Робин Слоун - Круглосуточный книжный мистера Пенумбры
Когда это читает Моффат, я слышу в голосе Первого чародея злой умысел. Грядущее вполне очевидно:
– Такой вещи позавидовал бы сам Олдраг, Великий Змей.
Погодите-ка, что такое?
До сих пор каждая строчка, произносимая Моффатом, звучала приятным повтором. Его голос, будто иголка звукоснимателя, прыгает себе по глубокой дорожке в моем мозгу. Но эта строчка – я ее раньше не читал.
Она новая.
Мой палец дрожит над кнопкой паузы, но я не хочу портить запись, предназначенную для Нила. Спешу к себе в комнату и выдергиваю с полки второй том. Пролистываю к концу, и точно: никакого Олдрага Великого Змея там нет и в помине. Олдраг был первым из поющих драконов, и он силой своей драконьей песни произвел из расплавленной скалы первых гномов, но речь не об этом – речь о том, что в книге нет этой строчки.
А чего еще в ней нет? Какие еще расхождения? Чего ради Моффат стал импровизировать?
Аудиокниги записаны в 1987 году, сразу после издания третьего тома. А значит, и сразу после того, как Моффат спутался с Неразрывным Капталом. Мое паучье чутье трепещет: тут есть связь.
Но мне известны лишь три человека во всем мире, которые, возможно, что-то знают об этом поступке Моффата. Первый – темный повелитель Неразрывного Каптала, но у меня нет абсолютно никакого желания общаться с Корвиной или с кем-либо из его приспешников в компании Festina Lente, хоть над землей, хоть под ней. Кроме того, я все еще опасаюсь, что мой IP-адрес занесен в какой-то из их пиратских реестров.
Второй – мой бывший наниматель, и с Пенумброй мне как раз очень хочется пообщаться, но я не знаю, как это сделать. Лежа на полу и слушая шипение чистой пленки в плеере, я осознаю нечто весьма печальное: этот тощий синеглазый старик свернул мою жизнь в какой-то сумасшедший крендель, а я знаю о нем не больше того, что написано на витрине его магазина.
Есть и третья возможность. Эдгар Декл формально входит в команду Корвины, но есть несколько доводов в его пользу:
1. Он проверенный сообщник.
2. Он охраняет дверь в Читальню, значит, наверное, занимает в братстве довольно высокое положение и, соответственно, имеет доступ ко многим тайнам.
3. Он знал Моффата.
И самое важное:
4. Он есть в телефонном справочнике. Бруклин.
Кажется, будет уместно и вполне в духе Каптала написать ему письмо. А такого я не делал уже больше десяти лет. Последнее письмо, написанное мною чернилами на бумаге, было слюнявым посланием к моей далекой как бы подружке, отправленным ей в золотистую неделю после научного лагеря. Мне было тринадцать. Лесли Мердок так и не ответила.
Для нынешней новой эпистолы выбираю плотную, архивного качества бумагу. Покупаю шариковую ручку с тонким кончиком. Тщательно компоную послание: сначала объясняю все, что появилось на ярких гугловских экранах, затем спрашиваю Эдгара Декла, что ему известно об аудиоизданиях Кларка Моффата. По ходу дела комкаю шесть листов архивной бумаги из-за того, что постоянно делаю орфографические ошибки или леплю слова слитно. Почерк у меня до сих пор ужасный.
Наконец опускаю конверт в синий почтовый ящик и надеюсь на лучшее.
Через три дня получаю от Эдгара Декла электронное письмо. Он предлагает поговорить в видеочате.
Ну и отлично.
Едва миновал полдень воскресенья, нажимаю на иконку в виде зеленой кинокамеры. Связь устанавливается, и вот на экране Декл. Он уставился в свой компьютер, в этом ракурсе его округлый нос чуть сплющен. Декл сидит в узкой, хорошо освещенной комнате с желтыми стенами; думаю, где-то над ним расположена застекленная крыша. За его косматой макушкой я вижу медные кастрюли, висящие на крючках, и дверцу сверкающего черного холодильника, увешанную яркими магнитиками и поблекшими рисунками.
– Мне понравилось ваше письмо, – улыбается Декл, показывая архивный листок, аккуратно сложенный втрое. – Хорошо. Я рассчитывал. В любом случае.
– Я уже знаю, что произошло в Калифорнии, – говорит Декл. – Молва в Неразрывном Каптале разносится быстро. Вы подняли волну.
Я ожидал, что его все это злит, а он улыбается.
– Корвине тогда досталось. Люди сердились.
– Не волнуйтесь, он всеми силами пытался нас остановить.
– Да нет, нет. Они злились, что мы сами этого не попробовали. «Нельзя было допускать, чтобы все удовольствие выпало этим выскочкам из Гугла», – вот как говорили.
