Поль-Франсуа Уссон - Кристаль
— Как ты вошел?
Имир приложил палец к губам и сел на край кровати. Анжела всегда терпеть этого не могла. Ее ужасно раздражало, когда кто-то садился к ней на постель.
— Я тебя ждал. Сидел и ждал. Такси не пришло?
— Если бы! Я была готова, но Крагсет приказал меня не выпускать. Поставил охранника у моей двери.
— Я никого не видел… И дверь была не заперта.
— Я так расстроилась из-за этого… ужасно расстроилась… я…
Его рука, скользнув по простыне, легла на ее руку. Он слегка надавил на нее сквозь ткань. Анжела ощутила ледяной холод.
— Ты совсем замерз!
Имир продолжал улыбаться.
— Я бы дала тебе чего-нибудь согревающего, но, увы, я все выпила, — сказала она, указывая на мини-бар.
— Ничего, обойдусь. Я и без того слегка пьян… не от вина, но ощущение похожее.
Анжела подумала: «Мне надо прекратить болтать, иначе он никогда не ляжет ко мне в постель».
— Как ты вошел?
— Ты меня об этом уже спрашивала.
— Здесь кругом охрана… Полиция, военные… Я не смогла выйти. Этот мерзкий коротышка запер меня здесь, как принцессу в башне.
— Ты мне это уже говорила.
— Ах да!
— В отеле полное затишье.
— А…
Анжела чувствовала себя идиоткой. Да еще оказавшейся во власти человека, холодного словно айсберг.
Кажется, Имир наконец решился. Опершись на локоть, он склонил голову к ее лицу.
— Но… — пробормотала Анжела для проформы.
Потом она его поцеловала. Ей просто не оставалось ничего другого: преимущество было на его стороне. Он придавил ее к кровати всем своим весом, и ей на мгновение показалось, что он собирается ее съесть.
Поцелуй Имира оледенил Анжелу. Она машинально вынула руки из-под простыни и погрузила их в его волосы. Ощущение было такое, словно пальцы утопают в шерсти огромного лохматого пса. Затем обняла его. Она хотела быть повелительницей. Прижать его к себе, сорвать с него одежду, съесть его раньше, чем он ее…
Долго еще он будет ее целовать?.. Во всяком случае, он немного расслабился.
«В сущности, все мужчины разные, вопреки расхожему мнению, — думала Анжела. — Но я хочу, чтобы он говорил мне нежные слова».
Догадался ли Имир о ее мыслях? Он мягко отстранился и взглянул на нее так, словно она была восьмым чудом света.
— Я не слишком холодный?
Анжела, улыбаясь, покачала головой.
— Анжела… знаешь… я не…
— Что?
— Нет, ничего…
— Иди ко мне.
Он снял ботинки, затем приподнял одеяло и, к великому удивлению Анжелы, забрался под него как был, полностью одетым. Она не ожидала этого, но ничего не сказала. По-прежнему взволнованная подростковой настойчивостью его поцелуев, она в то же время чувствовала, что эффект снотворного начал проявляться снова. Она обмякла в его руках, погружаясь в забытье.
Прежде чем заснуть, она услышала, как Имир прошептал:
— Не сейчас… не сразу… не так…
Изнутри шкафа раздвижные дверцы виделись как сплошная стена мрака, непроглядной, угрожающей тьмы. Казалось, нигде больше нельзя испытывать настолько гнетущее ощущение, как в этом тесном шкафу.
Каждая из четырех девушек, прижимающихся друг к другу, невольно смотрела на тонкую, едва различимую вертикальную полоску света между дверцей и стенкой шкафа. С течением времени она все больше их гипнотизировала. Порой одна из мажореток замечала отблеск этого света в глазах соседки. Этого было достаточно, чтобы немного приободриться. Первый приступ веселья прошел, и девушки ждали возвращения Жозетты в полном молчании. Ни одна из них не осмелилась бы признаться остальным, что ей страшно в этой темной клетке. Мысленно все начали воображать самое худшее. Так порой действует на людей абсолютная темнота.
Чувствуя неудобство от больших металлических крюков, свисавших со стальной перекладины прямо над их головами, они поневоле представляли, что находятся не в шкафу, а в подсобке мясника или в сушильне для кож. Вспоминали фильмы ужасов, в которых космонавты, атакованные пришельцами, задыхались в своих поврежденных скафандрах еще до того, как быть разорванными на куски.
Наконец дверь комнаты отворилась. Каждая из четырех мажореток инстинктивно нащупывала руки соседок и лихорадочно их сжимала. Вскоре страх девушек сменился паническим ужасом: вошла явно не Жозетта! Ее шаги были бы слышны, она бы двигалась быстро, энергично, может быть, положила бы что-то на стол, отодвинула стул — но в любом случае не стояла бы молча у порога! А тот, кто вошел, кажется, стоял не шелохнувшись. Или двигался очень тихо.
