Плохая мать (ЛП) - Шеридан Миа

Она стояла там, ее мысли явно роились и путались, а рот приоткрылся, когда она смотрела. Он не мог точно сказать, о чем она думала, но знал, что это его единственная возможность объяснить ей, что он сделал и почему, другого шанса у него не будет.

— Да… — сказала она, — я бы отказалась от всего этого, чтобы выйти за тебя замуж. Это был мой выбор, Гэвин, и ты отнял его у меня.

— Что ты собиралась делать? — спросил он. — Отказаться от своих мечтаний, чтобы следовать за мной по стране, когда я участвовал в турнирах? Это все, что у меня было тогда. Не было никакой гарантии, что я когда-нибудь что-нибудь выиграл бы. Я понятия не имел, с чем столкнулся. И чувствовал давление из-за этого, Си. Я не знал, как сбалансировать мои карьерные стремления и наши отношения. Я хотел дать тебе стабильность, потому что это было единственное, в чем тебе было отказано всю твою жизнь, но я боялся. Тот арендованный дом, от которого ты была в таком восторге, казался вариацией нашей… Почти как ловушки…

— Ловушки?

— Для нас обоих, — сказал он. — Позже я понял, что для тебя этот дом представлял потенциал, но в то время я не мог этого увидеть. В то время это казалось не более чем непосильным бременем. И поэтому, когда твоя мама показала это письмо, мне показалось, что с моих плеч свалился груз. Это был выход для тебя… но и для меня тоже. Мне не пришлось нести бремя того, что я подвел тебя.

— Почему ты не мог объяснить это мне в лицо? — спросила она, повысив голос.

— Нет, я не мог объяснить это тебе в лицо. Был слишком слаб, чтобы сделать это. Я бы никогда не ушел. Но не мог посмотреть тебе в глаза и разбить твое сердце. Черт, в то время у меня едва хватало слов, чтобы выразить то, что я чувствовал. Что я точно знал, так это то, что у тебя было еще меньше поддержки, чем у меня, и я так старался быть твоей опорой, пока не рухнул. Я любил тебя, но мне тоже было восемнадцать лет, Сиенна.

— И поэтому ты улизнул, как трус, — обвинила она, и он увидел слезы, блеснувшие в ее глазах, и снова ее боль сокрушала его, даже сейчас. Он на мгновение закрыл глаза и глубоко вздохнул. Он был неправ. Или, по крайней мере, неправ в том, как решил порвать с ней. Очень неправильно и чертовски грязно.

Она заслужила правду. Он не сказал ей всего, и за это ему было искренне жаль.

— Да, наверное, я так и сделал. Я улизнул, как трус, — сказал он. — Но ответь мне вот на что: ты бы ушла? Если бы я пришел к тебе и рассказал о своих сомнениях, а еще о том, что знал о стипендии и хотел, чтобы ты ее получила, что именно твоя мать рассказала мне об этом, ты бы ушла?

Она судорожно вздохнула и отвела взгляд. Он мог сказать, что она размышляла, возможно, ставила себя на место восемнадцатилетней девушки и действительно думала об этом с точки зрения той, кем когда-то была. Он оценил, что она нашла время и честно обдумала свой ответ. Было бы проще сказать: «Да, конечно, я бы ушла, если бы ты был честен со мной», но она не выбрала легкий выход. Это было слишком честно. Правдива там, где он не являлся таковым. Он задавался вопросом, откуда у нее могла взяться такая утонченная красота в свете того, кем были ее родители. Но он также задавался вопросом о ее непрестанной приверженности честности, правде по той же причине. Возможно, более любопытный вопрос заключался не в том, как она приобрела эти качества, а в том, как она их сохранила.

— Я… я не знаю. Может, и нет. — Она вдруг показала ему, насколько устала, и ему было жаль ее. Она сделала несколько шагов назад к скамейке и села, как будто ноги больше не могли ее держать, и он сделал то же самое. Им нужно было поговорить об этом. Срок истек уже одиннадцать лет назад. Она повернулась и встретилась с ним взглядом, и, хотя искра гнева погасла, печаль все еще была там.

— Ты был моей мечтой, Гэвин. Ни высшего образования, ни карьеры, которую я могла бы себе представить, и я даже не была уверена, что у меня что-то получится. Только ты. И, возможно, это было ошибкой. Или недальновидностью, или как тебе угодно это назвать. Но это правда. В то время я думала, что, может быть, я сделаю все это… позже, но я… я не была уверена. Но была уверена только в одном, я хотела, чтобы ты был моим будущим, хотела принадлежать тебе. Я подумала, что если мы начнем с этого, то остальное решится само собой.

