Анна Малышева - Привидения являются в полдень
— Представь себе — не помню… — ответил он, помолчав. — А что?
— А я думала — ты догадался, — разочарованно протянула она. — Вид у тебя был такой… А жаль. Потому что, если не одна я поняла это, значит, это действительно что-то значит…
— Да что поняла?
— Послушай… — Она пригнулась к нему и взволнованно зашептала, словно кто-то мог их подслушать: — Ардашева, Вальковская, Напалкова… Вот как шли фамилии! Одна за другой! И между ними ничего не было!
— То есть?
— Никаких других фамилий! Понимаешь, в общем журнале между ними были фамилии, и сколько хочешь, но именно в журнале по французскому — ничего… И убиты были они именно в такой последовательности!
— Боже мой… — Дима наконец встрепенулся. Он сел, нашарил на столике рядом с кроватью сигареты, закурил и снова уставился на Катю. — Ты это серьезно?
— Да что за вопрос — конечно, все так и было! При чем тут — серьезно?!
— Ты не возмущайся… Погоди, это надо обдумать… Если ты права…
— Я права!
— Ты всегда права… — заметил Дима и пыхнул сигаретой. — Но в таком случае ты раскрыла тайну…
— Вот и я так думаю! Пойми — кто-то, кто знал, как мы были записаны в журнале…
— Не торопись… — Дима сосредоточенно курил, и сигарета в его зубах сокращалась на глазах. Пепел падал прямо на постель, но он этого не замечал. — Тут главное — не торопиться… Иначе мы можем обвинить не того, кто нам нужен…
Но Катя не находила себе места, она расхаживала по комнате и думала вслух:
— Завтра я еду к следователю! Это необходимо ему сообщить! Можно молчать пока про мужа, но про журнал я ему скажу…
— Я тоже еду к следователю — подал голос Дима. — Я как-никак тоже был в этом списке…
— Да. — Катя остановилась и повернулась к нему. — Но тебе-то ничего не грозит!
— Почему это? — прищурился Дима. — Ты так уверена, что он не заинтересуется мной?
— Ты — мужчина!
— Ничего себе — аргумент… Нет, ты сама подумай — ты ведь сузила круг поисков… И если предположить, что подобное совпадение очередности — не случайность, тогда ему все равно, кто будет перед ним — мужчина или женщина! Главное — соблюдать очередность, убивать по нашему школьному списку! Вслед за Леной был я… Я теперь все вспомнил. Напалкова, Мищенко. — Он слегка поклонился. — Потом некая девушка с вечно опущенной головой…
— Оля Уфимцева… — нервно напомнила Катя. — Если она еще жива…
— Конечно, жива, ведь сейчас будет моя очередь! — обидчиво сказал Дима. — Не забывай — ты сама изменила принцип!
— А что он снимет с тебя?! Семейные трусы?! — возразила Катя. — Ты не забывай — он маньяк! Ему нужна женщина, женщина, понимаешь?! Он не просто убивает, он иногда насилует — это что?!
— Маньяк-бисексуал! — предположил Дима. — Только почему он вцепился в наш школьный журнал? Как-то это дико получается…
— Это получается, что он знал нас со школы! — возразила Катя. — И дикого тут ничего нет! Это вполне можно предположить… Нет, прав был следователь! Он всех нас знал, раз уж знал такие подробности, как наша очередность в журнале французского языка…
— Же сюи ля! — вдруг сказал Дима. — Нам надо говорить ему: «Же сюи ля!» Как Шороху. Он ведь делает нам перекличку…
Катя медленно подошла к нему и присела рядом на постель. Взяла его руку. Дима изумленно поднял брови:
— Что с тобой? У тебя такой вид, словно ты увидела привидение.
— Дай мне по голове… — попросила Катя, впрочем, не слишком горячо.
Дима проигнорировал это предложение и заглянул ей в лицо:
— Слушай, ты не в обмороке? Совсем белая… Может, тебе чего-нибудь дать?
— Я повторяю — дай мне по башке! — Катя глубоко вздохнула и отпустила его руку. — Шорох, Димка, Шорох! Это Шорох!
— Ты обалдела?!
— А кто же еще?! — Катя теперь говорила быстро и горячо. — И мне, именно мне надо было догадаться! Его нездоровое пристрастие к девочкам! Его любовь к нашим потным одежкам в раздевалке! Его вечные любезности, его щупальца!
— Что его? — переспросил потрясенный Дима.
— Щупальца! Его руки! Он всегда норовил пощупать за какое-нибудь место… И Лика! Лика! Единственная, кто был изнасилован перед смертью! А в школе именно ее он клеил больше всех!
— Нет, это бред… — Дима покачал головой, не сводя с Кати глаз. — Ты перенапряглась. Сперва у тебя твой муж — маньяк, потом Шорох — убийца… Надо как-то остыть и спокойно обдумать… Мне не кажется, что Шорох был способен на что-то подобное…
— А мне кажется! Я уверена!
