Гвидо ди Соспиро - Запретная книга
Сколько сеансов авторского кино мы посетили вместе? Помните Изабель Юппер?[38] Неужели она должна украшать каждый французский фильм своим невыразительным великолепием? Неужто она верит, будто каменное лицо всегда будет de rigueur?[39] Ей бы стать профессиональным игроком в покер, а не актрисой. А музыка? Я заметила ваше пристрастие к клавесинной и контрапунктной музыке композиторов тевтонского толка. Их произведения звучали бы намного лучше, исполненные задом наперед. Слава Богу, нам не пришлось слушать Шопена или Шумана, уж очень они тяжелы. Впрочем, не важно. Мы были вместе, вдвоем на небосводе.
Однажды я отправилась на праздник цветущей вишни. Великолепное зрелище! Вы, глупый, отчего-то не пришли. Почему? У вас аллергия на пыльцу? Пообещайте, что мы с вами поедем в Эстремадуру, в Испанию. Я не видела цветущих вишен в Японии, но в Испании они божественны — гораздо лучше вашингтонских. Мы с родителями ездили туда, когда я была совсем ребенком. Я перебегала от дерева к дереву по ковру из белых лепестков, опьяненная счастьем… Давайте закажем билеты на самолет!
Кстати, забудьте ваши водолазки! Нет, правда — они стали бешено популярны после фильмов о Джеймсе Бонде. Разумеется, мало кто умеет носить сорочки. Но вы-то, вы — в самом сокровенном смысле родились в сорочке.
Почему я не обращаюсь к вам «профессор»? Надо ли объяснять? Называть вас профессором было глупо с самой первой встречи. Кстати, в моем присутствии вы никогда не пили вина. Почему? Боялись того, что могли бы раскрыть? Как может Лео, лев, бояться вина? Ради бога, вы же не протестант! Ислам запрещает пить, но суфии только и делали, что пили вино. И правильно поступали!
Ребенком я помогала крестьянам собирать урожай, просто ради забавы. Мы владеем сотнями акр виноградников в окрестностях Вероны. Мне давали ножницы и ведро. Я делала что захочу. Много ли гроздей винограда я могла собрать? Не особенно. Мне нравилось бродить меж кустов, срывать ягоды, есть их. Когда одна из бочек заполнялась, мы с другими детьми мыли ноги, запрыгивали в бочку и топтали виноград. Вечером напивались муста, а ночью мучились животами.
Наш дом был полон слуг. Многие умерли, но осталась Марианна, наша старая экономка. Ко мне приписали английскую гувернантку, старую деву, которой следовало бы поручить воспитание мальчика. Она была такая дряхлая, что я частенько задумывалась, не издеваются ли надо мной. Не верилось, что человек может быть настолько бесчувственным. Та же гувернантка наверняка воспитывала Изабель Юппер. Так вот, Марианна была ее полной противоположностью, и когда мы приезжали в усадьбу, я проводила время только с ней. Она всегда ополаскивала себе волосы уксусом, но когда мыла голову мне, уксуса не лила. Экономка разговаривала со мной, но я не понимала ни слова, поэтому выучила ее диалект. Она часто называла меня маленьким ангелом, ниспосланным «небесами».
Когда у Марианны случился удар, врачи сказали, что у нее неизлечимая болезнь. Мне не сообщили, но я подслушала разговор родителей. Мне стало грустно, захотелось помочь старушке, но в больницу меня не пускали. Тогда я захотела, чтобы ей стало лучше. Не молилась — только всей душой, всеми мыслями пожелала Марианне здоровья.
Через несколько недель она вернулась в усадьбу, совершенно здоровая. Врачи не могли объяснить ее выздоровление, а только повторяли: «Чудо! Чудо!»
Я ничуть не удивилась, меня переполняла радость: сумела помочь Марианне, когда врачи оказались бессильны. Я была совсем маленькой. Мне и раньше удавалось воздействовать на события. Не стану о них писать, но знайте: вы единственный, кому я об этом рассказываю.
Я выросла, поступила в школу, и ход моих мыслей изменился — стала думать, как меня научили, отдаляясь от своего «дара». Я перестала понимать, что это, начала бояться и игнорировать его проявления.
Иногда у нас в доме говорили о странных проблемах, особенно мой дядя — о герменевтике и тому подобном. Дядя с великим трудом постигал то, что для меня было очевидным. Казалось, он все время витает в мечтах, полностью поглощен эзотерикой, ломает голову над ее тайнами. Мой отец был другим. Он больше похож на меня — человек приземленный; ему, по некой странной семейной традиции, и не дозволено изучать тайное наследие рода. Мне хотелось свободы, Европа казалась скучной и пыльной. Я переехала в Америку, чтобы пасти стада, как ковбои. Но вместо этого встретила вас!
Еще в Риме я заметила сияние возложенной на вас миссии. Вы его не замечали тогда и наверняка не видите до сих пор. Но я не теряю надежды.
