Лоренс Гоф - Сэндсторм
Что ж, лучшей смерти не придумаешь. Хьюби переступил через трупы и зашагал дальше. Он ходил кругами, постепенно увеличивая радиус, и наконец наткнулся на третье тело, которое оказалось в двухстах футах от первых двух. Индеец изрядно пострадал от взрыва осколочной гранаты, однако был жив и вытаращил на Свитса глаза. Раненый лежал на боку, поджав ноги и обхватив руками живот. Свитс присел на корточки, удостоверился, что внезапного нападения остерегаться нечего, отдернул было ладонь колумбийца от раны, но тут же сообразил, что этого делать, пожалуй, не стоило.
– Как он? – справился подошедший Мунго.
– Пропороло насквозь. Если встанет, кишки вывалятся из него, как мусор из тех пластиковых мешков, что показывают по телевизору. – Взгляд Мунго выражал недоумение, и Свитс прибавил: – Ну их рекламирует парень со светлыми волосами. Странный такой, помнишь?
– Что будем делать? – спросил Мунго.
– Окажем последнюю милость. – Свитс переместился за голову колумбийца и вынул из кобуры «кольт».
Мунго Мартин достал из кармана пачку «Винстона», вытряс одну сигарету и предложил индейцу. Тот слабо кивнул.
Мунго оторвал фильтр, зажег сигарету и вставил ее меж пересохших губ раненого. Колумбиец затянулся, закашлялся, выдохнул дым через ноздри и рот, затем пробормотал что-то на кастильском наречии и поглядел в глаза Мунго. Свитс выстрелил, разом прекратив мучения индейца.
– Думаешь, мы одурачили его? – поинтересовался он, засовывая пистолет обратно в кобуру.
– Сомневаюсь. Но будем надеяться, что да.
Свитс забрал у мертвеца сигарету, затушил ее о землю, встал и двинулся к дальнему концу плантации. Пора устанавливать противопехотные мины и оставшиеся гранаты и сматывать удочки. Назад к цивилизации! Холодный душ, горячие женщины… Или все наоборот?
– Чему ты радуешься? – спросил Мунго.
– Да так, – отозвался Свитс. – Сдается мне, я схожу с ума чуть быстрее, чем предполагал.
Глава 3
Каир
Проведя пару лет в Станфорде, Чарли изумил родных и друзей тем, что завербовался в армию. Впоследствии ему казалось, что большую часть своего пребывания во Вьетнаме он находился под землей: пробирался по темным, извилистым туннелям, обезвреживал вражеские мины и расставлял свои собственные ловушки… Воспоминания о войне связывались для него с запахом сырой земли. Чувство неотвратимой гибели, паутина корней, непрерывные приступы клаустрофобии… По окончании войны он вернулся в Станфорд, встретил на студенческой вечеринке Джанет, женился, сделал ей ребенка. Они много разговаривали, но о Вьетнаме избегали даже упоминать. В начале семидесятых Чарли закончил университет, получил диплом специалиста по машиностроению, причем вошел в число лучших студентов, и его пригласила на работу компания «Труфордж», которая занималась конструированием и изготовлением замков – от обычных дверных до банковских. Целых пять лет он добросовестно потел на своем рабочем месте, но так ничего и не добился, а потом, сидя дома за кухонным столом, неожиданно для себя самого, придумал замок более простой и эффективной конструкции.
Он уволился со службы, получил кредит под образец, заключил соглашение о продаже изделия и проценте от выручки с Управлением национальной сети универмагов и три года спустя приобрел себе дом на Беверли-Хиллз.[2] Дочь Чарли, Хетер, выросла в доме с семью спальнями, шестью ваннами и помещением для слуг над гаражом на четыре автомобиля. Время не стояло на месте; Чарли, чувствуя приближение старости, разбил во дворе теннисный корт и построил бассейн в шестьдесят квадратных футов. Кроме того, он обзавелся квартиркой с видом на океан в Марина-дель-Рей. Эту квартирку снимала – не платя Чарли ни цента – девятнадцатилетняя рыжеволосая Лесли. Она всегда была дома по понедельникам и средам и никогда не забывала улыбнуться и поблагодарить Чарли за две бумажки по сто долларов, которые он обычно оставлял на столе в холле на покупки. Словом, у Чарли было все; по крайней мере, так ему думалось.
В конце июня он использовал свою платиновую карточку «Амекс», чтобы купить три авиабилета первого класса до Каира. На следующий вечер, в субботу, он повел Джанет в ее любимый итальянский ресторанчик, крошечную забегаловку на одной из улиц Вениса, и там, допивая вино, сказал:
– Знаешь что, милая?
Джанет, не мигая, глядела на него поверх бокала.
– Мы отправляемся отдыхать, – сообщил Чарли с улыбкой. – Представляешь – наш первый отпуск за столько лет!
