Тесс Герритсен - Химера
Вечером эти двое почти не разговаривали — они спали в воздушном тамбуре, адаптируясь к более низкому атмосферному давлению пятьсот тридцать миллиметров, что составляет две трети давления на космической станции. Давление в их костюмах будет даже меньше, около двухсот тридцати миллиметров. Их нельзя надуть сильнее — в противном случае ноги и руки слишком сильно увеличатся в объеме и одеревенеют, а суставы невозможно будет согнуть. Мгновенный переход из космического корабля с нормальным давлением в низкое давление скафандра равносилен резкому всплытию со дна океана. Астронавту пришлось бы испытать высотные боли. В крови образовались бы азотные пузырьки, блокируя капилляры и отрезая доступ драгоценного кислорода к головному и спинному мозгу. Последствия этого разрушительны: паралич и инсульт. Как и глубоководные ныряльщики, астронавты должны дать своему организму время на адаптацию к новому давлению. Ночью накануне выхода в открытый космос астронавты промывают легкие чистым кислородом и закрываются в воздушном тамбуре на ночевку. Несколько часов они проведут вместе в маленьком помещении, где уже собрано все оборудование. Страдающим клаустрофобией здесь не место.
Вытянув руки над головой, Лютер втиснулся в верхнюю часть скафандра, прикрепленную к стене шлюза. Это облачение — утомительное занятие, сродни заползанию в узкий тоннель. Наконец голова Лютера протиснулась в отверстие для головы, и Николай помог ему защелкнуть кольцо на талии, чтобы надежно скрепить две половинки костюма.
Они надели шлемы. Опустив взгляд, чтобы подогнать свой шлем к шейному ободу, Николай заметил что-то блестящее. «Слюна», — решил он и пристегнул шлем. Они надели перчатки. Герметично упакованные в скафандры, они открыли люк шлюзового модуля, переплыли туда и закрыли за собой люк. Теперь Николай и Лютер находились в еще более тесном помещении, тут едва хватало места для двух человек с объемными рюкзаками, в которых находилось оборудование жизнеобеспечения.
Затем последовали тридцать минут десатурации — процедуры, во время которой астронавты вдыхали чистый кислород, очищая кровь от азота. Николай плавал с закрытыми глазами, мысленно готовясь к выходу в открытый космос. Если не получится разблокировать шарнирный привод «Бета» и переориентировать панели солнечных батарей к солнцу, они останутся без энергии. МКС придет в негодность. То, что Николай с Лютером должны сделать в ближайшие шесть часов, определит судьбу МКС.
Ответственность тяжким грузом повисла на усталых плечах Николая, но космонавт с нетерпением ожидал момента, когда откроется люк и он выплывет из воздушного тамбура. Выйти в открытый космос — все равно что заново родиться; чувствуя себя плодом, появляющимся из маленького тесного прохода с похожим на пуповину ограничительным фалом, астронавт выплывает в бескрайнее пространство космоса. Если бы не серьезность их положения, он бы с нетерпением ждал этого момента головокружительной свободы, парения в космосе, где прямо под ним вращается ослепительно голубая Земля.
Но образы, всплывавшие в его мозгу во время тридцатиминутного ожидания с закрытыми глазами, были не о выходе в открытый космос. Он видел лица погибших. Николай представлял, как «Дискавери» несется вниз. Экипаж пристегнут к креслам, тела трясутся, словно кукольные, позвоночники ломаются, сердца разрываются. Хотя Центр управления полетом и не сообщил подробностей катастрофы, кошмарные видения заполняли воображение, сердце бешено билось, а горло пересыхало.
— Ребята, тридцать минут истекли, — послышался по внутренней связи голос Эммы. — Пора снижать давление.
Николай открыл глаза и увидел, как Лютер включил разгерметизационную помпу; его руки стали липкими от пота. Воздух начал выходить, давление в шлюзе начало падать. Если бы в костюмах были дыры, они бы сейчас обнаружили их.
— Все в порядке? — спросил Лютер, проверяя щеколды на пупочных фалах-ограничителях.
— Я готов.
Лютер выпустил оставшуюся атмосферу шлюза в космос. Затем освободил ручку и открыл люк. Вышел последний воздух.
Они задержались на мгновение, вцепившись в край люка и с благоговейным ужасом выглядывая наружу. Затем Николай выплыл в черноту космоса.
— Они выходят, — сообщила Эмма, по кабельному телеканалу наблюдая, как два астронавта выплыли из шлюза; за ними, словно пуповины, тянулись фалы. Они вытащили инструменты из контейнера, расположенного с наружной стороны шлюзовой камеры. Затем, подтягиваясь на опорах, астронавты добрались до главной фермы. Когда они проходили мимо камеры, закрепленной над фермой, Лютер помахал рукой.
