Замерзшее мгновение - Седер Камилла

— Богиня Гудрун не пощадила владельцев здешних земель, — подтвердил Бьёркман.

Кое-где поваленные деревья так и лежали друг на друге, демонстрируя, что местный лесовладелец не позаботился не только сделать изгородь перед ураганом, но и очистить после него лес. С левой стороны у них осталась вырубка. Телль молчал, а Бьёркман задумчиво хмыкал.

— Многое совпадает. Способ убийства: жертвы застрелены. У нас пока есть только предварительное заключение экспертизы, но скорее всего это один и тот же тип оружия. Тела жертв сознательно переехали несколько раз на тяжелой машине с широкими шинами.

— А жертва?

— Барт Улоф. Приблизительно того же возраста, что и твой. Жил один. Кажется, немного странный. Ближайшие соседи не имели о нем никакого понятия, он держался особняком. Занимался всем понемногу, в основном расчищал лес. Раньше он снимал помещение в гараже в Сванехольме, ремонтировал инструменты для лесного хозяйства. Семьи нет.

Дорога, спускавшаяся вниз, привела их на лесную поляну, покрытую мхом и березовой порослью. Посередине ее возвышался большой четырехугольный дом. Очевидно, когда-то он был красивым, но теперь красная краска облезла, обнажив полосы серо-коричневого дерева. Между деревьями в нижней части участка виднелось озеро.

Телль, не догадавшийся одеться поплотнее, почувствовал, как ботинки проваливаются в глинистый мох. Вода почти сразу же залилась внутрь.

За домом находился отдельный серый гараж на две машины, а пространство между домом и гаражом огородили полицейской лентой. Поляна была разворочена там, где предполагаемый джип поворачивал, тормозил и снова разгонялся, чтобы переехать уже мертвого человека. В следах от колес собралась дождевая вода, превратившая большую часть поверхности в глинистое месиво. Перед гаражными воротами было еще одно ограждение, квадрат размером примерно метр на два, где, как предположил Телль, и нашли тело.

Бьёркман подтвердил его догадку.

— Мы думаем, в него стреляли вон там.

Он жестом показал в нужную сторону.

— Возможно, после этого ему удалось встать или же он упал вперед, к стене гаража, вот здесь, где его переехали в первый раз.

Он показал на несколько вмятин на фасаде.

— Видно, что машина въехала в стену дома, но тело Барта лежало примерно вот тут, когда его нашли.

Он снова показал рукой.

— То есть машина протащила его метр или два — возможно, он застрял на кенгурятнике. Или же передвигался на своих двоих на автопилоте, но это маловероятно. Скорее всего он был уже чертовски мертв.

— Потом его переехали в последний раз, — дополнил Телль и показал туда, где земля была изрыта сильнее всего.

Бьёркман кивнул.

— По крайней мере у Нильссона была такая рабочая гипотеза. Это один из тех, кто обследовал место убийства.

Телль осторожно двигался по огороженному участку, чтобы не повредить возможные следы, и наконец опустился на корточки перед фасадом гаража. Он внимательно осмотрел вмятины и в одной из них разглядел более темную краску.

— Это краска с машины?

— Вероятно, — ответил Бьёркман. — И Улоф Барт… ты понимаешь. Мы отдали частицы на анализ.

— Мы ничего не нашли от машины, только следы колес, — сказал Телль не оборачиваясь. — Наверняка окажется, что это один и тот же автомобиль.

Он, морщась, поднялся и услышал, как заскрипели коленки.

— Что еще? Здесь, наверное, безнадежно, учитывая дождь.

Бьёркман хмуро согласился.

— Да, за день до того, как его нашли, сильно лило.

— Кто его обнаружил?

— Парень и девушка. Они гуляли, хотели попасть на тот мыс — вон там, видишь, и собирались, наверное, пройти через ближайшие к озеру участки… Собака, бежавшая впереди, забеспокоилась…

Они направились обратно к машине.

— Ничего другого мы не нашли, — повторил Бьёркман. — Пока не нашли. Я перешлю материалы по факсу, и ты сделай то же самое. Поможем друг другу…

— Прежде всего с обходом…

— …давай лучше оставим организационные вопросы начальству, а? Если это вообще один и тот же парень.

