Анна Малышева - Привидения являются в полдень
— Мои переживания, — пояснила та. — Лучше скажи мне, какие реальные планы? Что нам делать? Кому говорить, а если говорить про все это, то что? Какую часть правды?
— Если правду — то всю, — бескомпромиссно заявил Дима. — Хуже нет, если мы скажем половину. Тебе не хочется говорить про его страсть к автобусам?
— Разумеется. Но если это надо следствию…
— А может быть, следствие само все уже знает! — ввернул Дима. — Ты что же думаешь, что эти три убийства прошли так себе, по дурочке?! Их расследуют, и не позавидую я тому маньяку, который сделал это. Даже если это твой муж.
— Почему «даже»? — обиделась Катя. — Ты что, думаешь, ему сделают скидку только потому, что он мой муж? Или ты еще что-то имел в виду?
— Я имел в виду только то, что хорошо бы знать, насколько следствие заинтересовано им. А для этого надо поговорить либо с Игорем, либо со следователем. Кстати, у следователя ты давно была?
— У, давно. — Катя махнула рукой. — По-моему, он мной не интересуется.
— Этого еще не хватало… — Дима призадумался. — Вот я думаю: может, тебе сходить к нему и ненавязчиво так поинтересоваться, допрашивали ли твоего мужа, потому что муж, дескать, ходит как в воду опущенный и ведет себя подозрительно.
— Ты сдурел?! Это называется — ненавязчиво поинтересоваться?! Да он сразу начнет расспрашивать меня про мужа и ничего не скажет о том, как он вел себя на допросе.
— Ну, хотя бы узнаем — давал он показания или нет?
— Господи… — задумалась Катя. — Раньше я ответила бы тебе просто — давай я спрошу у него самого. Но теперь… Я даже не решаюсь спрашивать, куда он пойдет и когда придет. Вчера спрашивала и чувствовала удавку на своей шее… А мало ли что?! Вдруг ему очень не понравится такой интерес к его делам?!
— Как с тобой трудно… Ну, спросила бы его, в конце концов. Разве он что-то заподозрит? Наоборот, будет куда подозрительней, что ты совсем не интересуешься его делами. Это ненормально, особенно когда вокруг тебя происходят подобные вещи… Спроси!
— А вот не буду! — отпарировала Катя. — Пусть со мной будет трудно, зато не случится ничего более худшего. Я лучше предпочту следователя…
— Симпатичный мужик, верно?
— Не в моем вкусе… — Катя допила то, что оставалось в ее бокале. — Ладно. Новостей у нас много, а вот до чего-то путного мы так и не договорились… Ты можешь мне все же сказать — что делать дальше? Где мне жить, и как мне жить? И к кому идти? К Игорю или к следователю?
— Ко мне, — внезапно ответил он. — Знаешь, я веду себя как последний трус. Какое мне дело, что про нас подумает следователь?! Да пусть хоть полицию нравов зовет. Мне совершенно наплевать, поедем, и ты спокойно отдохнешь.
«Он просто соскучился по мне, — поняла Катя. — Шутка ли сказать — несколько дней у нас ничего не было… И ему еще есть дело до секса!»
Он как будто угадал ее мысли:
— Не бойся, ради Бога… Я уже вижу, как ты напряглась. Ты на самом деле отдохнешь. Думаешь, я ничего не понимаю, такой дурак… Да не качай головой, я часто думаю, что ты обо мне такого мнения. Еще со школы… Хотя там были и дурнее меня…
— Например, Шорох.
Дима распахнул глаза. Потом полез в карман за сигаретами и закурил.
— Объясни… — попросил он, не сводя с нее глаз. — Кто это такой?
— Да ты что?! — Она постучала пальцем себе по лбу. — Я понимаю, что ты совсем заработался, кроме бизнеса, уже ничего не помнишь, но нельзя же до такой степени! Шороха забыл?! Наш «француз»!
— О Господи, это такой болван со сладкими глазками… — вспомнил Дима. — Слушай, я в первый миг не понял, о ком ты говоришь. Какая-то уголовная кликуха…
— Ну, брось, так его звали все…
— Наверное, кроме меня… Что-то я не помню, чтобы мне приходилось слышать что-то подобное.
— Ну, ты и на французский редко ходил, — успокоила его Катя. — Так что не бойся, это еще не склероз. Мог и не знать. А вообще-то тип этот был незабываемый. Надо было видеть, как он гладил Ликину задницу… Не про покойницу будь сказано.
— Что ты? — оживился Дима. — Она и его успела припахать? Кажется, у нее тогда был другой парень…
— У нее всегда был кто-то про запас, а то и еще кто-то для понта, — пояснила Катя. — Ну, понимаешь, такой человек, с которым она не спала, но с которым лестно было показаться на людях…
— Это с учителем-то?!
