Совсем не обязательно, что что-то из всего этого даст о себе знать. Алекс говорит, что в будущем нашей главной заботой станут хищники.
– Какие именно?
– Все, какие есть.
– Люди не хищники.
– Откуда ты знаешь? Когда киевлянам стало известно об аварии, они поступали отнюдь не благородно. Набивались в поезда до отказа. Расхватали йодные таблетки. Все напились, и все перетрахались. Какая там мораль?! Если хочешь знать, как люди будут реагировать на конец света, то вот образец. Позднее жителей Припяти и Чернобыля развозили на жительство по всей стране, которая отвергала их. Кому нужен у себя в доме облученный человек, хоть тогда, хоть сейчас? Регистрируя нас, обязательно спрашивали о возрасте и откуда прибыли. Я нисколько не виню этих людей. Ну как, хочешь меня теперь?
– Да.
Ева вздохнула и погладила щеку Аркадия.
– Что ж, вернешься или нет, но ты предупрежден.
В Припяти дневной свет постепенно переходил в зыбкий туман. Аркадий приехал на мотоцикле ровно в десять, и прошло еще минут двадцать, прежде чем он услышал шорох и мельком увидел двигающиеся тени. Это братья Воропаи проверяли, один ли пришел Аркадий.
На площадь выходили городское собрание, гостиница, ресторан, школа – от них остались одни коробки. Луна превратила фонари в причудливые фигуры, а колесо обозрения в парке отдыха – в гигантскую антенну. Уходящие цивилизации оставляли по крайней мере достойные уважения памятники. Здания же Припяти, какое ни возьми, лежали в руинах.
Димитр Воропай выскочил, как большое привидение, рядом с Аркадием и рявкнул:
– Оставьте мотоцикл. Идите за мной.
Легко говорить. Воропаи в очках ночного видения скользили на роликовых коньках, пощелкивая ими по цементу и проносясь сквозь траву. Ходили они неуклюже, но на коньках передвигались виртуозно, выписывая зигзаги. Аркадий быстро шел вперед, а братья то кружили в тени, то выкатывали из нее, сопровождая его вдоль дорожки, проходившей сквозь нечто, некогда напоминавшее сад и ставшее теперь лабиринтом ветвей. Ничто не останавливало Воропаев. Они с брызгами пронеслись по лужам и отъехали отряхнуться к двухэтажному зданию с каменными колоннами, которые поддерживали фреску, изображавшую трубки органа и модели атомов: это был местный театр. Тарас, младший из братьев, двинул дверь кулаком и завопил, вкатываясь в фойе. Димитр работал локтями и поднимал руки над головой, словно забил гол.