Телль кивнул с отсутствующим видом.

— Можно, я сяду в одной из ваших комнат, чтобы просмотреть, что у вас есть на сегодняшний момент? — попросил он. — Мне нужно собраться с мыслями.

Бьёркман тяжело вздохнул.

— Занимай хоть весь отдел, Телль. Кроме тебя и дежурного, там вряд ли кто-то еще будет.

28

1995 год

Сульвейг Гранит обменяла четырехкомнатную квартиру в Рюдбухольме на маленькую трешку в центре, после того как дочь ясно дала понять, что не собирается возвращаться домой. Сейчас она сидела у секретера и прижимала к груди пижаму вишневого шелка, а дым от «бленд ментол» кольцами поднимался к потолку. В 15.35 поезд, на котором ехала Мю, должен был прибыть на Центральный вокзал. У Сульвейг, наверное, не хватит сил встретить ее на перроне. Не сегодня.

Раньше, после того как Мю переехала, но до обмена квартиры, у Сульвейг вошло в привычку каждый день заходить в бывшую детскую дочери. Просто посидеть немного на краешке кровати, может, посмотреть на афишу или выкурить сигарету, открыв окно.

Ей было сложно привыкнуть к новому. Нехватка места. Не только ограниченное пространство, но и явное отсутствие признаков, что здесь жила девочка-подросток, — вещи Мю пришлось отнести на чердак. Только в одном из ящиков секретера лежали несколько рисунков и потрепанных книжек, которые дочь любила в детстве. Выброшенные украшения и одежда. Сульвейг редко отпирала ящик и листала блокнот с эскизами, вдыхала запах платья, которое Мю надевала на окончание какого-то класса. Но это случалось. В какие-то периоды она разговаривала с Мю по телефону почти каждый день и могла поймать себя на мысли, что думает о дочери как о любимом человеке, которого ей не хватает. Словно бы она умерла, а не просто переехала.

В первый раз Мю сообщила, что уходит из дома, когда ей исполнилось пятнадцать. У нее, естественно, не было ни своего жилья, ни собственного дохода — она собиралась жить у старшей подруги, у которой появилась квартира в городе. Подруга предложила Мю платить за квартиру, только когда у нее, со временем, появится какой-нибудь доход — это не играло роли, поскольку квартира все равно была по социальному найму.

Внутри Сульвейг все перевернулось. Не считаясь с логикой, она хотела силой удержать упрямого ребенка. Но вместо этого замкнулась и молча сидела в своей комнате, пока Мю паковала вещи. Достаточно вместительным оказался только чемодан с Винни-Пухом, оставшийся из детства Мю. Ночью чемодан стоял в темном коридоре, излучая злобу, которую дочь надела на себя как панцирь, чтобы защититься от боли Сульвейг.

Она помнит, как встала на рассвете в день переезда. Нашла ключ от детской, лежавший на старом месте с тех пор, когда дети были маленькими и существовал риск, что дверь может захлопнуться изнутри. Старый замок не желал поддаваться, и она испугалась, что Мю проснется от шума. Она долго стояла, приложив ухо к двери и слушая спокойное дыхание дочери с характерным тихим попискиванием — у нее были слишком узкие носовые проходы, — и по телу разливалось спокойствие.

Она на цыпочках отошла и села на диван. Забравшись в угол, Сульвейг смотрела, как свет луны, проникая между жалюзи, наносит полосатый узор на ее бирюзовый халат. Она долго сидела, переживая освобождение. Луна зашла за тучи, и сначала стало темно, а потом все светлее — начинался день. Когда через стенку донесся сигнал соседского будильника, она прокралась к комнате Мю и отперла дверь.

И хотя на следующий день голова у нее разрывалась от тысяч монотонных звуков, воспоминания о лунной ночи вернули ей ощущение контроля, которое помогло справиться с одиночеством в ближайшие недели. Она убедила себя, что единственная причина, по которой девочка уходит из дому, — ее материнское решение на мгновение выпустить ее, чтобы она могла попробовать свободный полет. Она вернется, и Сульвейг встретит ее с объятиями и утешениями. Она даст Мю понять, что знает, насколько опасен внешний мир. Сульвейг уже пережила его жестокость. Разница в том, что тогда она была совсем одна.