Родриго Кортес - Пациентка
— Собственно, я к вам по поводу тех событий в оружейном магазине…
— Это ведь вы меня снимали? — внимательно посмотрела ему в глаза Нэнси.
— Каюсь, я, — привстал Марвин. — Но у нас ведь свободная страна?
Нэнси с сомнением покачала головой.
— Надеюсь, что да.
***То, какая удача посетила ее в лице собственного корреспондента девятого телеканала, Нэнси поняла сразу. Представитель трижды проклятых и обычно только и делающих, что сеющих панику и страх, средств массовой информации был вот он — сидел прямо напротив нее! Но решиться на главный разговор Нэнси не могла долго.
Она напоила нежданного гостя соком, усадила за стол пообедать вместе с вернувшимися из школы детьми, и только спустя два часа, когда, ответив на все его довольно корректные вопросы, Нэнси повела журналиста к выходу, ее как прорвало.
— Подождите, Марвин.
— Да? — с некоторой неохотой приостановился он.
— Это не все. Самого главного вы не знаете.
Журналист моргнул и покрылся румянцем, словно юная девственница.
— А что главное?
Нэнси кинула взгляд на его увесистый чемоданчик.
— Это ведь у вас камера?
Марвин сразу же вспомнил, как у него отняли кассету, и рефлекторно прижал чемоданчик поближе к себе.
— Да. Самая последняя модель.
— Тогда пойдемте со мной. Я расскажу все.
***Тем же вечером мэр города Хьюго Тревис признал, что все зашло уже слишком далеко. И дело было вовсе не в этом дураке Бергмане и даже не в колумбийцах — просто именно этим вечером ему позвонил знакомый биржевик с Уолл-стрит с простым и лаконичным сообщением: фондовый рынок на пороге очередного кризиса.
Что это означает для его дышащих на ладан двух фабрик, Тревису объяснять было не надо — еще неделя, от силы — две, и его фабрики, а вместе с ними и политическое значение их владельца существенно потеряют в весе.
Сколько именно, он еще не знал; этого и на Уолл-стрит не сказали бы наверняка. Одно было ясно: шансы договориться о перепродаже контрольного пакета акций семье Висенте Маньяни за сколько-нибудь приличную цену отныне таяли, как ледяной кубик на техасском солнце. И тогда он решился на крайнюю меру и позвонил Висенте.
— Нужно поговорить.
— О чем нам с тобой говорить, Хью? — усмехнулся в трубку Висенте. — О погоде?
— О погоде в первую очередь, — отрезал мэр. — Но ты сам понимаешь, это разговор не телефонный.
В трубке воцарилось долгое, напряженное молчание. Мэр понимал, что Висенте чувствует, как важен предстоящий разговор, и просто держит паузу — для веса, но легче ему от этого не становилось.
— Ну, как, Висенте? — не выдержал он. — Где мы с тобой встретимся?
Маньяни удовлетворенно крякнул; ему нравилось быть в разговоре главным.
— Как всегда, Хьюго, у мамы Розы.
Мэр сдержанно водрузил трубку на щелкнувшие рычаги и только тогда с облегчением вздохнул: то, что он собирался предложить Висенте, было не слишком… правильно, что ли, но могло решить все его проблемы за несколько суток.
«Лишь бы фондовый рынок хоть немного еще продержался… — с содроганием подумал он. — Хотя бы неделю!»
***Нэнси отвела гостя в спальню — единственное достаточно отдаленное от случайного подслушивания со стороны детей место. И здесь, глядя прямо в камеру, периодически всхлипывая и прикусывая губы, она рассказала о своей попытке захватить магазин — от начала до конца, от того момента, как замыслила ограбление, до вчерашнего дня, когда она полезла в сумочку.
Она понимала, чем это грозит лично ей. Но простить этому городу и его бонзам того, что они — год за годом — сделали с ее мужем, не могла. Джимми отчаянно боялся их всех, и она, где-то глубоко внутри прекрасно понимая, что более всего в этом повинен сам Джимми, тем не менее, прежде всего винила их — облеченных властью.
Она вытащила и разложила на столе прихваченный из сейфа смятый листок бумаги и детально прокомментировала каждое имя, каждое название и каждую ведущую от имен к названиям фабрик и сфер влияния стрелку. Да, в их городе смысл, который таил в себе этот листок, был бы понятен каждому, но в Хьюстоне… Нэнси очень рассчитывала именно на Хьюстон и поэтому рассказала о всех самых мелких деталях.
А потом, до странности заплаканная и потому сопровождаемая удивленными и недоумевающими взглядами детей, она вывела гостя из супружеской спальни, проводила до самых дверей, и вот здесь Марвин Гессель словно засомневался.
— Нэнси, могу я вас попросить?..
— Да, разумеется.
