Тесс Герритсен - Химера
— Я в порядке. Совершенно здоров.
— Никаких симптомов?
— Я уже сказал, я в порядке.
Некоторое время Роман пристально разглядывал его. Его коллега выглядел вполне здоровым, только несколько бледным и напряженным.
Испуганным.
— Когда закончится карантин? — спросил Хелсингер.
— Прошло только тридцать часов.
— У астронавтов симптомы проявились через восемнадцать.
— Они находились в условиях микрогравитации. Мы не знаем, чего ожидать на Земле и не можем рисковать. Сам знаешь.
Резко отвернувшись, Хелсингер снова уставился в телевизор, но Роман успел заметить слезы у него на глазах.
— Сегодня день рождения моей дочки.
— Мы послали ей подарок от твоего имени. Твоей жене уже сообщили, что ты не сможешь приехать. Ты — на борту самолета, летящего в Кению.
Хелсингер горько рассмеялся.
— Ты все предусмотрел, да? А если я умру? Что ты ей скажешь?
— Что это случилось в Кении.
— Неплохое место, не хуже любого другого. — Он вздохнул. — Так что вы ей подарили?
— Твоей дочери? Полагаю, Барби-доктора.
— Именно такую куклу она и хотела. Откуда вы узнали?
У Романа зазвонил сотовый.
— Я загляну к тебе попозже, — пообещал он и отвернулся от окна, отвечая на звонок.
— Доктор Роман, это Карлос. Мы получили кое-какие результаты анализа ДНК. Вам лучше приехать и увидеть все своими глазами.
— Уже еду.
Доктор Карлос Микстал сидел перед лабораторным компьютером. Данные бежали по монитору бесконечным потоком:
GTGATTAAAGTGGTTAAAGTTGCTCATGTTCAATTATGCAGTT
GTTGCGGTTGCTTAGTGTCTTTAGCAGACACATATGAAAAGC
TTTTAGATGTTTTGAATTCAATTGAGTTGGTTTATTGTСAAACT
TTAGСAGATGCAAGAGАААТТСCTGAATGСGATATTGCTTTA
GTTGAAGGCTCTGT…
Данные состояли всего из четырех букв — G, Т, А, и С. Это была последовательность нуклеотидов, а буквы представляли собой строительные блоки, из которых состоит ДНК — генетический план любого живого организма.
Карлос повернулся на звук шагов с таким выражением лица, что Роману все стало ясно. Карлос был напуган. «Как Хелсингер, — пронеслось в голове у Романа. — Все боятся».
Он подсел к Карлосу.
— Это она? — спросил он, указывая на экран.
— Это из организма, которым заразился Кеничи Хираи. Мы взяли ее из останков, которые… соскребли со стен «Дискавери».
«Останки» — подходящее название тому, во что превратилось тело Хираи. Слипшиеся клочки тканей, которыми были заляпаны стены шаттла.
— Большая часть ДНК осталась нераспознанной. Мы не знаем, что это за код. Но мы можем идентифицировать последовательность на экране. Это ген кофермента F420.
— И что это?
— Фермент, характерный для домена археона.
Роман выпрямился, ощутив легкий приступ тошноты.
— Значит, все подтвердилось, — пробормотал он.
— Да. У этого организма определенно есть ДНК археона. — Карлос помолчал. — Но боюсь, все гораздо хуже.
— Что значит «гораздо хуже»? Разве может быть хуже?
Карлос нажал несколько клавиш, и на экране появилась другая нуклеотидная последовательность.
— Мы обнаружили еще один кластер генов. Сначала я подумал, что произошла ошибка, но потом получил подтверждение. Этот кластер соответствует Rana pipiens, леопардовой лягушке.
— Что?
— Именно так. Одному Богу известно, как туда попал ген лягушки. А сейчас станет по-настоящему страшно. — Карлос перешел к очередному сегменту генома. — Еще одна опознаваемая группа, — пояснил он.
По спине Романа пробежал холодок.
— И что это за гены?
— Эта часть ДНК характерна для Mus musculis. Мышь обыкновенная.
Роман пристально уставился на него.
— Это невозможно.
— У меня есть подтверждение. Эта форма жизни каким-то образом включила в свой геном ДНК млекопитающих, что добавило ей новые ферментативные способности. Она способно меняться. Эволюционировать.
«Во что?» — подумал Роман.
— Это еще не все. — Карлос снова нажал несколько клавиш, и на мониторе появилась новая последовательность нуклеотидов. — Данный кластер также не принадлежит археону.
— Что это? Снова ДНК мыши?
— Нет. Эта часть — из генома человека.
Романа прошиб холодный пот. Волосы зашевелились у него на голове. Он онемело потянулся к телефону.
