Джиллиан Хоффман - Возмездие
Доминик чувствовал, что небезразличен Си-Джей Таунсенд; он видел это, ощутил тем вечером в ее квартире. Он увидел и почувствовал больше, чем она хотела ему показать. Доминик держал ее в объятиях, зная: что-то в ее жизни пошло не так, – и хотел помочь ей с этим справиться. Он увидел ее уязвимой, испуганной и беззащитной. Конечно, этого она не хотела показывать никому. А Доминик стал свидетелем, и теперь ей трудно снова с ним встречаться.
Что ее так испугало в зале суда, а потом у нее в квартире? Причина в Бантлинге? Может, это дело имеет для нее особое значение? Если так, то почему?
Доминик видел, как Си-Джей раньше вела сложные, запутанные дела, в которых было очень много насилия. Она всегда владела собой, всегда держала ситуацию под контролем. Но не сейчас – сейчас Си-Джей боялась и явно не владела собой.
Чем это дело отличается от других? Почему Си-Джей так болезненно к нему относится?
И почему это так беспокоит Доминика?
Глава 37
Полицейский Виктор Чавес громко постучал в дверь кабинета Си-Джей ровно в десять минут десятого утром в понедельник. Он опоздал на десять минут.
– Помощник прокурора Таунсенд? Си-Джей Таунсенд?
Си-Джей сидела за своим столом с семи утра. Она подняла голову и увидела в дверном проеме молодого копа с повесткой в руках. За ним в коридоре маячили еще двое полицейских в форме из отдела Майами-Бич, у одного были нашивки сержанта.
– Мы пришли по повестке, – сказал сержант и протиснулся мимо Чавеса, который словно застрял в дверном проеме и так и не зашел в кабинет. – Лу Риберо, – представился он и протянул руку через стол, потом кивнул в сторону своих спутников. – Это Сонни Линдерман и Виктор Чавес. Простите за опоздание. Пробки.
– Мне кажется, я поставила всех вас на разное время, сержант Риберо. По крайней мере я сказала об этом своей секретарше. – Си-Джей покачала головой, нахмурилась и взглянула на ежедневник.
– Да, правильно, но мы все вместе находились там во вторник, приехали туда одновременно, поэтому решили, что и к вам пойдем вместе, ведь это же не имеет значения. Мы постоянно делаем предварительные заявления. Так все экономят время.
– Спасибо, сержант, но я предпочитаю получать предварительные заявления свидетелей по отдельности. Если не ошибаюсь, вы назначены на десять тридцать, а Линдерман на одиннадцать сорок пять. Почему бы вам не сходить перекусить в «Веселый бочонок»? А я дам вам сигнал на пейджер, когда мы закончим с Чавесом. Я попытаюсь все сделать побыстрее, если получится, – пообещала она.
Стоявший в дверном проеме молодой человек наконец вошел в кабинет.
– Доброе утро, мадам, – поздоровался он и кивнул. – Виктор Чавес.
Си-Джей тут же почувствовала себя старой. Если позволить разгуляться воображению, то можно представить, что она могла бы быть матерью этого мальчика. А после недосыпания на протяжении последней недели, вероятно, она выглядит еще старше. Ему же явно не больше девятнадцати.
– Садитесь, Чавес. И пожалуйста, сержант, закройте дверь с другой стороны.
– Хорошо, – ответил Риберо, внимательно глядя в затылок Виктора Чавеса. – Развлекайся, Виктор. Вскоре увидимся.
– Спасибо, сержант. – Чавес удобно расположился на одном из стульев, обтянутых искусственной кожей.
Он, несомненно, был симпатичным парнем – с оливковой кожей, мягкими чертами лица. По размеру мускулов, которые просматривались под форменной рубашкой с короткими рукавами, Си-Джей могла предположить, что он занимается в тренажерном зале. И много занимается. Его черные волосы были коротко подстрижены, как требовали от новобранцев в академии, и Си-Джей стало интересно, сколько времени парень работает в полиции. Его жвачка несколько раз с треском лопалась, пока он оглядывал кабинет. Си-Джей подумала, что он, возможно, чувствует себя слишком комфортно.
– Пожалуйста, поднимите правую руку, – сказала она. – Вы клянетесь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды?
– Да, – ответил Чавес и опустил руку.
На коленях у него лежали блокнот, протокол задержания и полицейский отчет. Чавес небрежно положил лодыжку на колено другой ноги, и Си-Джей заметила кобуру. Парень, несомненно, хотел, чтобы она ее заметила. Вторую кобуру управление не выдавало, только одну – для ношения под мышкой.
«Отлично. Он еще и ковбой».
Си-Джей достала официальный бланк.
– Полицейский Чавес, вам раньше доводилось делать предварительные заявления? Вы знаете, что вам предстоит?
