Матс Ульссон - Наказать и дать умереть
– Как вы можете об этом судить? Вы были с ней знакомы? – не удержался я.
– С ней – нет. Но знал достаточно таких, как она.
– О чем вы?
Его лицо вспыхнуло.
– А вы-то кто такой? И какое имеете ко всему этому отношение?
– Я встречался с Арне Йонссоном и с Бодиль Нильссон и знаю, что тот мужчина несколько лет разъезжал по Смоланду и Сконе, подбирал на дороге молодых женщин и порол их розгами. Знакомо?
– Что знакомо? – испугался Йоте.
– Это все дело рук одного и того же человека и…
– Я не желаю об этом разговаривать, я звоню Биргит, – запаниковал старик.
Он потянулся к кнопке вызова на подлокотнике кресла.
– Чего вы боитесь? – сказал я как можно спокойнее. – Знаете ли вы, что сейчас объявился человек, который занимается чем-то похожим, с той разницей, что он убивает женщин? Вам это известно?
На несколько минут Йоте замер, опустив руку. В тишине тикали стенные часы. Они всегда тикают в комнатах пожилых людей.
– Вы тоже журналист? – спросил наконец Йоте.
– Уже нет, – возразил я.
– Но я видел вас по телевизору.
«Вот что значит однажды проснуться знаменитым, – подумал я. – И это после двух или трех теледебатов».
Я махнул рукой:
– Я завязал.
– Простите, что? – не понял Йоте.
– Так, ничего.
– Если бы я знал, что вы из газеты, велел бы Биргит отправить вас к черту! Здесь нечего копать! – Он даже покраснел от возмущения.
– Не уверен, – покачал головой я.
– Идите к черту!
– Я оказался поневоле замешанным в это дело, – объяснил я. – Кроме того, я беседовал с Бодиль Нильссон и поверил ее рассказу. Это все. И знаете, сделай вы двадцать один год назад то, что до́лжно, возможно, две женщины сегодня избежали бы смерти.
– Думайте что хотите. – Йоте развел руками. – У нас в то время имелись проблемы поважнее, чем защищать пьяных потаскушек, которых вполне заслуженно выпороли.
– Откуда вам известно, что она была пьяна? Она не говорила об этом ни вам, ни кому-либо другому.
Йоте пожал плечами:
– Об этом догадывались все, кроме ее матери. Так чего вы от меня хотите?
Я вздохнул. Надежда разжиться новой информацией рассеялась как дым. Арне оказался прав: Йоте Сандстедт – человек старой закалки, к тому же весьма недалекий.
– Тогда уходите, сейчас начнется «Макгайвер».
– У вас есть дети? – поинтересовался я.
– Это вас не касается.
– Надеюсь, у вас их нет.
Я повернулся и пошел к выходу, прежде чем он успел ответить.
Хлопнула дверь. В холле Биргит Лёвстрём спросила, узнал ли меня Йоте Сандстедт.
– Да, мы приятно побеседовали, – ответил я.
– Рада была помочь.
Уже на пороге я вспомнил про автомобиль, удалявшийся по аллее от парковочной площадки, когда я ставил свою машину.
Я вернулся к Биргит Лёвстрём:
– Скажите, фру Лёвстрём, вы не знаете, что за машина отъезжала от этого здания полчаса тому назад?
– Нет.
– Никогда не видел такой странной модели.
– Последний визитер, который у нас был перед вами, навещал Йоте.
– И кто он?
Она пристально посмотрела мне в глаза:
– А вам зачем?
В этот момент на ее столе замигала красная лампочка.
– Это Йоте. – Медсестра посмотрела на меня осуждающе.
Она вскочила и исчезла в коридоре. Я проводил ее взглядом и пошел к выходу.
Когда я садился в машину, Биргит Лёвстрём возникла на крыльце.
Я помахал ей рукой, но она не ответила.
На что мог обидеться Йоте? Конечно, я намекнул, что больше двадцати лет назад он не сделал свою работу. Вероятно, мне не следовало этого говорить. В конце концов, я ведь тоже не вполне чист перед полицией. Я испытывал угрызения совести, тем не менее правда оставалась правдой: поймай Йоте Сандстедт тогда «экзекутора» Бодиль Нильссон, Ульрика Пальмгрен и Юстина Каспршик были бы сейчас живы.
Я остановился и загрузил в GPS новый адрес. Его я тоже получил от Арне Йонссона, располагавшего обширной сетью нужных мне контактов.
На этот раз мой путь лежал в Треллеборг. Он сильно изменился со времен моего детства. От городка, который я помнил, осталось одно название.
Он стоял на трассе. Бодиль Нильссон оказалась права: Альбексстугана больше не существовало. На его месте была транспортная развязка, оглядывая которую я с трудом представлял событие, происшедшее здесь двадцать один год назад.
Перед моими глазами, через равные, как казалось, промежутки времени, возникали и тут же исчезали огромные грузовики. Многие из них прибыли издалека – Польши, Германии – и через Смоланд, Сконе, Халланд направлялись в Гётеборг или Стокгольм. Я понятия не имел, где нахожусь, но послушно следовал указаниям женского голоса из динамика GPS и в конце концов доехал почти до «Вонгаваллен».
