Ной Чарни - Двойная рокировка
Если в пятницу к концу рабочего дня вы не перечислите деньги на указанный счет, наше предложение будет считаться недействительным и картина будет уничтожена.
В этом случае мы украдем еще одну.
Благодарим вас за сотрудничество.
Желаем приятного дня.
— Наглые твари, — прошептала ван дер Меер. — Но какие вежливые! Вы заметили, что в первом предложении они немного ошиблись? Написали «не приняли» вместо «приняли».
Уикенден внимательно изучал выражение ее лица. На нем было написано то, что обычно называется «смех сквозь слезы». Усы Уикендена приподнялись в едва заметной улыбке.
— Как будто студент просит о стажировке, — пробормотала директриса.
— Гарри, что вы об этом думаете? — спросил один из полицейских, протягивая ему распечатку письма.
Взяв листок, Уикенден стал ходить с ним по комнате.
— Все говорит о том, что это скорее любители, чем профессионалы. Очень неглупые и искусные любители. Похоже, это опытные воры, впервые занявшиеся кражей произведений искусства. Они тщательно спланировали процедуру получения выкупа, но вот требуемая сумма, ошибка в написании и тон послания…
— Возможно, это простая вежливость, — заметила ван дер Меер, обретая прежнюю уверенность в себе. — Кто сказал, что вымогатели непременно должны быть грубыми и прозаичными?
— Не забывайте об их угрозах уничтожить картину и украсть следующую.
— Да, я помню об этом, инспектор. Эта фраза заставила меня сжать кулаки. Но должна сказать вам, что не могу не восхищаться этими людьми. Это было просто мастерское ограбление, — сказала ван дер Меер, задумчиво глядя на небо через эркерное окно.
— Меня удивляет эта частица «не». Почему они сделали ошибку? Что это? Простая небрежность? Но это уже слишком.
— Может, отвлекающий маневр? — предположил один из полицейских.
— Вы так считаете?
— Возможно, таким образом они хотят нас запутать.
— Вряд ли, — отозвался другой полицейский. — Они так здорово все обтяпали, что дальше петлять нет никакого смысла.
— Что-то вы больно им сочувствуете, — предостерегающе заметил Уикенден. — Совсем размякли. Наша задача — поймать этих жуликов. Мне не нравится их тон. Не надо воспринимать их как добродушных вежливых преступников, решивших немного подзаработать. На мой взгляд, это письмо — сплошная издевка.
Инспектор еще раз внимательно посмотрел на листок.
— Там написано «Кор. тринадцать-семь». Что это значит, черт побери?
Подойдя к нему, ван дер Меер взглянула на текст.
— Кор. тринадцать-семь… Похоже, это глава из Библии и номер стиха, — предположила директриса, обведя взглядом недоумевающие лица присутствующих. — Неужели никто из вас не ходит в церковь? О Господи!
Уикенден посмотрел на полицейских.
— Кто-нибудь может принести Библию?
Через несколько минут один из полицейских вернулся с Библией в руках.
— Что-то вы долго ходили. Где вы ее нашли? — спросил его Уикенден.
— Позаимствовал в гостинице напротив.
— Отлично.
Полицейский вручил книгу ван дер Меер, которая раскрыла ее на оглавлении и стала водить пальцем по тонкой странице.
— Ее там оставили «Гедеоновы братья». Вряд ли они ее хватятся, — улыбнулась ван дер Меер. — Ну конечно же, это Послание к коринфянам. Какой стих? Тринадцать-семь?
— Тринадцать-семь, — глянул Уикенден в листок.
Ван дер Меер стала быстро листать тонкие страницы.
— Глава тринадцать, стих седьмой… ну и наглецы…
— Что там? — спросил Уикенден, заглядывая ей через плечо.
— «Молим Бога, чтобы вы не делали никакого зла, не для того, чтобы нам показаться, чем должны быть; но чтобы вы делали добро, хотя бы мы казались и не тем, чем должны быть».
— Похоже на религиозных фанатиков.
— Думаете, это какая-то правая религиозная секта? — спросила ван дер Меер. — Ведь «Белое на белом» считается антииконой. Оно было написано как ее отрицание. На первой экспозиции ее повесили высоко в углу против двери, там, где в русских домах обычно находятся иконы Богоматери и Христа. Их замена на совершенно белое полотно является актом богоборчества. Возможно, воры протестуют именно против него.
— Возможно, — согласился Уикенден. — Но к этому они еще требуют денег. И немало. Тем не менее это вносит кое-какие изменения в их портрет.
— Если вы не возражаете, инспектор, я попрошу Женевьеву Делакло из «Общества Малевича» осмотреть картину, когда ее вернут. А сейчас я позвоню лорду Хакнессу, чтобы ввести его в курс событий.
