Ингер Фриманссон - Тень в воде
Он вопросительно взглянул на Ариадну:
– Вы выдержите? Посмотрите на его лицо?
– Да.
Юнас взял полотенце за уголок и потянул. Она была готова, но все же ахнула. Юнас Эдгрен тихо выругался. Потом вспомнил, что рядом Криста, откашлялся и выдохнул.
– Мы смотрим на папу, Криста, ты, конечно, понимаешь. Ты большая и умная. Почти взрослая. Твой папа, у него… у него отекло лицо, он не совсем такой, как обычно… какой был… поэтому мы… когда у человека такая аллергия, он может сильно измениться.
Пальцы девочки двигались, ощупывая тело отца. Нашли лицо, внимательно обследовали его.
– Какой он твердый, – изумилась она, уже не плача. – Холодный, как замороженный цыпленок.
Ариадна снова всхлипнула.
– Он умер, милая, поэтому он такой, твой папа умер.
Глава 19
Вернувшись из подвала, Ханс-Петер с отцом застали Биргит склонившейся над столом, с посеревшим лицом, она задыхалась. Чель бросился к ней:
– Биргит, Биргит, что с тобой?
– Ничего страшного, – с трудом пробормотала она.
Вместе они приподняли старую женщину, помогли сесть прямо. Ханс-Петер опустился на корточки и осторожно сжал тонкую, увядшую руку матери.
– Мама, – прошептал он, – мама, как ты? Вызвать «скорую»?
– Нет, – резко ответила та.
Чель уже взялся за телефонную трубку, заметив это, она велела оставить телефон в покое.
– Но врачи же сказали, что…
– Я не собираюсь ехать в больницу!
Ханс-Петер кивнул отцу, чтобы тот не упорствовал, потом принес стакан с водой и таблетки. Через пару минут дыхание выровнялось.
– Не надо думать, что если я немного задохнулась, то тут же копыта отброшу, – пробормотала старуха с вымученной улыбкой.
– Ах ты, плутовка! – Чель чмокнул жену в лоб. Взлохмаченные волосы ореолом стояли вокруг головы. – Я все же думаю, тебе надо прилечь. Хотя бы ради меня.
Биргит вздохнула:
– Ладно, уболтал.
Они помогли ей добраться до кровати, уложили и укрыли толстым готландским пледом, подаренным на семидесятипятилетие. Ее лицо терялось на подушке, казалось совсем маленьким.
– Ты уверена, что врач не нужен? – спросил Чель, нервно кусая губу.
Ханс-Петер неловко похлопал отца по плечу. Что с ним будет, если спутницы жизни не станет? Наверное, мать легче пережила бы смерть отца, если бы он ушел первым. Все-таки она – сильная половина. Может, уже пора подыскать дом престарелых. Они, конечно, будут противиться, не захотят оставить дом, привычки, мебель, воспоминания. Но ведь все это можно взять с собой. Как их уговорить? Стоило ему затронуть эту тему, как старики раздражались.
Ханс-Петер огляделся в поисках Жюстины. Ее нигде не было.
– Жюстина? – позвал он.
– Она в туалете. – Мать неотрывно смотрела на свои узловатые пальцы.
Ханс-Петер подошел к двери туалета и постучал. Жюстина не откликнулась. Дверь была заперта. Он позвал еще раз. Она вышла через несколько минут, взгляд у нее был отстраненный.
– Поедем домой? – спросил Ханс-Петер.
Жюстина не ответила.
Они стояли у окна, дул сильный ветер. Лодка рвала канат. Птица села на плечо Жюстины, но та будто не замечала.
– Темнеет, – сказал он.
Она молчала, словно не слыша.
– Который час? Не лечь ли спать?
Ему показалось, что она чуть повернула голову. Что это означало? Да или нет? Сегодня он был свободен – один из редких вечеров, которые можно провести вдвоем. Он всегда ждал этого. Приготовить вкусный ужин, откупорить бутылку вина, может быть, заняться любовью. Но что-то случилось, пока они гостили у родителей. Что-то, чего он не понимал.
Он протянул руку, и птица перепрыгнула к нему. Нахохлившись, стала чистить перья.
– Как ты думаешь, он голоден?
Жюстина не шевелилась.
– Наверное, голоден. Приготовлю еду.
Ханс-Петер отправился на кухню, открыл дверцу холодильника, но тут зазвонил телефон. Тряхнув рукой, Ханс-Петер согнал птицу. Та взлетела на карниз и уставилась на Ханс-Петера круглыми глазами.
– Я отвечу, – сказал он, отметив про себя, что с птицей проще говорить, чем с женщиной у окна. Птица реагирует живее.
Сначала он не узнал голос: звучный, спокойный – обычно он был другим, каким-то испуганным и будто умоляющим, как голос ребенка.
– Я не мешаю? – спросила она.
– Вовсе нет. Мы же сказали, что ты можешь звонить когда угодно.
– Да, да, я знаю.
Она умолкла, и он внезапно понял: что-то произошло.
– Ариадна?
Она молчала.
– Он снова взялся за старое? Твой муж, Томми?