Гость протянул ей увесистый чемоданчик.
— Пусть он пока полежит у вас. А то у меня в этом городе уже отнимали материал — не хочу рисковать.
— Да, конечно, — приняла драгоценное оборудование Нэнси. — И спасибо вам.
— Это вам спасибо, Нэнси, — замотал головой журналист. — Вы по-настоящему отчаянная женщина. Я бы на такое не решился.
Гость как-то виновато пожал плечами, поклонился, развернулся и пошел по вымощенной камнем дорожке прочь.
***Марвин Гессель торопился. Стремительно пройдя по узкой тенистой улочке к стоянке, он сел в раскаленный автомобиль и тут же сообразил, что просто не помнит, как выбраться в центр. Долго кружил по улочкам, затем еще дольше выбирался к почте, почти обезумев от жары, с яростью обнаружил, что почта от стоянки — в четырех кварталах, и, утирая взмокшее лицо, прошел в прохладу переговорного пункта. Заплатил за междугородный звонок и нырнул в кабинку.
— Вы были правы, шеф, — продышал он в трубку, едва редактор отозвался.
— Ты откуда звонишь? Из Сибири? — рассмеялся редактор. — Ей-богу, тебя почти не слышно! Кстати, ты у мэра был?
— Конечно же, был! И у мэра, и в полиции! Не в этом дело! Здесь такое! — на подъеме проговорил Марвин и снова перешел на шепот. — Это супер! Шеф! Я о таком материале и не мечтал!
— А что там? — тут же отложил шуточки в сторону редактор.
— Вы ведь знаете, кто такой Висенте Маньяни?
— Разумеется, — закашлялся редактор.
— И кто такой Карлос, тоже знаете?
Редактор возбужденно шмыгнул носом.
— И что?
— Они у нас в кармане, — еле слышно проговорил в трубку Марвин.
— Ты что-то отснял? Привезешь? Когда?
— Готовьте кресло руководителя службы новостей, шеф, — рассмеялся Марвин. — Сегодня же ночью буду. Ждите.
Он положил трубку, выдохнул и, сияя, как новенький серебряный доллар, благодарно кивнул телефонистке и вышел в пекло техасского полудня. Ему было хорошо.
Телефонистка проводила его долгим внимательным взглядом, подняла трубку, набрала номер и тихо произнесла:
— Это Мария Маньяни. Мне, пожалуйста, дядю Висенте…
А едва Марвин сел в машину, как дверца притулившегося сзади белого автофургона тоже хлопнула. Бог знал, что делал, когда позволил Салли выследить злонамеренно заснявшего его автомобиль на пленку журналюгу.
***Висенте Маньяни отнесся к звонку своей троюродной племянницы более чем серьезно.
«Хьюго! Ублюдок! — сразу же понял Висенте, с каким разговором решил пожаловать к нему чертов мэр города. — Я же тебя столько лет с руки кормил! Гнида! Шантажировать меня вздумал!»
— Модесто, — решительно подозвал он к себе начальника охраны.
— Да, дядя Висенте, — склонился тот.
— Съезди к маме Розе и приготовь там все по высшему разряду, — многозначительно посмотрел глава клана в глаза Модесто. — Перестраховываться не надо, но может повернуться по-разному. Чтобы никого чужих на три квартала вокруг. Ты все понял?
— Сделаю, дядя Висенте, — наклонил курчавую голову многоопытный начальник охраны, но уходить не спешил, видел — рано. — Что-нибудь еще?
Висенте Маньяни криво улыбнулся.
— Здесь в городе журналюга ошивается… Марвин Гессель.
— Уж не тот ли, на которого Роуз Лестер наехала? — осторожно проявил профессиональную осведомленность начальник охраны.
— Он самый, — сурово кивнул Висенте. — Взять и вытрясти все, что он знает. Особенно то, о чем он говорил с Тревисом. Все! Ты понял, Модесто?
— Сделаем, — демонстрируя понимание, оттопырил нижнюю губу начальник охраны. — Он все скажет.
***Марвин торопился. Он сел в машину, тронулся в обратный путь, но уже через два поворота признал, что опять свернул не туда. Построенный еще во времена Гражданской войны городок категорически не отвечал здравому архитектурному смыслу двадцатого века. Похоже было, что единственная цель этих улиц — заставить захватчика растеряться и подставить свои расшитые золотом мундиры под пули свободных поселенцев молодой свободной страны.
Журналист чертыхнулся, сделал еще несколько попыток вернуться к дому Нэнси Дженкинс, выбрался на какую-то грунтовку, как вдруг обнаружил, что заехал в старый дремучий парк и, куда ни повернешь, каждый раз утыкаешься в массивную чугунную изгородь.
— Подонки! — чуть не заплакал Марвин и заглушил двигатель. Он должен был немного отдышаться.