— Господи, да почему именно он?! Почему не любой другой учитель, в конце концов?!
— Да почему-почему! Потому же, почему убивали не по списку в общем журнале, а по французскому списку! Потому что это Шорох!
— Знаешь что? — рассердился Дима. — Ты свою уверенность оставь пока при себе! Кто-то мог просто узнать, как мы были записаны, и тогда…
— «Просто узнать»?! — передразнила Катя. — А зачем? Каким образом? И почему именно по этому принципу? Почему?
— Я могу задать тебе те же вопросы: зачем Шорох убивал женщин, каким образом и почему именно по этому принципу?
— Зачем — затем, что маньяк! Каким образом — это ему лучше знать. А почему по этому принципу… Потому же, что и «зачем», — потому, что он маньяк… А порядок наших фамилий в журнале он помнил!
— Ты сама себе противоречишь. Сперва сказала, что Шорох любил только девочек… Помнишь историю с географичкой? Ты говорила, что он совершенно не реагировал на женщин своего возраста… А ему тогда было столько же, сколько нам теперь, — лет двадцать восемь. Почему же он вдруг стал реагировать на двадцативосьмилетних женщин? Откуда такая перемена ориентации? Да будет тебе известно, что маньяки своих пристрастий не меняют! Особенно такие, которые основывают свои влечения на возрасте! Представь себе, что Гумберт-Гумберт вдруг перестал пылать страстью к Лолите и трахнул с такой же страстью ее мамочку?!
— Гумберт-Гумберт тут ни при чем! — жарко возразила Катя. — И оставь Набокова в покое! Лучше скажи: могло так быть, что маньяк, то есть Шорох…
— Зови его пока просто «маньяк»! — попросил Дима. — Иначе я чувствую себя так, словно несправедливо кого-то расстрелял… Ему ведь грозит вышка.
— Шороху? Поделом!
Дима поморщился, а Катя продолжала:
— Этой зимой, точнее в феврале, мы все собрались в школе на вечере встречи. Шорох тоже там был. И он танцевал с Ликой! Так вот я спрашиваю тебя — могло быть так, что он, увидев нас всех вместе, вдруг понял, что в корне был не прав, вожделея только к девочкам… Что ни говори, формы у нас теперь более развитые, следим за собой и одеты получше… Ну, могло быть так, что он вдруг захотел трахнуть Лику?
— Могло быть так, — кивнул Дима. — Но убивать-то зачем?
Катя призадумалась.
— А вот зачем… — Она цеплялась за любую мысль, которая приходила ей в голову. — Вот зачем: трахнув ее, он вдруг понял, что сам разрушил образ девочки, к которому когда-то вожделел… И тогда он решил убить ее, чтобы не замутнять тот, первоначальный образ… Чтобы оставаться тем, кто он есть, — маньяком!
— О, грамотно изложено! — восхитился Дима. — Вполне хватит, чтобы засадить невинного человека на веки веков! Но ты мне вот что скажи — при чем тут тогда Ира? При чем тут Лена? Почему они-то попали в жертвы?! Их-то никто не насиловал перед смертью! А Лика… Тут тоже спорно… Я думаю, она отдалась бы Шороху и без принуждения, а следователь ведь говорил — грубо изнасилована… Ну, где соответствие?
— Ну, Лика могла и не согласиться… — возразила Катя, впрочем, не слишком уверенно. — А почему он убил Иру? Потому, что к ней он тоже вожделел, и причем неприкрыто. Но она его всегда охлаждала — вела себя дерзко, даже грубила. Мог отомстить ей за пережитые унижения… Просто убил и срезал трусики на память… Фетишисту этого хватило бы… Но когда дело дошло до Лики — тут возникли более глубокие связи… Ее он всегда щупал, гладил, особо выделял… Лена… Лена… — У Кати снова помутилось перед глазами, как всегда, когда она думала о Лене. Лена — кроткая, добрая, задумчивая… Ее беспомощный взгляд, когда она снимала очки…
Дима обнял ее за плечи:
— Ну, хватит. Я вижу, что ты сейчас заплачешь. Хватит на сегодня, запрещаю тебе говорить.
— Не могу не говорить… — тихо ответила Катя. — Я все равно думаю об этом… Почему он убил Лену? Она ему ничего не сделала…
— По инерции… — так же тихо ответил Дима. — Просто потому, что она пришла на вечер. Просто потому, что тоже вызвала у него какие-то желания… Бог знает почему… Это на его совести.
— Скажи… — Она сглотнула комок, вставший в горле. — Ты признаешь, что я права?
— Может быть, ты и права… Но я не стал бы утверждать, что это Шорох…
— Нет, ты признаешь это?
— Ты давишь на меня.
— Нет, ты признаешь…
Дима крепко сжал ее плечи, и Катя замолчала.