— Соедините меня с Белым домом, — попросил он. — Мне нужно поговорить с Джаредом Профиттом.
Ему ответили после второго гудка.
— Говорит Профитт.
— Мы проанализировали ДНК, — сказал Роман.
— И что?
— Ситуация хуже, чем мы ожидали.
18
Его руки дрожали от усталости, и Николай остановился передохнуть. После нескольких месяцев в космосе его тело ослабло и отвыкло от физического труда. В условиях микрогравитации не приходится поднимать тяжести и почти нет необходимости напрягать мышцы. Последние пять часов они с Лютером работали, не останавливаясь, и уже успели починить антенны диапазона S, разобрать и снова собрать шарнирный привод. И вот Николай обессилел. Усилие, которое он прилагал, сгибая руки в объемном скафандре, заметно затрудняло даже самые простые действия.
Работа в этом скафандре сама по себе была испытанием. Чтобы спасти человеческое тело от воздействия температуры, колеблющейся в диапазоне от -150 до +120 градусов, и обеспечить давление, защищающее астронавта от космического вакуума, скафандр сделан многослойным: в нем есть слой алюминированного майлара, оболочки из нейлонового рипстопа[39] и огнеупорной ткани «орто-фабрик», гермооболочка, а под всем этим — еще костюм водяного охлаждения. Плюс ко всему приходится тащить на себе ранец жизнеобеспечения, в котором содержатся вода, кислород и радиооборудование; он также оснащен реактивной установкой для перемещения в открытом космосе. По сути, такой скафандр — громоздкий и трудноуправляемый персональный космический корабль, сковывающий движения до такой степени, что простая операция вроде затягивания болта требует от астронавта огромных усилий и предельной концентрации внимания.
Работа утомила Николая. Руки сводило судорогой в неуклюжих перчатках, и с него градом тек пот.
А еще ему хотелось есть.
Он глотнул воды из вмонтированной внутри скафандра трубки и тяжело вздохнул. Вода была странной, с рыбным привкусом, но Николай не придал этому значения. В условиях микрогравитации все приобретает странный вкус. Он глотнул еще немного воды и почувствовал, что облил подбородок. Он не мог добраться до внутренностей шлема и вытереть ее, а потому, решив не обращать на это внимания, посмотрел вниз, на Землю. Увидев родную планету вот так, во всем ее великолепии, он вдруг почувствовал головокружение и легкий приступ тошноты. Николай закрыл глаза, ожидая, что дурнота пройдет. Его просто немного укачало; такое часто случается, когда Земля неожиданно попадает в поле зрения. Когда желудок успокоился, Николай вдруг заметил новое ощущение: пролитая вода теперь текла вверх по щеке. Он поморщился, стараясь стряхнуть каплю, но та продолжала скользить по коже.
«Здесь же микрогравитация, здесь нет верха и низа. Вода вообще не должна куда-либо течь».
Он начал трясти головой, ударяя рукой по шлему.
Но капля продолжала двигаться вверх по лицу, оставляя мокрую дорожку. Она ползла к уху. Вот она достигла края шлемофона. Ткань наверняка впитает влагу и не даст капле протечь дальше…
Вдруг Николай замер. Капля скользнула под край шлемофона. И теперь протискивалась к уху. Нет, это не вода, не струйка пота, у этой влаги есть какая-то цель. «Она живая».
Николай метнулся влево, затем вправо, стараясь сбросить каплю. Он сильно ударил по шлему. Безуспешно — влага продолжала двигаться, забираясь под наушник.
Николай принялся извиваться в лихорадочном танце, и картинка перед его глазами менялась с головокружительной скоростью: Земля, чернота космоса, Земля, космос…
Влага скользнула ему в ухо.
— Николай! Николай, пожалуйста, ответь! — звала Эмма, наблюдая за движениями космонавта на мониторе. Он крутился и вертелся, а его руки в перчатках отчаянно колотили по шлему. — Лютер, похоже, у него припадок!
В кадре появился Лютер — он спешил на помощь своему напарнику. Николай, тряся головой, продолжал молотить руками по шлему. Эмма слышала их диалог на ультравысокой частоте.
Лютер спросил:
— Что случилось, в чем дело?
— Ухо… У меня в ухе…
— Болит? Ухо болит? Посмотри на меня!
Николай снова ударил по шлему.
— Оно пробирается глубже! — кричал он. — Вытащите его! Уберите его!
— Что с ним? — закричала Эмма.
— Я не знаю! Боже, он в панике…
— Он слишком близко к стойке с инструментами. Оттащи его, пока он не порвал скафандр!
На мониторе было видно, как Лютер схватил своего партнера за руку.
