Замерзшее мгновение - Седер Камилла

К ним присоединился Юхан Бьёркман. Телль пожал руку еще одному старому коллеге.

— Давненько не виделись, лет двадцать. Значит, ты тоже стал комиссаром, да-да.

Они предались общим воспоминаниям — не потому, что их было особенно много. Жителя Буроса Бьёркмана вскоре после окончания Высшей полицейской школы охватила тоска по дому, и когда ему предложили должность в родном городе, он согласился быстрее, чем можно произнести «патрульный полицейский». Но, по его словам, там тоже можно сделать карьеру.

Он рассказал, как в город хлынула волна наркотиков, добравшаяся до таких уголков, где двадцать лет назад люди и не слышали о гашише.

— Взяли парня в Сванехольме, лет тридцати, продававшего амфетамин старшеклассникам. Оказалось, что у него склад в сарае отца и товара там на пару миллионов.

Он покачал головой.

— Нет, они точно скоро отравят всю нашу гребаную страну.

Телль задумчиво кивнул, хотя уже слышал об этом раньше и чувствовал себя слишком усталым для такого серьезного разговора. Он попытался не смотреть на руку Пальмлёфа на колене блондинки. Бьёркман представил ее как одного из своих инспекторов.

— Сейчас мы бросили все силы на убийство под Чинной, — неутомимо продолжал Бьёркман, — наверняка тоже связанное с наркотиками. Это на днях случилось, застрелили парня в районе Фрёшё, посреди леса. Это была настоящая казнь паф-паф, как в американских боевиках, — а потом убийца хладнокровно переехал его на машине. Два раза переехал, и от тела мало что осталось. Тут, понимаешь ли, начинаешь задавать себе вопрос, а что же будет через двадцать лет. Особенно учитывая, что теперь считают, будто в малонаселенных районах не должно быть полиции. Я имею в виду — какой прок в полицейском участке без полицейского? Блин, да пройдет же не меньше часа, пока туда приедут по тревоге…

Телль закрыл глаза, пытаясь протрезветь усилием воли. Он поднял руки, словно защищаясь от потока болтовни Бьёркмана.

— Подожди-ка… ты сейчас сказал… Точно, расскажи-ка еще раз. Расскажи об убийстве в районе Фрёшё.

Бьёркман удивленно посмотрел на него.

— Мы что, будем говорить о работе?

Телль кивнул и потянулся за забытой полупустой бутылкой минеральной воды «Виши нуво».

— Будем.

Через десять минут — Бекман тоже протрезвела на удивление быстро — Бьёркман дал им отчет по убийству, имевшему поразительные совпадения с их собственным расследованием.

— Я приеду к тебе завтра утром. В отдел.

Часы Телля показывали двадцать минут четвертого.

— Давай в девять.

— Но…

Бьёркман растерянно посмотрел на Телля.

— Завтра же тридцать первое декабря, выходной, ты что, забыл?

— Это ты забыл, — ответил Телль. — Завтра ровно в девять.

27

И Бьёркман действительно ровно в девять часов сидел за своим письменным столом в криминальной полиции Буроса, не снимая куртку, скорее спящий, чем бодрствующий. В поисках нужного этажа Телль шел на звук усталого дурацкого посвистывания и таким образом вычислил местоположение Юхана Бьёркмана. Тот с трудом поднялся и пожал Теллю руку.

— Вот черт, я сегодня никакой, — сказал он вместо приветствия. — Кофе?

— Да, мне целый кофейник.

Бьёркман пошел к автомату с кофе. Телль решил пока осмотреться. Кажется, Бьёркман по-прежнему любил порядок. Красные папки на полке стояли отдельно от черных, а на столе не было ни одной бумажки.

Телль вспомнил про собственный стол и не стал относиться к себе слишком критически. Он контролировал ситуацию. Кроме того, слишком аккуратные люди вызывали у него подозрение, поскольку рабочее рвение влечет за собой некоторый беспорядок. Фрейдист сразу разглядел бы здесь отца Телля, создавшего абсурдную форму порядка, окружив каждый момент повседневной жизни строгими ритуалами. Только став взрослым. Телль понял, что у отца был невроз навязчивых состояний. Узнав об этом, он стал легче воспринимать его мании.

