Андрей Курков - Ночной молочник
Ирина вспомнила о мышином писке своего электронного будильника. Уже несколько дней она его не слышала. А ведь именно сейчас он и должен был бы прозвучать. Еще через минут сорок пойдет на Киев знакомая маршрутка. Потом первый поезд метро до «Арсенальной». Но все это без нее. Теперь без нее. Когда Егор просто говорил ей, что не надо, мол, ехать, он еще оставлял ей свободу действия. Но его записка – как приказ. Он ее уволил оттуда. Сам, лично. Только не вязалось как-то это увольнение с приездами в село темно-синей машины с напуганной нянечкой Верой и двумя мужчинами. Однако и вчера, когда рассказала она ему вкратце о том, что случилось, голос его был холоден и тверд. В разговоре он только один раз интонацию свою смягчил. Когда сказал: «Придется еще разок потерпеть!» И вот через часика три или даже раньше этот разок наступит.
Ирине не спалось. Удостоверившись в крепком сне дочурки, уселась она на кровати, ступнями в холодный пол уперлась. Задумалась. А что, если еще не разок? А что, если никак ей от этого не уйти? Аж пока молоко само не закончится? Но ведь молоко заканчивается, когда его некому пить, когда застоится оно в груди и выхода найти не сможет. А если так вот, каждый день забирать его, то всю жизнь можно кормилицей прожить!
Потихоньку поднялась она с постели – только сетка под матрасом скрипнула. Прошла босиком на кухню. Чайник на плиту поставила. В окно посмотрела. Там темно и, наверно, уже не так и холодно. Время-то к весне свернуло. Вот уже и рассветы раньше наступают. Потом весна, трава, цветы! Будет Яся под солнышком греться в коляске! А если с речки песка принести, да просеять его, чтобы не попалось битых пивных бутылок, то можно и маленькую песочницу для нее сделать. Тут же, у порога.
Дверь на кухню открылась, и в проеме появилось сонное лицо Ирининой мамы.
– Ты шо, на Киев собралась? – спросила она.
Ирина отрицательно головой мотнула.
– Так опять приедут! – сказала мама обреченно. – Заберут и денег не заплатят. Ведь и в последний раз за молоко не заплатили!
Ирина задумалась. Действительно, не заплатили ей вчера ничего. Но она об этом даже и не подумала тогда. Так напугана была.
– Не убережет тебя Егор от них, вот увидишь, – грустно произнесла мама.
– Убережет, – упрямо ответила ей Ирина.
Мама пожала плечами и тихонько закрыла за собой кухонную дверь.
Около восьми на мобильный позвонил Егор.
– Как только машина подъедет, набери меня, подожди гудков и дай отбой! – попросил он.
Ирина поняла, что они все равно приедут. И перестала бояться. Обмылась холодной водой. Причесалась. Теплые колготки надела, платье, которое легко сверху расстегивается. И стала ждать.
Машина за окном остановилась около половины десятого. Ирина тут же Егору позвонила. Думала, что он отвечать на звонок не будет, но он сразу ответил. Сказал: «Понял! Набери меня еще раз, как только они уедут!»
Дверь им в дом Ирина сама открыла. Те же двое мужчин зашли молча. На лицах – холод. То ли из-за зимы, то ли из-за отсутствия души. Нянечка Вера со знакомой хозяйственной сумкой тут же на кухню прошла. Ирина – за ней. Закрыла за собой дверь.
Все повторилось, только молока в это утро у Ирины было больше, чем в предыдущий раз. Поэтому наполнила нянечка полторы бутылки. Но не сказала при этом ни слова. Лишь один из мужчин, который и в прошлый раз угрожал ей, снова что-то похожее сказал, но пропустила Ирина его слова мимо ушей. Плохое у нее было предчувствие, но, слава богу, не касалось это предчувствие ни ее самой, ни Яси, ни мамы.
Проводила она грустным взглядом машину. Сразу Егору позвонила и вернулась к Ясе. А грудь пустая. Яся уже не спит, глазками-пуговками по потолку белому бегает.
– Я ей «малыша» разведу, – Иринина мама сказала.
Ирина кивнула. А сама прилегла рядом с дочуркой, уткнулась носом в подушку и, ощутив внезапную усталость, заснула.
Егор тем временем с карабином в руках за снежной грязной насыпью на обочине трассы притаился. Глаз его к оптическому прицелу уже привык. Потренировался он, пассажиров и водителей других машин в этот прицел рассматривая. Видно было хорошо, и это ему уверенность в своей правоте вселило.
Место он выбрал удобное. Угол обзора отсюда был широкий. Машины, едущие на Киев, спускались с длинного пологого склона, а значит, заметить нужную машину можно было издалека. Да и машин сейчас на трассе было немного.