Тогда она разрыдалась, и он спешно продолжил:
– Расскажи. Ты можешь рассказать?
– Он… – Ариадна всхлипнула, Ханс-Петер слышал, как она шуршит носовым платком и сморкается.
– Он там? Подонок… я заберу тебя и Кристу, сейчас же, еду!
– Нет, – еле разборчиво произнесла Ариадна. – Не надо. Томми уже нет в живых. Томми умер.
– Что?
– Это правда. Он умер вчера вечером, аллергический шок.
Она рассказала, как все произошло. Про его мучения, про дикую тоску и страх в его глазах, про «скорую», на которой его увезли.
Ханс-Петер не знал, что сказать.
– Я никогда не забуду, – говорила Ариадна. – Этого я никогда не забуду. Видеть, как умирает человек, – человек, которого ты знала столько лет, отец твоего ребенка. Что бы он ни сделал… Видеть, как он уходит из жизни.
Слова текли потоком вместе со слезами. Ханс-Петер дал ей выговориться.
– Как Криста? – спросил он, как только она немного успокоилась. – Хотите приехать сюда?
– Ты добрый, Ханс-Петер, ты такой добрый, – всхлипнула Ариадна.
– Я уже сказал, что могу приехать и забрать вас. Мне не трудно, я с удовольствием.
– Не стоит. Дома теперь так спокойно. Я и моя Криста. Мы будем вместе, она и я.
Ее речь звучала по-новому. Внезапно Ханс-Петер осознал перемену: она говорила совершенно без акцента.
Ханс-Петер вспомнил одну фразу, на немецком – запомнилось еще в старших классах. Сентенция Лao-цзы, основателя даоизма.
– Ариадна, слушай! – воскликнул он. – Есть старая пословица, звучит примерно так: Ein Ende nit Schrecken ist doch besser als ein Schrecken ohne Ende. Да, черт возьми, так и есть, так и есть.
– Что это означает?
– Что твоя жизнь наконец-то начнется по-настоящему.
Жюстина стояла в той же позе. Он ощутил, как гнев окатил его жаром.
– Я не хочу так жить!
Она молчала.
– Что-то случилось дома у моих родителей. Я хочу, чтобы ты рассказала.
Никакой реакции.
– Это из-за мамы? Я знаю, иногда она может ляпнуть такое… но это не со зла. Она просто усталая, обиженная жизнью старушка, ты же должна это понимать.
Жюстина медленно повернулась к нему.
– Расскажи, – умоляюще произнес он. – Мы пропадем, если не будем доверять друг другу.
Она сглотнула и закрыла глаза.
– Я знаю, что такое молчание, – продолжал он. – Я столько лет жил в молчании. Я больше не выдержу, я не смогу жить в молчании.
– Да…
– Ты что-то скрываешь? – Он заставлял себя говорить, просил ее раскрыть нечто, способное разрушить все, что у них было общего.
Жюстина шагнула к нему, она не была похожа на саму себя, это был кто-то новый, кого он прежде не знал.
Ханс-Петер отвернулся, обхватил руками голову.
– Жюстина, ответь мне. То, что тебя мучает, это связано со смертью?
– Может быть, – прошептала она. – Да, связано.
Глава 20
Йилл достала ключи от машины. Вообще-то ей не нужна была машина. Если понадобится съездить в Стокгольм, есть автобусы и электрички. А на работу можно доехать на велосипеде, кроме как зимой, конечно, когда лежит снег. Но снег теперь ложился нечасто и ненадолго, быстро таял, оставляя напоминание о себе в виде ледяной корки.
В этот понедельник у нее был выходной. Сегодня это должно произойти. Больше откладывать нельзя, нужно сделать то, к чему она так давно готовилась, – поехать в Хэссельбю и встретиться с Жюстиной. Йилл не собиралась звонить и предупреждать. Просто подойдет к двери и нажмет на кнопку звонка.
Сделала ли Берит так же?
В глубине души Йилл не верила, что Жюстина знает что-то, чего не знают другие. Тор разговаривал с ней. И полиция. Жюстина, вероятно, рассказала все, что могла рассказать. И все же сделать это надо. Ради Тора. И ради себя. Как угадаешь, вдруг появится какая-нибудь ниточка, за которую можно потянуть.
Старая машина завелась не с первой попытки. Она купила автомобиль, переехав в Сёдертэлье, и думала, что будет пользоваться им чаще, чем вышло в результате. «Пассат» девяносто первого года, кое-где уже поеденный ржавчиной.
«Следите за продольными балками, – сказали ей при техосмотре. – Если ржавчина пойдет и там, то машине прямая дорога на свалку».
«Продольные балки, – повторила про себя Йилл. – Где они вообще находятся?»
Она заправила машину у Веда. Ну и цены стали на бензин! Йилл вдруг вспомнила, что целое лето не заправлялась – по крайней мере, в Швеции. На «пассате» она не ездила с весны, и машина была грязная, на капоте даже виднелись следы кошачьих лап. Хорошо было бы поставить в гараж, но поблизости свободных не нашлось, да и расходы увеличивать не хотелось. Иметь машину – и так дорого.
