Гвидо ди Соспиро - Запретная книга
— Барон, не отчаивайтесь. Мы взялись за расследование и все перевернем вверх дном.
— Какой от этого прок?! — возмутился Эммануил. — Вы не выяснили, кто убил Анжелу. Некомпетентный болван!
В голосе барона звучал не гнев, а отчаяние. Гедина спокойно заметил:
— Барон, ваш телефон необходимо поставить на прослушку. Похитители могут выйти с вами на связь, сообщить свои требования. Постарайтесь держать их на линии как можно дольше. Да, вот еще, — добавил Гедина, — ваши счета заморозят. Стандартная процедура, вы должны понять. Примерно через час к вам приедет Галлорини. Пусть ваш секретарь предоставит в его распоряжение всю информацию по банковским счетам, вкладам, ценным бумагам и тому подобное. В ваших же интересах проявить участие.
— Идите к черту! — Барон в раздражении бросил трубку.
«В яблочко, — подумал Гедина. — Стандартная реакция на стандартную процедуру». Мистер Макферсон уже находился под контролем на случай, если похитители попытаются связаться с ним насчет выкупа. Инспектор запретил соединять Макферсона со всеми, кроме его адвоката, но и эти разговоры записывались и прослушивались.
К тому времени как профессор Кавана пришел на работу, весь факультет успел прочесть итальянские газеты. Миссис Рид вручила Лео свежий номер, но посчитала, видимо, что его надо предупредить поделикатнее, подсластить пилюлю.
Миссис Рид проработала в Джорджтаунском университете двадцать лет, из них десять — с профессором Каваной. Он вел себя безупречно — пример для нее, для других сотрудников, коллег и студентов. Ей хотелось проявить такт, ведь профессор Кавана — необыкновенно впечатлительный человек. Миссис Рид осторожно сообщила о похищении Орсины.
Удивленный Лео взглянул на газету.
— Это же «утка», — растерянно заметил он.
— Не уверена, профессор. Я склонна думать иначе. Этой семье выпало столько горя!
«Никакой трагедии! — безмолвно вскричал Лео. — Захлопни клюв и не каркай!»
В тот день темой занятий у Лео был эпистолярный роман Фосколо «Последние письма Якопо Оргиса», где поэт изливал душу, запечатлев в письмах свою непреходящую любовь и не менее сильную страсть к политике. Лео всегда относил излишнюю пылкость Фосколо к издержкам романтизма, но в этот раз он стал с живостью цитировать роман по памяти, интерпретируя для студентов исполненные страсти отрывки.
«Неужели это профессор Кавана?» — недоумевали студенты. Многие завершали учебу, кто-то учился в магистратуре, но все не раз присутствовали на лекциях Лео и никогда не видели преподавателя столь воодушевленным.
— «Я не ведал ни как утешить ее, ни как ответить ей, ни что посоветовать, — декламировал он. — О ангел! Да, да! Я сам плакал бы вечно, только бы высохли твои слезы! Моя ничтожная жизнь принадлежит тебе вся, до последней капли. Посвящаю ее тебе, твоему счастью!»
Перемену в профессоре оценили все девушки в аудитории: «Какой же он милый, когда цитирует эти строки!» Юноши мысленно поражались: «Какого дьявола он разоряется?! Что придумал?»
К следующей лекции романтический запал выгорел, накатила апатия. При первой же возможности Лео ретировался домой. Ему стало плохо, накатила тошнота, рвало желчью, потому что он не завтракал и не обедал. Что происходит? Почему?
Лео пристально и зло посмотрел на свое отражение в зеркале, перешел в зал, заваленный книгами, которые вдруг оказались бесполезны и никчемны. Внезапно его охватила ненависть к себе. Галилео и Гарибальди радовались возвращению хозяина, но Лео оставил котов без внимания.
«Кто я? — размышлял он. — Абсолютный болван. Что совершил? Чего добился? Разрушил жизнь женщины, убил ребенка. Нашего ребенка. Годами жил и работал как робот. Я был молод и чересчур самоуверен, подавал надежды — слишком большие надежды».
Что принесли большие надежды и блестящий разум? Пару книг и статей, которые никто не станет читать. Когда появилась возможность вернуться к жизни с Орсиной, он отверг этот шанс. Дурак, трус! Как же он себя ненавидит!