– Да, мадам. Я несколько раз проходил процедуру.
– Ну, тогда давайте начнем. И прекратите называть меня «мадам». Я сразу чувствую себя старой. – Она улыбнулась. – Как долго вы работаете в полиции?
– С февраля.
– Февраля какого года?
– Этого.
– Двухтысячного?
– Да.
– Испытательный срок закончился?
– Нет. Еще четыре месяца.
– Вы служите при офицере, отвечающем за практику?
– Нет. Практика закончилась в августе. С тех пор я на своей машине.
– Когда вы окончили полицейскую академию? В январе?
– Да, мадам.
«Боже, он даже года не отслужил!»
– Послушайте, Чавес, мы с вами прекрасно поладим, если вы прекратите называть меня «мадам». – Она снова ему улыбнулась, но на этот раз не так дружелюбно.
Чавес же улыбнулся широко, демонстрируя белые зубы.
– Хорошо. Я понял.
– Тогда давайте вернемся ко вторнику, девятнадцатому числу. Именно вы остановили Уильяма Бантлинга. Расскажите, пожалуйста, что произошло в тот вечер.
– Хорошо. Я сидел в своей машине и увидел, как мимо пронесся черный «ягуар», он шел на скорости миль тридцать пять, может, сорок в час. Поэтому я его и тормознул.
«Да, тут потребуется поработать».
– Спасибо. Все это прекрасно, но, боюсь, мне нужны дополнительные детали.
Си-Джей наблюдала за парнем. Он ерзал на месте, теребил шнурки блестящих черных форменных ботинок, и, хотя и пытался показать себя спокойным, трезвомыслящим и собранным, она видела, что Чавес очень напряжен. Несомненно, это самое крупное дело, с которым он столкнулся за семь месяцев службы. Она подозревала, что у него есть право нервничать. Однако, к сожалению, Си-Джей заметила в парне не только намек на высокомерие и заносчивость, но также и насмешку. Она давно обратила внимание, что новички, только закончившие академию, в первый год выбирают одно из направлений: или они полностью от кого-то зависят – никогда не проявляют инициативу, ждут указаний, постоянно задают вопросы начальству, не уверены в себе и в том, что нужно делать в той или иной ситуации, – или изображают из себя Рембо: абсолютно независимы, все знают, ни о чем не спрашивают, поскольку считают, что не нуждаются в советах и указаниях. От последних Си-Джей больше всего уставала. Из-за неопытности получаются ошибки, и она это принимала, но Рэмбо неизбежно делали больше всего ошибок и не пытались на них учиться.
– Вы в тот вечер несли патрульную службу в одиночестве?
– Да.
– Где?
– На пересечении Вашингтон-авеню и Шестой улицы.
– В машине патрульной службы?
– Да.
– И тогда вы впервые увидели «ягуар»?
– Да.
– Где?
– Он шел с превышением скорости по Вашингтон-авеню к шоссе Макартура.
– Направлялся на юг?
– Да.
– Вы использовали радар?
– Нет.
– Тогда откуда вы знали, что он шел с превышением скорости?
– "Ягуар" выруливал из потока движения, потом опять вставал в ряд, что небезопасно на скорости, которую я мог определить визуально. Меня специально учили определять скорость. Он явно превышал допустимый предел в двадцать пять миль в час.
Ответ просто из учебника «Как правильно давать показания в суде, если ты полицейский».
– Насколько быстро он ехал?
– Я примерно определил скорость в тридцать пять, может, сорок миль в час.
– Хорошо. Что вы сделали потом?
– Я последовал за автомобилем к шоссе Макартура, в направлении города, и в конце концов заставил его остановиться.
Шоссе Макартура шло от пляжа к центру города, и его длина составляла примерно две мили.
– Полицейский Чавес, Бантлинга остановили в самом конце шоссе, разве не так? Прямо напротив здания «Гералд»?
– Да.
– Это довольно далеко от Вашингтон-авеню. Это была скоростная погоня?
– Нет. Я не могу назвать это скоростной погоней.
Конечно. Гоняться на скорости по городу полицейским из отдела Майами-Бич запрещено, за исключением случаев преследования убегающего правонарушителя, совершившего тяжкое преступление. Да и тогда только с разрешения сержанта. Но, в любом случае, это происходит постоянно.
– Хорошо. Если это не была погоня на высокой скорости, то на какой вы шли?
– Я сказал бы, пятьдесят пять – шестьдесят миль в час по шоссе.
– То есть вы утверждаете, что следовали за этим человеком по шоссе, превышая дозволенную скорость, включив мигалку и сирену, до тех пор, пока он не остановился?
– Да. Но не думаю, что у меня была включена сирена, может, только мигалка.