Это не всегда было просто. В юности он не выносил жесткие и абсолютно неэффективные установки отца: каждая вещь на своем месте, завернутая в несколько слоев полиэтилена и перетянутая резинкой. Если порядок все-таки нарушался, а усилиями других членов семьи это происходило постоянно, отец был вынужден идти и исправлять ошибку. Дошло до того, что Телль стал вешать ножницы не на тот крючок или переставлять краску на водной основе на ту полку, где стояли краски на основе лака, чтобы потом, со смесью садистского удовольствия и отвращения, наблюдать, как отец нервно восстанавливает порядок. Словно демонстрируя, что мир не рухнет, если на секунду потерять контроль над вещами.

Телль саботировал жизненно важный для отца порядок еще и потому, что он вызывал у него бешеную злобу. Мысль о той бездне времени, которая тратилась впустую. О долгих часах и минутах, когда им с матерью и сестрой приходилось ждать. В отце он видел лишь самодовольство, непонимание своей болезни и пренебрежение по отношению к тем, кто хотел организовать свою жизнь по-другому, — то есть почти ко всем остальным людям на свете.

Тогда он еще не понимал, что порядок и контроль являются для отца способом справиться со своим страхом.

Теперь Телль-старший не мог подавить свой страх, поскольку не имел больше собственного жилья. Он находился во власти персонала дома для престарелых и того порядка, который они устанавливали. Без сомнения, теперь у него было довольно легко на сердце, несмотря на стариковские болячки. Возможно, его радовало полное отсутствие выбора.

Появился Бьёркман с полным термосом и двумя бумажными стаканами с мятыми краями. Телль осознал степень своей зависимости, вздохнув запах крепкого кофе. Он являлся кофеманом большого масштаба, но утром успел залить в себя только одну чашку кофе. Она была выпита стоя, на кухне; на его щеке отпечатались пуговицы от рубашки Сейи.

Она осталась. Была там, когда он вернулся в половине четвертого утра. Мысль об этом наполнила его не только счастьем, но и беспокойством, поскольку первое, что он сделал, да еще в канун Нового года, — снова отправился на работу. Но с другой стороны — пускай лучше сразу привыкает. Если она не сможет жить с этим, то не сможет жить с ним. Такая работа. Иногда по крайней мере.

— Ты что, хочешь, чтобы я поехал с тобой?

— Далеко до того места? — спросил Телль, хотя оба они знали, что это не имеет никакого значения.

Бьёркман пожал плечами.

— Нет. Пару миль.

Он наклонился вперед и с отвращением принюхался.

— Ты действительно можешь сесть за руль?

— Нет, но ты ведь тоже не можешь. Продолжим разговор по дороге?

— Конечно.

Они вышли из здания полиции и поехали через город. В это время на детских площадках начали появляться малыши со своими родителями, и пенсионеры стали бросать хлебные крошки птицам в парке Аннелунд. Хозяева киосков выносили на улицу рекламные стойки, завлекавшие низкими ценами на фейерверки, а через пару часов парковка на Кналлеланде должна была заполниться припозднившимися покупателями новогодних нарядов и недостающих продуктов к застолью. Город просыпался и готовился встречать Новый год.

— Штанга!

Бьеркман резко остановился и засигналил грузовику, не уступившему дорогу. Когда они снова поехали, он спросил:

— Ну а как ты справляешь Новый год, Телль?

— Я…

Он еще даже об этом не думал.

— …меня пригласили… старые друзья.

А ведь это было правдой, хотя он не ответил им, придет или нет.

— А ты?

— Пойду к соседям. Наши дома рядом, и мы по очереди встречаем Новый год друг у друга. Это удобно, поскольку после двенадцати сложно найти такси.

Стекла начали запотевать изнутри, и Бьёркман наклонился вперед, чтобы лучше видеть. Он убавил громкость радио и покосился на Телля.

— Кто начнет, ты или я?

Телль изложил основные факты по убийству Ларса Вальца, а Бьёркман к тому моменту уже свернул с основной дороги. Вскоре они оказались на узких проселках в лесах вокруг Вискафорса. Они проехали мимо кирпичных вилл, потом мимо редких маленьких домиков, и вскоре их окружил еловый лес. Здесь было много поваленных деревьев — похоже, местность сильно пострадала в последние годы во время ураганов.