Остается только выброситься из окна… Достойное завершение жизни, которую и посредственной-то не назовешь. Но Лео догадывался, что не разобьется, а упадет на розовый куст, заботливо взращенный Мими Роулендсон, и остаток жизни проведет парализованный, испытывая еще большее унижение. Признание Орсины в Италии подтвердило его непроходимую глупость. Пытаясь совладать с утратой и унижением, он поклялся опекать Орсину и заботиться о ней; дал клятву и предложил помощь, но не сделал при этом ничего. Теперь Орсину похитили, ее жизнь — под угрозой…
Лео перечитал итальянские газеты. Инспектор, расследующий убийство Анжелы, оказался бездарен и беспомощен. Зачем он арестовал Найджела? Лео не мог поверить в причастность Найджела к убийству. Тот же инспектор расследует похищение Орсины. Что он собирается предпринять? Арестует менеджера отеля, который видел Орсину последним?
Ни одна из газет не упоминала, что сотовый телефон Орсины остался в номере гостиницы. Об этом знал только Зильбернагль. Чутье велело ему помалкивать; он верил, что инспектор Гедина успешно раскроет дело. Южный Тироль зависит от туристов, и Зильбернагль боялся, что трагедии, произошедшие в провинции Больцано, отпугнут приезжих.
Лео не догадывался, что инспектор проверил все входящие и исходящие звонки сотового Орсины с момента ее приезда в Италию. Вашингтонский номер Лео заметно выделялся в списке вызовов. Это был единственный американский номер, Орсина набирала его почти всегда ночью, при этом разговоры длились по полчаса, иногда дольше. Незадолго до своего исчезновения Орсина звонила по нему несколько раз, но все звонки были короткие. Она и в Больцано разговаривала с тем же абонентом — один раз долго, еще два раза — короче по времени, но всегда ночью.
Гедина сдержался и не стал звонить по загадочному номеру. Следствию выгоднее, если абонент не знает, что он под наблюдением. Полиция отследила для инспектора номер — оказалось, он принадлежит Леонарду Каване, профессору итальянской литературы и заведующему кафедрой итальянского языка в Джорджтаунском университете, в Вашингтоне, округ Колумбия.
Лео позвонил в усадьбу. Трубку снял Думитру — дворецкий его сразу вспомнил. Лео попросил срочно соединить его с бароном.
Он знал, что ему придется пообщаться с Эммануилом. Лео хотел выяснить, что можно сделать для семьи, предложить помощь, узнать, добилась ли результатов полиция, напала ли на след… Лео готов был немедленно выехать в Италию…
Но барон отреагировал иначе:
— Как вы смеете вмешиваться в наши дела, когда одна трагедия следует за другой?! У вас нет ни стыда, ни совести! Не звоните больше! Исчезните! Убирайтесь к черту!
Лео услышал глухой стук. В ярости бросив трубку, Эммануил сломал телефон.
Такое обращение нисколько не задело гордости Лео, он был даже рад оскорблениям. Лео кинулся в ванную, где его опять стошнило. Он умылся, вернулся в гостиную и перезвонил барону.
Трубку взяла Марианна. Она узнала Лео, хоть и была вне себя от горя. Экономка лопотала что-то на своем диалекте. Он боялся дышать, чтобы не упустить смысла, потому что говорила Марианна не очень четко. Ясно было одно: служанка не позовет барона к телефону, смысла в этом никакого нет.
В полиции — одни дураки.
Неужели Лео может помочь?
Барон хитер как лис, а вы слепы как крот и глухи как пень.
Лео мрачно выслушал это, не сказав ни слова, а Марианна заключила:
— Не будите спящую собаку.
Старая экономка расплакалась, и Лео понял, что ничего путного от нее больше не добьешься. Пора вешать трубку.
Что он имеет? «Бестиарий». Ясности ради Лео перечислил для себя всех животных: лис, крот и собака. Он никогда не питал любви к крестьянской мудрости, заключенной в поговорках, но сейчас было не время для снобизма. Что хотела сказать Марианна? «Слеп как крот и глух как пень»… Чего он не увидел, чего не услышал? Марианна предупредила, что барон «хитер как лис» и что не надо «будить спящую собаку». Что она подозревает? Что ей известно? Лео казалось, будто Марианна знает много больше, чем инспектор и его полицейские ищейки с богатым опытом и неплохими ресурсами. Или это пустая болтовня восьмидесятилетней старухи, чей диалект Лео с трудом разбирал?
Остаток дня Лео терзался сомнениями. Он пробовал молиться, но обратить разум к Богу оказалось тяжело — Лео давно не посещал церковь. Не зная, что делать, он лег на кровать. Непонятно, спал он или бредил, но проснулся с готовым решением в голове.
Миссис Мария Рид — седая дама в сером костюме, ставшая неотъемлемой частью кафедры итальянского языка, — пришла на работу ровно в девять и включила автоответчик. Первое сообщение было от Лео в 5.47 утра. Сухим, спокойным голосом профессор сообщал, что срочно уезжает в Италию и его занятия отменяются на неопределенный срок.