— Не делай таких ужасных глаз, — посоветовала ему Катя. — Во-первых, Шорох был совсем не старик. Тогда он был нашего возраста, по-моему. Только что закончил иняз. Во-вторых, он сам наводил учениц на подобные мысли. То посмотрит так маслено, то за ручку потрогает, а то и за что похуже… Знаешь, один раз мы вернулись с физкультуры, прошли в свою раздевалку и увидели там его! Он щупал наши вещи.
— Кошмар… — протянул Дима, не сводя с нее глаз. — На хрен они ему сдались? Может, он хотел что-то украсть?
— Да ты что… Он просто эстетически наслаждался, хотя чем там было наслаждаться, не понимаю… Рваными колготками? Дешевым бельем? Нашими школьными платьями?
— Ну вот… Опять же ты не понимаешь нас, мужчин. Думаешь, он не мог наслаждаться даже самой затрепанной тряпкой? Ему нравились девочки, так ведь?
— Ну конечно. Невооруженным глазом было видно. На учительниц, даже на самых молоденьких, он никак не реагировал, хотя они-то к нему так и липли… У Лики, я помню, был даже конфликт с географичкой на этой почве. Она обожала Шороха, в смысле географичка, и когда застукала его с Ликой, то чуть не сошла с ума… Лике вывела двойку в конце четверти, она вся изревелась.
— Как — застукала?! Они что же…
— Да ничего там не было! Просто Лика пришла к Шороху в кабинет французского, якобы она чего-то там не понимает и хочет объяснений… Она в самом деле ничего не понимала, так что, может быть, и пришла-то по делу… Ну а Шорох, не будь дурак, воспользовался моментом и, пока объяснял, стал поглаживать ей одно место… — Катя жестом показала какое, и Дима присвистнул:
— Хам… Ну а дальше?!
— Дальше — вошла Девушка…
— Кто?!
— Ну, ты совсем одичал! Забыл даже географичку?! Плоская, как доска, вечно румяная, как от чахотки, и ужасно нервная… Мы ее звали Девушкой, потому что она никак не могла выйти замуж… Ей было уже под тридцать — возраст критический… Ну а на Шороха она почему-то возлагала большие и серьезные надежды… Хотя, мне кажется, он их не поощрял. Девушка была вовсе не героиня его мечты. Да, пожалуй, и ничьей другой мечты тоже… Ну, эта несчастная жертва дистрофии увидала его руку на Ликином заду, что-то пискнула и вывалилась обратно в коридор. Так рассказывала Лика. Ее это ничуть не смущало — напротив, она хвасталась всем, как обломила Девушку… Ну а продолжение разыгралось на глазах у всего класса. Девушка вызвала Лику, велела ей рассказывать что-то про африканские реки, та бекнула, мекнула и замолчала… На этом все и кончилось.
— Странно, что я ничего этого не помню, — загрустил Дима. — Получается, что лучшие моменты школьной жизни прошли мимо меня… Человек, лишенный детства, — вот кто перед тобой…
— Ну, Девушка и Шорох — вовсе не лучшие моменты, — возразила Катя. — Да ладно уж. Теперь поздно злословить. Девушка, наверное, вышла замуж, Шорох окончательно свихнулся от своей страсти к девочкам, а Лика уже мертва.
— Может быть и по-другому… Девушка не вышла замуж, Шорох стал образцовым педагогом…
— Но Лику уже не оживить, — закончила Катя. — Ах, если бы хоть кто-то из них мог рассказать, кто был их убийца! Они ведь видели его…
— А может быть, и нет. Ну что, поедем ко мне?
— А что я мужу скажу?
— Ничего, — хладнокровно отреагировал Дима. Не в первый раз.
Он не обманул Катю — этот вечер они провели по-братски. Дима сварил крепкий грог, и они долго его пили, закусывая холодным вареным мясом, смотрели телевизор и о деле больше не говорили. Катя отдыхала душой. «Никогда бы не подумала, что отдыхать мне будет суждено только в обществе Димы… — говорила она про себя. — Раньше все было наоборот — я в его обществе напрягалась, а дома, в своей комнате — отдыхала… Впрочем, что это был за отдых? Постоянно думала о своей глупой семейной жизни… А глупой она стала давно… Давно мы перестали говорить по-человечески и на человеческие темы… Если и обменивались парой фраз — то это касалось его работы или самого больного…» Ей вспомнился один чудовищный вечер приблизительно полгода назад. Игорь пришел откуда-то (теперь она не стала бы утверждать, что с работы) — невероятно взвинченный, злой и раздраженный. Она некстати напомнила ему о том, что надо хоть изредка прибираться в своей комнате. В ответ последовал настоящий взрыв — он наговорил ей кучу гадостей про-нее саму и про жизнь с нею вообще… Она слушала его, онемев, не понимая, чем вызван такой тайфун. В конце концов она услышала…
— Постой! — Катя вдруг подняла голову со спинки дивана, на котором она уютно свернулась калачиком. — Я, кажется, кое-что вспомнила…