— Смотрите шоу? — раздался его голос по каналу УКВ-связи.
— Наружная камера показывает вас хорошо, — отозвался Григгс. — Но камера на твоем скафандре не работает.
— У Николая тоже?
— Да. Мы пытаемся понять, в чем дело.
— Ладно, мы направляемся к ферме, чтобы осмотреть повреждения.
Двое астронавтов вышли из зоны видимости первой камеры. На мгновение они исчезли из вида.
— Вот они, — сказал Григгс, указывая на другой экран. На нем двое в скафандрах двигались по направлению ко второй камере, хватаясь за элементы конструкции фермы.
Затем они снова вышли из поля зрения. Теперь астронавты находились в слепой зоне поврежденной камеры, увидеть их было невозможно.
— Приближаетесь, ребята? — поинтересовалась Эмма.
— Почти рядом, — тяжело дыша, ответил Лютер.
«Помедленней, — подумала она. — Не торопитесь».
Некоторое время, показавшееся вечностью, от работавших в открытом космосе не поступало никаких вестей. Эмма чувствовала, что ее пульс участился, тревога усилилась. Травмированная станция начала страдать от энергетического голода. Починить батареи просто необходимо. «Вот бы Джек оказался здесь», — подумала Эмма. У него золотые руки, он мог восстановить любой лодочный мотор, собрать коротковолновой радиоприемник из найденных на помойке деталей. Самый ценный инструмент на орбите — умелые руки.
— Лютер! — позвал Григгс.
Ответа не последовало.
— Николай! Лютер! Пожалуйста, ответьте.
— Черт, — послышался голос темнокожего астронавта.
— Что там? Что ты видишь? — спросил Григгс.
— Я осматриваю повреждения, и, знаете, тут прямо месиво. Весь сегмент пи-шесть главной фермы перекручен. «Дискавери», должно быть, срезал солнечную батарею два-би и согнул этот сегмент. Затем поднялся и оторвал антенны диапазона S.
— Как ты думаешь, что-то можно починить?
— Антенну диапазона S — без проблем. У нас есть ОТЭЗ[38] для антенны, мы запросто заменим ее. А вот о солнечных батареях по левому борту придется забыть. Тут нужна новая ферма.
— Хорошо. — Григгс устало потер лицо. — Ладно, мы поработаем на одном фотоэлектрическом модуле. Думаю, нам его хватит. Но переориентировать батареи сегмента пи-четыре необходимо, иначе мы не сможем работать в полную силу.
Последовала пауза, во время которой Лютер и Николай направились обратно вдоль главной фермы. Вскоре они возникли в зоне видимости камер; Эмма следила за тем, как они, словно водолазы на большой глубине, медленно передвигаются в своих громоздких костюмах и с огромными ранцами. Астронавты остановились у батарей сегмента Р-4. Один из них проплыл вперед и принялся внимательно изучать механизм, соединявший огромные крылья солнечных батарей с опорой фермы.
— Привод помят, — сообщил Николай. — Шарнир не вращается.
— Можно привести его в чувство? — осведомился Григгс.
Они слышали, как Лютер и Николай обменялись несколькими фразами. Затем Лютер спросил:
— Вы хотите, чтобы это выглядело красиво?
— Как получится. Ребята, нам нужна энергия, иначе начнутся неприятности.
— Попробуем поиграть в автосервис.
Эмма посмотрела на Григгса.
— Это то, о чем я подумала?
Но ответил на этот вопрос не Григгс, а Лютер:
— Сейчас мы вытащим молоток и поставим этого сукиного сына на место.
Он все еще был жив.
Доктор Айзек Роман через смотровое окно наблюдал за своим несчастным коллегой, тот сидел на больничной кровати и смотрел телевизор. Как ни странно — мультик по детском телеканалу, однако пациент смотрел его с невероятной сосредоточенностью. Он даже не взглянул на медсестру в скафандре, которая зашла в комнату, чтобы унести поднос с нетронутым обедом. Роман нажал на кнопку внутренней связи.
— Как ты себя чувствуешь, Натан?
Доктор Натан Хелсингер испуганно повернулся к смотровому окну и только теперь заметил за стеклом Романа.
— Я в порядке. Совершенно здоров.
— Никаких симптомов?
— Я уже сказал, я в порядке.
Некоторое время Роман пристально разглядывал его. Его коллега выглядел вполне здоровым, только несколько бледным и напряженным.