Ван дер Меер подняла трубку, приведя в действие все подслушивающие устройства, и неторопливо набрала номер.
ГЛАВА 26
К десяти часам воскресного дня на рынках Портобелло-роуд было уже полно народу. Бесконечные ряды прилавков с товарами, покупатели, зеваки, туристы, всякой твари по паре, толкотня, веселая неразбериха, рай для любителей дешевых распродаж, островки сокровищ, затерянные среди бескрайнего моря барахла. На Портобелло-роуд можно было купить абсолютно все.
Для туристов в майках, с глупыми ухмылками глазеющих по сторонам, это было всего лишь увлекательное зрелище. Их, в свою очередь, ели глазами продавцы, надеясь всучить свой сомнительный товар.
Истинные сокровища скрываются вдали от торных дорог. Портобелло-роуд была забита прилавками, на которых торговали всякой дрянью. На рынке процветало мошенничество, но в довольно деликатной форме. Продавцы предпочитали умалчивать истинную ценность своих товаров, избегая злонамеренного обмана. Если покупатель напрямую задавал вопрос, ему честно отвечали, что карта Англии восемнадцатого века, столь его восхитившая, на самом деле является фотокопией оригинала, который стоит в несколько раз больше, чем запрашиваемые двадцать пять фунтов. Но многие покупатели, и прежде всего туристы, не удосуживались задавать вопросы, поэтому продавцы и не трудились объяснять.
Когда ван дер Меер первый раз приехала с родителями в Лондон, они повели ее на Портобелло-роуд. Она была потрясена обилием необычных предметов. Особенно ей запомнилась лампа в виде забавного чернокожего музыканта с подставкой из оленьего рога. Портобелло-роуд всегда была для нее волшебным миром, немного страшным, потому что ребенок легко мог там потеряться, но в то же время необъяснимо притягательным. Какая-то неземная сущность, вызывающая благоговейный восторг. Она хорошо помнила его неповторимый аромат, где смешивались запахи сырости и плесени, нафталина и старых книг, человеческих тел и средств для чистки металлов, пива, кофе и пожелтевших кружев. Совсем в духе Пруста, которого она изучала в университете на занятиях у профессора Маккэти.
В детстве она даже сочинила рассказ, так и не опубликованный. Будто бы где-то в самом дальнем уголке Портобелло-роуд, среди бесконечной сутолоки и заваленных товарами ларьков, стоит прилавок — простой стол с одним-единственным предметом. Любой, кто к нему подходит, видит именно то, что искал. За прилавком стоит человек с рыжей бородой и лукавым блеском в глазах. Цена предмета всегда немного превышает наличность, имеющуюся у покупателя. Продавец и рад бы продать, но…
Ван дер Меер была на Портобелло-роуд всего несколько раз. Ее отец-голландец, известный адвокат, работавший в Международном трибунале по военным преступлениям, разрывался между Лондоном и Гаагой. Элизабет и ее брат в детстве жили с матерью-англичанкой в Кенте, выбираясь в Голландию лишь летом. Она довольно рано уехала в Америку, где училась в закрытой школе, а потом в университете. Десять лет назад она вернулась на родину, чтобы занять довольно выгодное место куратора музея, и с тех пор жила в Англии.
Сейчас ван дер Меер шла между нескончаемыми прилавками, заваленными никому не нужными вещами, которые тем не менее охотно раскупались.
Наметанным глазом она легко отличала зерна от плевел. Здесь вряд ли можно было найти что-то действительно ценное, как надеялись неопытные покупатели. Продавцы отлично знали истинную цену своего товара, что не мешало им запрашивать втридорога и отчаянно торговаться. Ван дер Меер скользила взглядом по фотокопиям, начищенным до блеска стальным подделкам, доморощенному антиквариату и изъеденным червями книгам, моментально выхватывая взглядом подлинные гравюры, серебряные предметы и чуть похрустывающие сухие фолианты. Настоящие произведения искусства имеют ауру, которую может различить только опытный глаз.
Директриса взглянула на часы: 10.30. Ее мобильный давно включен. Почему же они до сих пор не позвонили?
Она пробиралась через толпу, щурясь от солнечных лучей, играющих на крышах автомобилей и серебряной утвари. Гул голосов походил на шум крыльев пролетающих птиц. Наконец зазвонил телефон.
— Я слушаю!
Это был Уикенден.
— Нам только что пришло сообщение по электронной почте. Они получили деньги. Картина находится в угловой галерее за зеленой дверью. В письме написано, что она висит в подвале напротив медведя.