На этом футбольном стадионе кипела жизнь, хотя я давно уже ничего о нем не слышал. Команда «Треллеборг-ФФ» вылетела из высшей лиги, что вряд ли огорчило местных жителей, давно не интересующихся футболом.
Анн-Луиз Бергкрантц, урожденная Герндт, проживала в маленьком переулке неподалеку от «Вонгаваллен».
– Прибыли, – объявил женский механический голос.
Я остановился неподалеку от большой виллы из желтого кирпича.
Выключил GPS и доехал сам до конца переулка, где стоял нужный дом. Уже возле желтой виллы я заприметил во дворе одинокую фигуру, однако ее было трудно разглядеть за окружавшими двор кустами сирени.
Крышу венчала параболическая антенна, к гаражу справа от дома вела асфальтированная дорога. В целом квартал состоял из добротных особняков сороковых – пятидесятых годов традиционной постройки, населенных, однако, молодыми семьями. В этом я убедился, когда вышел из машины в самом конце улицы. Во дворах валялись разноцветные мячи, стояли трехколесные велосипеды и пластмассовые автомобили, лежали надувные матрасы. В старых особняках молодые переселенцы поменяли окна на широкие и современные.
Нынче принято жить нараспашку, не то что раньше.
Сады вырубаются, потому что деревья закрывают вид. Вопрос только кому: тем, кто внутри дома, или тем, кто снаружи?
Сад Анн-Луиз Бергкрантц ничем не выделялся среди остальных. Во дворе пестрели обширные и ухоженные клумбы, но из цветов я узнал только герань.
Вокруг было тихо, как на кладбище.
Улочка на окраине Треллеборга лежала словно окутанная сном. Странно, если учесть, что дело происходило в пятницу во второй половине дня, в разгар летних каникул. Я вспомнил, что сегодня Бодиль Нильссон устраивает барбекю для дочери и ее приятелей. Но здесь не слышалось ни детских голосов, ни музыки, и на улицах не наблюдалось никакого движения. До меня не доносилось и привычных для летнего сезона запахов дыма, жженого угля и жареного мяса.
Лишь тонкий цветочный аромат и чуть слышное жужжание насекомых, что только усиливало ощущение пустоты.
Подойдя ближе, я разглядел женщину во дворе, которую заприметил еще возле желтой виллы.
Анн-Луиз загорала в шезлонге с откидывающейся спинкой. В нем можно лежать почти горизонтально, но она сидела прямо, если это она.
В коротко остриженных волосах блестела седина. Анн-Луиз была в темных очках. Рядом на траве лежала собака.
Кажется, лабрадор.
Анн-Луиз сидела неподвижно, подставив лицо послеполуденному солнцу.
Если это она.
По дороге сюда я представлял, как постучусь к ней, как попрошу прощения за то лето, когда жизнь казалась бесконечной. Извинюсь за свое поведение и за то, что когда-то бросил ее на перроне одну и пропал навсегда.
Скажу, что помнил о ней все эти годы.
Потом спрошу, знает ли она, кто прислал мне черно-белый снимок в Сольвикен.
Но сейчас я просто стоял и смотрел.
Я привык врываться в чужие дома, это принято среди людей моей профессии, громко кричать и задавать вопросы, на которые никто не хочет отвечать.
Но сейчас словно оцепенел. Замер на тротуаре неподалеку от стадиона «Вонгаваллен» и смотрел сквозь кусты сирени на женщину в шезлонге, рядом с которой лежала похожая на лабрадора собака.
Потом пес издал странный звук, поднял голову и понюхал воздух.
– Фу, как ты воняешь, – поморщилась женщина.
Лабрадор встал, потянулся, поджимая хвост, и уставился в мою сторону.
Он не мог меня видеть, но у собак отличный нюх. Кроме того, от меня, как мне казалось, исходил приятный запах.
Лабрадор выглядел немолодым.
Анн-Луиз почесала ему шею, наклонилась к уху и что-то сказала.
Пес сделал два шага вперед и зарычал.
– Кто там? – спросила Анн-Луиз. – Ты кого-нибудь чуешь?
Я узнал и голос, и выговор. И больше не сомневался: это она.
– Кто здесь? – Она посмотрела в мою сторону.
Я развернулся и зашагал к машине.
Когда я проезжал мимо желтой виллы, Анн-Луиз с лабрадором стояла на тротуаре.
Были ли у нее по-прежнему глаза Линды Ронстадс? Я не смог разглядеть этого за солнечными очками.
На этот раз я решил не следовать советам женщины из динамика. Выбрал путь через Сведалу, на северо-запад Сконе. На заправке возле Сведалы решил перекусить. В последний раз я ел с Бодиль Нильссон в «Замковом парке», в Мальмё. Я купил отвратительную жирную сосиску. Казалось, предназначение этих сосисок лишь в том и состоит, чтобы вращаться в застекленном цилиндрическом гриле позади кассы.