Тут я улыбаюсь. Может, власть Корвины не столь абсолютна, как кажется.
– Но вы еще этим занимаетесь? – спрашиваю я.
– Несмотря на то что мощные гугловские компьютеры ничего не нашли? – уточняет Декл. – Разумеется.
Занимаемся вовсю. Вот у меня есть компьютер.
Он щелкает пальцем по крышке своего ноутбука, отчего изображение трясется.
– Это не волшебство. Компьютеры не умнее своих программистов, верно?
Да, но там были весьма способные программисты.
– Сказать по правде, – продолжает Декл, – кое-кого из людей мы действительно потеряли. Несколько молодых ребят, непереплетенных, еще только начинающих. Но это нормально. Это ничто по сравнению с…
Позади Декла возникает смутное движение, и за его плечом появляется детское личико, тянущееся посмотреть на экран. Маленькая девочка, и что поразительно – уменьшенная копия Декла. У нее солнечно-золотистые волосы, длинные и спутанные, и папашин нос. На вид ей лет шесть. – Кто это? – спрашивает она, указывая на экран. Выходит, Эдгар Декл подстраховался: бессмертие по книге и бессмертие по крови. Интересно, у других членов братства есть дети?
– Это мой друг Клэй, – объясняет Декл, обнимая девчушку за талию. – Он знает дядю Аякса. Он тоже живет в Сан-Франциско.
– Мне нравится Сан-Франциско, – говорит девочка. – Мне нравятся киты!
Декл наклоняется к дочке и спрашивает театральным шепотом:
– Как кит разговаривает, моя хорошая?
Девчушка высвобождается из его объятий, встает на цыпочки и, делая медленный пируэт, издает не то мычанье, не то мяуканье. Так она себе представляет кита. Я смеюсь и вижу, как она смотрит на экран и у нее горят глаза от зрительского внимания. Она снова затягивает китовую песню, крутясь волчком, и на сей раз убегает прочь, скользя по кухонному полу. Мяукающее мычанье стихает в соседней комнате.
Декл, улыбаясь, глядит ей вслед.
– Ну, к делу, – говорит он, вновь поворачиваясь ко мне. – Нет, я не могу вам помочь. Я видел Кларка Моффата в магазине, но, разгадав Загадку Основателя – примерно за три месяца, – он отправился прямиком в Читальный Зал. После этого я его не встречал, и уж точно ничего не знаю о его аудиокниге. Признаться, аудиокниги я вообще терпеть не могу.
Но аудиокнига похожа на пушистую вязаную шапочку, натянутую на твои…
– Но вы же знаете, кого нужно спрашивать, верно?
Конечно, знаю.
– Пенумбру.
Декл кивает.
– У него хранился ключ от codex vitae Моффата – вы это знали? Они дружили, по крайней мере там, в Сан-Франциско.
– Но я никак не могу его найти, – уныло возражаю я. – Исчез, как призрак.
Тут я соображаю, что разговариваю с любимым новичком Пенумбры.
– Погодите-ка – вы знаете, где он живет?
– Знаю, – отвечает Декл, глядя прямо в камеру. – Но не скажу.
У меня, должно быть, такая расстроенная физиономия, что Декл тут же выставляет открытые ладони и продолжает:
– Нет, я предлагаю сделку. Я нарушил все правила из книги – а книга очень старинная – и отдал ключ от Читального Зала, когда вам понадобилось, так? А теперь я хочу, чтобы и вы для меня кое-что сделали. Взамен я с удовольствием сообщу, где вы можете найти нашего друга, мистера Аякса Пенумбру.
Я никак не ожидал от улыбающегося дружелюбного Эдгара Декла такой расчетливости.
– Помните Gerritszoon, который я вам показывал в печатне?
– Да, конечно.
В подземной типографии.
– Не много осталось.
– Именно. Кажется, я вам говорил: оригинал у нас украли. Это было сто лет назад, сразу после того, как мы приплыли в Америку. Неразрывный Каптал пришел в ярость. Наняли команду сыщиков, заплатили полиции, вора нашли.
– Кто это был?
– Один из нас – из числа переплетенных. По фамилии Гленко, у него сожгли книгу.
– За что?
– Попался на том, что занимался сексом в библиотеке, – буднично сообщает Декл.
Затем поднимает палец и добавляет вполголоса:
– Что, кстати, и поныне не приветствуется, но теперь за это не жгут.
Значит, Неразрывный Каптал все-таки постепенно добивается прогресса.
– В общем, он уволок стопку кодексов и какие-то серебряные вилки с ложками – у нас в те годы была роскошная столовая. И заодно сгреб пуансоны для Gerritszoon. Кто-то считает, что это была месть, но, думаю, это было скорее отчаяние. Хорошим знанием латыни в Нью-Йорке не прокормишься.
– Вы сказали, его схватили?