Они тоже замерли. Возможно, их жизнь зависела от того, останутся ли они незамеченными. Девушки буквально перестали дышать. Четыре пары глаз были неотрывно прикованы к полоске света, которая стала почти неразличимой — словно чья-то тень упала между окном и шкафом.
Затем послышались удаляющиеся шаги. Мажоретки почти одновременно вздохнули с облегчением. Но тут же щелкнул выключатель светильника, и в комнате погас свет. Тонкая светлая полоска в углу двери стала заметнее — можно было различить блики золотого шитья на костюмах мажореток.
В темноте Золотая бабочка начала петь — странным надтреснутым голосом:
Den lille larven hadde et problem,
den hadde lyst til a bli en sommerfug!
Den lille larven ble aldri mett
Men den lille larven ble aldri helt mett.
Мажоретки, дрожа, прижимались к задней стенке шкафа. Все они думали об одном и том же: Жозетта не могла быть Золотой бабочкой. Даже если ее голос, по их мнению, был ужасно противным — сейчас пела явно не она.
Невозможно было определить, принадлежит этот голос ребенку или взрослому. Было такое ощущение, что голос только недавно начал ломаться, поскольку то и дело менялся тембр. Однако тот, кто пел, ничуть не фальшивил.
Den lille larven ville vare en sommerfug!
En natt fant den et stort gyllent egg,
og krop inn for a sove i egge.
Varmen fra solen vekket larven og den krop ut av egge,
Vet du hva som skjeddle da?
Den lille larven hadde blitt til en nydelig gyllen sommerfug!
Одна из мажореток застонала. Струйка мочи потекла по ее ногам. Остальные девушки, открывшие рот, чтобы дышать неслышно, источали едкий запах неодолимого страха. Моча растеклась лужей под их ногами и просочилась наружу.
Бабочка замолчала.
Послышался шорох ее громадных крыльев, и она оказалась у шкафа. Девушки пронзительно закричали. Резким движением она толкнула дверь в сторону, и ее гнев обрушился на несчастных мажореток.
Их крики сотрясли стены отеля. Слыша их, остальные девушки в своих номерах съеживались под одеялами, охваченные ужасом. Некоторые тоже кричали, думая, что станут следующей жертвой Золотой бабочки. Любительницы острых ощущений, напротив, вслушивались в эти вопли, чтобы лучше ощутить саму атмосферу творящегося кошмара, насквозь ею пропитаться. Каждая думала об участи жертв, но не могла ее себе вообразить.
Один за другим полицейские и военные пересекали полутемный холл, двигаясь неслышно, как тени. Они скользили вдоль стен и зарослей растений, пригнувшись и согнув ноги в коленях.
— Что происходит? Где девчонка? Вы ее упустили?
Крагсет и Йохансен выбрались из своих укрытий.
Вскоре все подразделение было в сборе. Никто не видел Жозетты, растворившейся, словно по волшебству, где-то между двумя этажами.
— Может быть, она спустилась в подвал? — предположил Йохансен.
— Но зачем?
— Ну, например, чтобы пройти через подвальный коридор и сразу выйти с другой стороны…
— А это зачем?
Полицейские сгруппировались вокруг комиссара на некотором отдалении.
— Может быть, мы ошиблись по поводу места встречи…
При этих словах лицо Крагсета исказилось.
— Ошиблись?! Почему же в послании было написано «Приятного аппетита»? Где же еще должна была состояться встреча, как не в ресторане?
— А может быть, имелась в виду кухня?
— Кухня!
Все устремились туда. Сначала осмотрели дверь служебного входа, за которой находился небольшой тамбур, откуда можно было выйти на другую лестницу.
— Здесь слишком много народу!
От усталости и раздражения Крагсет испытывал нервную дрожь. Он оставил при себе Йохасена и еще трех человек, остальных отправил на прежние посты.
В кухне было множество шкафов, шкафчиков, ниш. Трое полицейских и Йохансен быстро все осмотрели и, ничего не обнаружив, вернулись к Крагсету, стоявшему на пороге. Он выглядел настолько разочарованным, что никто из подчиненных не осмелился озвучить тот факт, что на кухне Жозетты не было.
— Приятного аппетита… Приятного аппетита… — бормотал Крагсет.
— Может быть, она вернулась в свою комнату? — неуверенно предположил Йохансен.
— Приятного аппетита… Ладно, поднимайтесь наверх. И разбудите всех! Слышишь, Йохансен? Всех! Пусть все мажоретки и тренеры выстроятся перед своими номерами, как на параде!