Снова это страстное желание. Потому что когда-то у него было все ее сердце, и больше ничего не было. И он хотел вернуть его. Боже, он хотел. Он хотел, чтобы она хотела его. Он хотел, чтобы она желала его так, как он все еще желал ее. Так, как где-то в глубине души он всегда это делал. Он никогда не позволял себе полностью обдумать это, потому что, когда принял решение уехать из города перед их свадьбой много лет назад, то сделал это, зная, что оставлял ее навсегда. Она не простила бы его за то, что он бросил ее. И он сказал себе, что должен был поступить именно так, не оставив себе ни малейшего сомнения в том, что она когда-нибудь примет его обратно, потому что, если бы он это сделал, то нашел бы ее, умолял бы ее дать ему еще один шанс, и тогда для чего бы все это было?

— А теперь, — тихо сказал он, — учитывая ту жизнь, которая у тебя есть, работу, которую ты выполняешь, все то, что произошло между тем днем и этим, ты хотела бы, чтобы все было по-другому? Оглядываясь назад?

Она вздохнула.

— Как я могу на это ответить? Хочешь, чтобы я сказала тебе, что ты поступил правильно? Чтобы я поблагодарила тебя за то, что ты уничтожил мое сердце?

Он провел рукой по волосам, его плечи опустились.

— Нет. Но я надеюсь, что ты сможешь найти в себе силы понять. — Простить меня за боль и потерю, которые я причинил тебе.

— А ты? — спросила она. — Ты бы взял свои слова обратно, зная то, что знаешь сейчас?

Он шумно выдохнул. Это был справедливый вопрос. Он задал ей тот же вопрос.

— Я тоже не знаю, — сказал он. — Тогда мой взгляд на мир был совсем другим. — Он был вспыльчивым, импульсивным, какими, как правило, бывают все молодые люди. Но он также сомневался в том, что ждало его в будущем, что мир мог уготовить ему. Мирабель отговорила его от попыток сделать карьеру в азартных играх, и он полагал, что любая хорошая мать поступила бы так же. Он не мог винить ее за это. Кто хотел бы отправить своего ребенка в дорогу, чтобы он пошел по пути, который зависел от такого высокого процента удачи?

Тем не менее, он верил в свой собственный дар. По крайней мере, достаточно, чтобы поставить на себя. Он просто не верил в это настолько, чтобы ставить на будущее Сиенны.

— Раньше я обдумывал это. Некоторое время играл в игру «что, если» и так и не пришел ни к каким решительным выводам, кроме того, что чертовски по тебе скучал. — Он сделал паузу, взглянув на ее профиль, а затем отвел взгляд. Отиса больше не было на воде. Он добрался до далекого берега, стряхнул перья с хвоста и делал все, что делали лебеди, пока луна ярко светила в небе. — И я пожалел… Я хотел бы найти способ получить все это, не рискуя ничем из важного.

Сиенна издала тихий вздох, в котором, как ему показалось, было больше тоски.

— Жизнь не так устроена. — Она еще раз вздохнула, посмотрев на него, и даже при тусклом освещении, а может быть, из-за этого, он был поражен ее красотой, очертаниями ее лица, этими высокими скулами, ее слегка покатым носом. Он наблюдал, как она превращалась из девочки в женщину, и считал ее красивой на каждом этапе жизни. Он понял, что влюблен в нее, одним ранним апрельским днем, когда ему было пятнадцать лет, и принял это так же естественно, как земля принимала дождь. И с такой же покорностью.

И хотя он думал, что двинулся дальше, на самом деле это так и не произошло. Это все еще была она. Всегда она.

Их взгляды встретились, и Гэвин наклонился, позволив своим губам коснуться ее губ. Он даже не понял, что сделал это, пока не услышал ее тихий вздох. У него перехватило дыхание, а она моргнула и посмотрела на него, но не отпрянула, и тогда он прижался губами к ее губам сильнее, слегка наклонив голову и проведя языком по изгибу ее мягких губ. Она открылась, и его сердце воспарило, он обхватил ладонями ее лицо, когда она издала еще один тихий звук — на этот раз стон. Он пробежал через его рот и вниз по позвоночнику, остановился в паху и завибрировал там, когда его член набух, прижавшись к молнии брюк. Ее язык встретился с его языком, и она растворилась в нем, нежность и возбуждение смешались внутри. Сиенна. Сиенна. Это было то же самое, но в то же время другое. Прошлое и настоящее слились воедино, когда он заново познакомился с ее вкусом, текстурой и ощущением ее в своих объятиях. Как он жил без этого так долго? Казалось чудом, что он выжил.