Когда наши взгляды встретились, я поняла, что вы узнали меня, так же как и я вас. Мы узнали друг друга не как любовники, хоть это было бы волшебно! Вы читали «О любви» Фичино.[40] Вы одарены так же, как и я, Лео, только ваш дар гораздо весомее. Не спрашивайте почему — не знаю. Мы с вами не просто похожи, это — нечто большее. Мы — половинки единого целого.
Мы с вами не целовались, а я, глупая, обещаю вам… Брак? Нечто большее. Обещаю вам hierosgamos[41] через сексуальное единение, которого мы достигнем на божественном уровне. Если вы не осознаете этого умом, то должны почувствовать сердцем. Знание об этом проникло даже в христианское учение: вспомните о Деве Марии и рождении Христа.
Пожалуй, я сказала слишком много. Давайте полетим в Эстремадуру и полюбуемся на цветение вишен.
Срок моего пребывания в Джорджтауне подходит к концу. Отпустите ли вы меня? Если да — то это будет преступлением против природы. Не знаю, как еще это назвать.
Я пишу это письмо от чистого сердца. Знаю, вы переживаете сильное потрясение, но понять частичку святого, которая заложена в нас с вами, — вне человеческих сил. Помните: я не просто в вас, а вы не просто во мне. Я — это вы, а вы — это я.
Всегда ваша,
Орсина.ГЛАВА 14
Лео привык к длинным очередям в римском аэропорту, но не ожидал увидеть повсюду столько полицейских. В стране будто ввели комендантский час. Из-за террористов, вандалов, актов насилия и демонстраций безопасность в Италии вышла на первое место.
Лео прошел на паспортный контроль, передал необходимые документы иммиграционному клерку, голубоглазому смуглому парню лет двадцати с небольшим. Тот внимательно посмотрел на паспорт, затем на Лео, еще раз сличил его лицо с фотографией…
— Это старая фотография? — спросил офицер.
— Ей лет семь или восемь, точно не помню.
— Паспорт был выдан в итальянском посольстве в Вашингтоне. Почему?
— Я живу там. У меня двойное гражданство. Моя мать — итальянка.
— Серьезно? Какое у вас второе гражданство? — недоверчиво спросил офицер.
— Американское.
— Американское, да? Тогда почему же вы предъявили итальянский паспорт?
— Чтобы не стоять в длинных очередях на въезде в Европу. Впрочем, сегодня мне это не удалось.
Ответ офицера не устроил. Он снял трубку служебного телефона и долго с кем-то разговаривал. Лео занервничал. Он не слышал, о чем говорит полицейский. Неужели что-то не так? Чрезмерная бдительность и старательность офицера раздражали, но Лео терпеливо ждал.
Наконец полицейский положил трубку и сказал:
— Обновите паспорт и фотографию вклейте соответствующую. Следующий.
Пройдя еще один паспортный контроль, Лео сел на самолет до Венеции, где поселился в трехзвездочном отеле неподалеку от усиленно охраняемой железнодорожной станции. Он старался не выделяться и быть ближе к пути отступления.
Консьерж похвалил итальянский Лео, а тот вдруг осознал, что предъявил американский паспорт. Ну конечно, этот синий, а не бордовый! «Ничего страшного», — успокоил себя Лео.
Его проводили в безвкусно обставленную комнату с шаткой мебелью и серым ковровым покрытием. Ванная была такой же невзрачной. Хорошо хоть простыни оказались чистыми. Лео нырнул в кровать и проспал двенадцать часов кряду.
Проснулся он в четыре часа утра по местному времени, чувствуя себя разбитым из-за двух перелетов и долгого сна. Его мучили голод и недостаток свежего воздуха и физической активности.
Почему бы не прогуляться по волшебному городу, пока не открылись кофейни? С Венецией Лео ознакомился во время предыдущих визитов. Он оделся и вышел было на Страда-Нова, но передумал: позавтракать можно прямо сейчас, в дешевых забегаловках для рабочего люда. Лео пересек Гранд-канал и направился в сторону автомобильных стоянок и портовых складов.
Он с опаской прошел темными аллеями, вышел под открытое небо, на тротуар вдоль каналов. Ранним утром единственными обитателями улиц были крысы: кровожадные зубастые существа размером с упитанную кошку. Лео держался от них подальше. Постепенно он углубился в собственные мысли.
Безумное решение приехать в Италию и спасти Орсину, вооружившись исключительно учебником алхимии семнадцатого века, возвысило Лео над реальностью. Хотя, возможно, еще раньше это сделала клятва защищать Орсину. Пришла пора действовать. Обычный мир был бессилен перед лицом последних событий. Но преуспеет ли сам Лео? В «Магическом мире героев» Чезаре делла Ривьера выстроил искусный лабиринт, где неосторожный герменевт рискует увязнуть в трясине намеренно допущенных двусмысленностей. Нити живой, словно ртуть, мысли автора терялись и рассыпались, чтобы затем сплестись непредсказуемым и непостижимым образом.