Джанет приложила к губам салфетку. Уже потом, прокручивая в памяти события того дня, Чарли сообразил, что жена просто тянула время: ее настолько поразил оборот, который принял разговор, что Джанет не сразу собралась с мыслями.
– Мы летим в Каир, – продолжил Чарли.
– Каир? Это в Мэне?
– Господи, конечно же, нет! В Египте.
– А с Хетер ты разговаривал?
– Нет. Я хотел сделать ей подарок к окончанию школы. – У Чарли было что добавить, однако его смутило выражение лица Джанет, неожиданная суровость взгляда. – Что случилось?
– Хетер устроилась на работу. Она проработает все лето на станции «Шеврон» в Мелроузе.
– Ты не шутишь? И давно?
– Она видела тебя там на прошлой неделе. В среду.
– Правда?
– Ты приехал на «саабе». Она залила тебе полный бак, а ты даже не взглянул на нее.
– В среду, – задумчиво повторил Чарли, взбалтывая осадок на дне бокала.
– Около четверти пятого. Если ты до сих пор не вспомнил, с тобой была та рыжая шлюха из Марина-дель-Рей.
– Эй, подожди минутку, – запротестовал Чарли.
– Нет, Чарли. Никаких минуток. – Джанет швырнула салфетку на стол – та свалила бокал, и на белой скатерти расплылось алое винное пятно – и встала. – Я ухожу от тебя. – Чарли, разинув рот, непонимающе воззрился на нее. – С тобой свяжутся мои адвокаты. В условиях нет ничего сложного. Я хочу ровно половину, в том числе твое миленькое гнездышко с видом на океан стоимостью сто восемьдесят тысяч долларов. Так что передай своей Лесли, чтобы она собирала манатки и убиралась подобру-поздорову. Все ясно?
Чарли не ответил. Его словно заковали в невидимые кандалы. Будучи не в силах пошевелиться, он наблюдал за тем, как Джанет лавирует между столиками… опережает метрдотеля… выходит на улицу… Наконец он пришел в себя, выудил из бумажника пластиковую карточку, бросил на стол и окликнул официанта.
Выбежав на улицу, он увидел, что Джанет выруливает со стоянки на его собственной «севилье». Когда Чарли добрался до дома, автомобиль стоял у крыльца, однако жены нигде не было. Обстоятельства сложились так, что он больше не видел ни Джанет, ни своей дочери. На заправочной «Шеврон» в Мелроузе ему сообщили, что Хетер уволилась; никто не знал, ни куда она подалась, ни как с ней можно связаться.
Тогда Чарли засел за телефон и обзвонил всех, кто, как он полагал, мог иметь хоть какое-то представление о том, куда запропастилась Джанет. Но поиски оказались безрезультатными; прямо-таки настоящий заговор молчания. Пять дней спустя Чарли позвонил агент из бюро путешествий, который поинтересовался насчет билетов. Состоится ли поездка? Прислать ли на дом курьера?
– А почему бы нет? – ответил Чарли.
Самолет по расписанию улетал на следующий день, в семь утра. Чарли не сомкнул глаз; ночь напролет он пил вино, осушая бутылку за бутылкой, а затем поехал в аэропорт.
Рейс отправили минута в минуту. Все места в салоне были заняты, однако Чарли находился в привилегированном положении, ибо два соседних кресла пустовали.
В Каире он разыскал экскурсовода, круглолицего араба по имени Абу. Абу показал Чарли цитадель и несколько мечетей, сводил его в гробницы давным-давно почивших в бозе султанов, чьи имена Чарли не смог бы запомнить, будь он даже в более трезвом состоянии, прогулял американца по Хан-эль-Халили, турецкому базару. Постоянно пребывая в легком подпитии, Чарли посетил Музей исламского искусства, Коптский и Египетский музеи, последний потрясал своими размерами. На второй день автобус, в котором не работал кондиционер, доставил Чарли к пирамидам в Гезиру; там было невыносимо жарко, а монотонный речитатив Абу нисколько не способствовал улучшению настроения. Далее в программе стояло плавание на лодке по Нилу, которое должно было занять три дня. Чарли, сославшись на морскую болезнь, остался на суше и бросил якорь в баре отеля «Хилтон», где кое-как ухитрился вести себя так, чтобы его не вышвырнули на улицу официанты, бросавшие грозные взгляды на заезжего пьянчугу.
Утром того дня, когда Чарли предстояло вылететь обратно в Лос-Анджелес, к нему подошел управляющий отелем и вежливо попросил освободить номер, зарезервированный для очередного постояльца. Чарли пошвырял в чемодан одежду, сунул туда же бутылку, спустился вниз, остановил такси и велел водителю отвезти себя в гостиницу из разряда тех, что не упоминаются ни в одном туристическом буклете с их красочными страницами. Он и сам не знал, с какой стати принял это решение, однако всерьез вознамерился не возвращаться в Америку. Может, чуть погодя…