Посмотрел Егор на часы. Прикинул еще разок, сколько времени у них на это расстояние уйдет. Выходило, что пора ему уже начеку быть. Развернулся он чуть налево, чтобы на склон трассы смотреть. Прижал глаз к окуляру прицела. Смотрел на машины, и в лица незнакомых людей всматривался. В той машине тоже все лица будут незнакомые, но машину он узнает. Тем более, что номер у нее такой козырный, а за козырные номера надо много платить. Вот сейчас они за этот номер и заплатят!
Минут через семь увидел он темно-синюю БМВ с шестерками на номерном знаке. Мчалась она с хорошей скоростью, но по левой полосе маршрутка из Житомира ехала и пока на нервные сигналы дальним светом приближающейся сзади машины не реагировала.
Палец Егора лег на курок. Он посмотрел в окуляр на водителя, потом – на его пассажира. Заметил на заднем сиденье и старушку, о которой Ирина рассказывала. Что-то мешало ему выстрелить. Кто они, эти люди? Их послали, они выполнили приказ! Это не значит, что они не виновны! Но стрелять в одного из них и не стрелять в другого… Егор медлил, но тут же ощутил он, как у него внутри злость на самого себя накапливается. И понял он, что все равно на курок нажмет. А маршрутка из Житомира уже стала на правую полосу съезжать, уступая дорогу темно-синей БМВ. И тогда, испугавшись, что упустит он их, Егор резко карабин за машиной повел и, увидев в прицеле правое переднее колесо этой машины, выстрелил. Колесо взорвалось, лопнуло на ходу. Это еще успел Егор в прицел увидеть. Остальное видел он без прицела, уже опустив карабин на снег. Машину бросило вправо. Она зацепила маршрутку и вылетела с трассы на обочину, где перевернулась два или три раза и ударилась боком о железную ногу огромного рекламного щита. Так и застыла она там, согнутая вокруг железной трубы, как подкова. Из-под вздыбленного, сплющенного капота шел дым.
Егор лежал неподвижно на снегу и смотрел на разбитую машину. Расстояние между ними было метров триста. Хотел было позвонить и вызвать «скорую». Просто так, на всякий случай. Но заметил, что грузовик рядом остановился, а следом за ним – «Жигули». Водители обеих машин побежали к месту аварии.
Один рванул на себя двери со стороны водителя, но их заклинило. Со стороны пассажира тоже двери не открывались. Только заднюю дверь удалось добровольным спасателям открыть. И из нее на снег выпала старушка. Лицо у нее было в крови, но она еще дышала. От ее рта шел пар. В руках она крепко сжимала разорванную хозяйственную сумку, из которой на снег лилось молоко. Следом за молоком на снег закапала кровь.
Егор этого не видел. Он уже уходил через перелесок к проселочной дороге. Туда, где оставил свою «мазду».
56
Киев. Улица Рейтарская. Квартира номер 10
Поздним утром, когда Вероника все-таки поднялась с кровати, а все из-за телефонного звонка, иначе ей удалось бы проспать до обеда, на кухонном столе она нашла записку от Сени: «Буду к вечеру. Срочно вызвал Г.И. Целую».
Все бы ничего, но в коридоре у самой двери стояли совершенно грязные зимние ботинки мужа, а в тазике на полу ванной комнаты под умывальником – такие же грязные и мокрые спортивные брюки. Если бы не телефонный звонок Дарьи Ивановны, поднявший ее с постели, была бы Вероника куда более озадачена увиденным. Но теперь, после пятнадцатиминутной беседы с подругой, она больше думала о другом. Вдова аптекаря пригласила пройтись вместе по магазинам. И это предложение пришлось как нельзя кстати. Солнце с каждым днем светило все теплее и теплее. Сосульки звенели каплями, предвещая скорую весну. А у Вероники почти не осталось целых колготок, да и вообще ее гардероб требовал обновления. Ведь каждая весна – новая, а новую весну надо встречать в новом наряде.
Уже грациозно, но уверенно шагая по Стрелецкой, стараясь избегать явно скользкие места тротуара, Вероника снова вспомнила про грязные сапоги и одежду мужа. И где ему только удалось найти зимой такую грязь?!
Она попробовала припомнить свои ночные ощущения, попыталась понять: помнит ли ее тело ночные касания или просто мужнино тепло? Помнит ли ее чувствительный носик ночной запах мужа, немного приторный и чуть горьковатый?
Нет, она помнила только то, что ложились они вместе. Помнила, что не очень хотела позволить ему в эту ночь супружеские игры. Но, хорошо зная Семена, она сразу сдалась, чтобы не раззадоривать его своим сопротивлением. И все прошло, как очень часто бывало и раньше. Он зацеловал ее лицо, грубовато ласкал грудь, пытался, насколько помнил, быть нежным, но в конце концов сорвался на сексуальный эгоизм, или, как она сама говорила, на «стометровку», которую «пробежал» очень быстро, после чего уткнулся носом в подушку и заснул, правой рукой все еще обнимая ее за плечи.
